Страница 9 из 19
Тому, кому дано было понимать высшую объяснятику, становилось понятно, почему учебник зубристики написан именно так, как написан. Ибо только недалёкие люди могли думать, что система обучения тупая, и учебники у неё бессмысленно запутанные; умные же люди понимали, что они написаны именно так, как нужно, чтобы в них могли научиться разбираться именно те, кто нужно. И разобрались во всём самостоятельно, ибо только так они лучше всего могли научиться объясняться так, как нужно. Ибо знание - сила, а давать силу несознательным людям опасно для общества. Так правовое Общество стало должным образом укомплектовано в высшей мере обученными и ответственными людьми.
Когда система обучения развернулась во всём своём многообразии, люди научились мыслить очень разносторонне и индивидуально, как и полагается членам образованного интеллектуально развитого общества. С тех пор, когда марамукам кто-то говорил, что им надо учиться считать, реакция была не только негативной, но эклектичной. Одни эмоционально вспыляли: "Дурак! Заткнись! Не хотим слушать твой бред!". Другие вполне интеллигентно объясняли: "...считать наше общество умеет, сколько нужно. И пусть лично я сам непосредственно не могут посчитать всё, но зато я точно уверен, что среди нас есть обученные и умеющие считать, которые могут всё объяснить, так что сначала приведите мне мнение этих людей, а потом я начну относиться к вашим словам серьёзно". А третьи лаконично отвечали риторическим вопросом: "А у вас, простите, какой уровень обучения?", и если не получали в ответ диплом с аттестации как минимум по трём продолженным, отрезали: "С вами не о чем разговаривать, не отнимайте у нас время!". И потому, если кто-то хотел выступить перед общественностью, ему было трудно подобрать универсальный довод, который заставил бы каждого слушать и внимать.
История одиннадцатая. Как в Обществе крепла мораль
Поскольку в правовом Обществе неизменно получалось, что как не дели, на всех не хватает, причём стабильно не хватит именно тем, кто в конце очереди, то каждый из участников был поставлен перед выбором: или несправедливость будет в отношении него, или в отношении другого. И вот тут каждому уважающему себя участнику Общества было не понятно, почему это она должна быть именно в его отношении? Чем это кто-то другой лучше него? Аналогичный подход со стороны других подогревал в каждом соответствующий настрой, в результате чего такие рассуждения стали дежурным принципом каждого типичного участника Общества. И тогда как-то само собой сформировалось понимание, что несправедливость должна быть в отношении того, кто её больше заслуживает. Т.е., тот кто меньше всех приложил усилий, чтобы в отношении него не было несправедливости, и должен стоять в конце очереди. И на этом поприще каждый друг другу конкурент - так уж получается. Ну а что делать - так уж устроен мир, и кто его знает, почему он так устроен? Участникам же Общества же традиционно не интересно было задумываться, почему он так устроен; им интересно было думать только о вопросах, почему обделённым должны быть именно они, а не кто-то другие. И вот в этом направлении они готовы были приложить все свои способности, кто на что горазд. Так в Обществе сформировалось своё, специфическое понимание справедливости. И в рамках этого понимания Закон стоял на страже этой справедливости, нужно было только научиться им пользоваться.
Когда люди с разным успехом пытались применять Закон в защиту своего понимания справедливости, неизбежно случались ситуации столкновения интересов. И тогда неизбежно кто-то оказывался обделённым, и возмущался поведением обидчика, обвиняя его в неадекватности: "Я ему говорил, что по Закону у нас апельсинов должно быть поровну. А меж тем очевидно, что он забрал себе больше. Значит, ему нужно подумать, как применить Закон по-другому, чтобы у нас стало одинаково. И надо же - я ему говорю об этом, кричу, а он слов не понимает! Ну, как можно быть таким неадекватным!?". Так тема о неадекватности вышестоящих стала одной из основных тем в разговорах каждого контингента.
Помимо острого вопроса адекватности у системы Общества была ещё и вторая особенность: работал принцип "хочешь жить - умей вертеться", но вертеться всегда почему-то получалось только в одну сторону - от власть имущих к не имеющим власти. Например: марабук, претендуя на свои несколько обещанных по закону апельсинов, имел очень мало шансов вернуть их, идя к Верховному и пытаясь что-то отспорить у его сотен, но мог достаточно легко поправить дела, совершая действия, в результате которых марамуки получали меньше. И таким образом, всегда в рамках такой системы можно было вернуть себе то, чего недополучил от высших, что-то отняв у низших.
В силу вышеописанного порядка в Обществе так получалось, что практически никто не мог получить то, что ему полагалось по Закону, но, в конечном итоге, благодаря ему же, кое-что мог задним числом компенсировать, если импровизировал. Но в этих импровизациях, приходилось злоупотреблять какими-то положениями Закона, полностью отдавая себе отчёт в том, что действуешь согласно одним его положениям, но вопреки другим, обещающим равенство и справедливость. И когда злоупотребляющий делал это, он понимал, что в отношении нижестоящего проявляется несправедливость, но так же понимал и то, что если он это не сделает, то несправедливость будет в отношении него самого. И когда он предпочитал первое последнему, он руководствовался отнюдь не примитивными эгоистическими соображениями - его логика в отношении обделяемого была построена иначе: "Ты ничего не делал, расслаблялся, в то время, как я вкалывал, напрягался, учился, грыз зубами гранит науки, сдавал экзамены, выигрывал конкурсы, чтобы получить эту должность, на которой смогу что-то решать. И теперь нам с тобой должно быть поровну? Нет уж, извини, вот когда ты столько же, сколько и я, сил потратишь на то, чтобы чего-то добиться в жизни, тогда и будем с тобой на равных". Только вот объяснять такие вещи словами было как то не принято, поэтому обычно практиковалось объяснение непосредственно на языке апельсинов. Но поскольку именно этого и не понимал оппонент, ему приходилось повторять "объяснения" снова и снова. И тогда уже возмущение по поводу неадекватности последнего было встречным.
Поскольку осуществить вышеописанные приёмы можно было именно при помощи Закона, то Закон в Обществе всеми должностными лицами стал пониматься, как система, стоящая на страже справедливости, а любой бунт против Закона - как попытка установить несправедливость. Так мораль людей встала на страже Закона, а Закон на страже морали, ибо Закон демократического общества не может лишать людей морали, а только лишь изменяет её, направляя в нужное русло, и поддерживая. И, будучи членами Общества, его участники продолжали оставаться людьми моральными и добрыми. Просто так получилось, что такими остались для себя, а друг для друга они таковыми быть почему-то перестали.
История двенадцатая. Как появилась служба общественной безопасности
В связи с разнообразностью мнений участников Общества Справедливости и Равенства, его Верховный, помимо оппозиционеров, имел так же и своих верных сторонников. Последние были, как в среде привилегированных классов, так и в среде простых марамуков. Эти восхищались его жёсткостью и решительностью, в которых видели основу стабильного и благополучного существования порядка, и молились на то, чтобы его власть всегда была сильная и крепкая. И они очень не любили всяких оппозиционеров, выступающих против горячо любимой ими власти, и с особым рвением готовы были броситься в спор с ними, чтобы доказывать им, какие те дураки.