Воля богов!

Одиссей, который пару дней назад сам пытался откосить, слушал эти речи всё с большим раздражением.

Разглагольствования Агамемнона его злили, нарастала ненависть к Паламеду, который как раз оставался спокоен и всё время стоял на носу корабля, глядя вперёд. Что он при этом думал, понять было невозможно.

Как назло, ветра почти не было, и корабль двигался только благодаря гребцам, а они оказались не очень работящие.

Медленное озверение постепенно охватывало путешественников, и они бы, пожалуй, передрались, если бы случайно им не встретился иностранный торговый корабль. Тут они выпустили накопившуюся злость. Торговцы, правда, оказались не троянцами, а финикийцами, но Агамемнона это только ещё больше разозлило. "Тут вся страна в едином порыве готовится в бою отстоять свою честь и отдать все силы на защиту отечества, а эти сволочи только и думают, как бы мошну себе набить - везут к нам свои шмотки бабские!" Корабль с купцами потопили "по закону военного времени", - как сказал Агамемнон, Одиссею только удалось его уговорить, чтобы часть товара перегрузили на их корабль - чего добру-то пропадать!

Успокоив нервы этим небольшим приключением, они продолжили путь, но, когда Авлида была уже совсем рядом, налетела буря. Корабль весь день носило по морю, а к вечеру, когда ветер утих, он оказался у острова Скирос. Путешественники, решив, что это произошло не без воли богов, решили тут заночевать.

Для Агамемнона Скирос интереса не представлял, ведь у престарелого местного царя Ликомеда не было сыновей - только дочери, а значит призвать на войну тут было некого, а когда он заикнулся царю о цели своего путешествия, тот довольно резко ответил: "Нет у меня тут воинов. Можете поискать: кого найдёте - ваши".

За ужином Агамемнон снова вернулся к своей любимой теме, но царь оборвал его словами:

-- Видишь гору за окном? Пару лет назад приезжал ко мне Тезей, мы с ним там гуляли, и он тоже всякие речи произносил про честь и про долг.

-- Тезей? - заинтересовался Агамемнон. - Он ещё жив?

-- Нет, - ответил царь. - Как раз когда он выступать начал, поскользнулся на апельсиновой корке и полетел с горы головой вниз. Так что сейчас он Аида с Персефоной агитирует. А если бы тогда поменьше болтал и получше под ноги себе смотрел, то до сих пор бы жил.

Агамемнон не понял, была это угроза или просто история к случаю, взгляд царя Ликомеда, по крайней мере, был очень серьёзным, так что разговор о предстоящей войне и обо всём, что с ней было связано, на этом прекратился. Да и не был этот разговор уместен в присутствии девушек - царских дочерей. Паламед затеял беседу о свойствах целебных трав, и этот разговор Ликомед охотно поддержал.

Перед сном Агамемнон решил прогуляться по дворцовому саду и, забредя в укромный тёмный уголок, вдруг увидел там двух девушек. В темноте он не разобрал их лиц, но по одежде узнал дочек Ликомеда, которых видел сегодня за ужином. Некоторое время девушки страстно обнимались, а потом донёсся шёпот: "Ты знаешь, я тебе со вчерашнего дня хотела это сказать, только... знаешь, у нас, мне кажется, ребёночек будет". Та девушка, которой это было сказано, вырвалась из объятий и оторопело уставилась на другую.

На секунду оторопел и Агамемнон. Придя в себя, он с отвращением сплюнул и удалился во дворец, где его спутники уже готовились ко сну.

-- До чего же люди докатились! - возмущался он, рассказав о том, что только что видел в саду. - Конечно, бабы - они и раньше друг с дружкой всяким срамом, бывало, занимались, но чтоб детей от этого заводить - до такого разврата ещё никогда не доходило!

-- Не нравится мне этот Ликомед, - задумчиво ответил Паламед. - Как он сразу полыхнул: некого у меня, дескать, призывать - ищите! Хотя мы ж его ни в чём и не подозревали. Кажется, ему есть что скрывать.

-- Меня другое удивило, - подал голос Одиссей. - Дочек у Ликомеда пять, а девушек за столом шесть сидело. Считать-то я умею. Откуда шестая?

Агамемнон недоуменно оглядел своих спутников.

-- Вы что хотите сказать?

-- Идея одна есть, - отозвался Одиссей. - Как раз и финикийские шмотки пригодятся.

Следующим утром во дворец Ликомеда постучались длиннобородые купцы в разноцветных восточных одеждах.

"Открывай, красавица! - бодро сказал один из них выглянувшей на стук служанке. - Издалёка идём, товар везём, задёшево отдаём!" С этими словами он ловко накинул ей на плечи расписной платок.

Разомлев от такой щедрости, служанка тут же впустила гостей во дворец. Они разложили перед собой привезённые товары, и тут же к ним как пчёлы на цветы слетелись все жившие во дворце женщины. Они толкались, гомонили, перебирали, рассматривали, щупали и примеряли платья, ткани, украшения, нюхали духи и приценивались, а купцы называли такие низкие цены, что приценившиеся почти всегда покупали.

Только одна из дочерей Ликомеда явно не проявляла интереса к разложенным перед ней женским радостям, а внимательно рассматривала меч, непонятно как оказавшийся среди тканей и бижутерии.

Вдруг на улице затрубили тревогу. Девушки с визгом разбежались кроме одной - той, что рассматривала меч. Схватив оружие, она резво бросилась из дворца навстречу опасности. У дверей стоял Агамемнон. Это он трубил. Купцы сняли с себя накладные бороды и тоже вышли из дворца.

-- Что же ты, парень, - сурово сказал Агамемнон, - среди девиц прячешься, когда вся Греция на войну собирается?

-- Мне мама велела, - ответила девушка, опуская меч. - Она сказала, что меня кто-то ищет, чтобы убить. А про войну я ничего не знал.

-- Стыдно тебе от смерти прятаться. Настоящий мужчина сам смерть искать должен и другим её нести. Зовут-то тебя как?

-- Я Ахилл, сын Пелея. А вы возьмёте меня на войну?

-- Конечно возьмём, - ласково ответил Агамемнон, и они пошли к кораблю, оставив во дворце все финикийские товары.

Деида-мия - старшая дочка Ликомеда, увидев из окна, как они уходят, бросилась было им вслед, окликнула Ахилла, но тот только махнул ей рукой и, как был в женском платье, поднялся на корабль, а она остановилась у дверей дворца, глядела вслед уходящему кораблю, и слёзы текли по её щекам.

Не только она плакала, глядя на мелькавший над волнами парус. Мать Ахилла стояла на берегу и беспомощно протягивала руки вслед кораблю, будто пытаясь до него дотянуться. Она не успела предотвратить случившееся, опоздав всего на несколько минут.

-- Не лезла бы ты в олимпийские дела, морская нимфа Фетида, послышалось у неё за спиной.

Обернувшись, Фетида увидела сидящего на камне Гермеса.

-- Это ты всё подстроил? - всхлипнув, спросила она.

-- Вообрази себе, нет. Я тут по личному делу. Присматриваю за моим внучком Одиссеем. Он, вроде как, решил торговлей заняться, а это дело по моей части, я думал, что помогу чем, посоветую, но он, как вижу, и без моих советов прекрасно обошёлся. А тебе, Фетида, я не враг. Ты сама себе враг отменный, и врагов себе наживать славно умеешь. И что ты на Олимп ходить повадилась? Там ведь даже бывалые боги как я думать о своих мыслях не решаются, а ты думаешь так, что все на тебя оборачиваются. Твои мысли даже читать не надо: они у тебя и на лице, и на языке. Про твои планы и помыслы на Олимпе, небось, даже Ганимед знает. Только и говорят, как твой Ахилл Зевса свергнет. И ты хочешь, чтоб тебе не пакостили? Конечно, сейчас без вмешательства какого-нибудь олимпийца не обошлось. Не случайно же этот корабль сюда приплыл. Не знаю уж, чья это работа. Может, Геры. Это ж из-за тебя её за ногу подвесили. Хотя, это кто угодно мог быть. Думаешь, никто не знает, где ты сына спрятала? И надо ж было додуматься так спрятать - парня среди девок! Хорошо ещё если он только с одной из них тебя бабушкой сделал.

-- Я знаю, - смиренно ответила Фетида, - на Олимпе меня и моего Ахилла ненавидят. Они и войну эту затеяли специально, чтобы убить его.

-- Вряд ли. Кто и из-за чего эту войну затеял - я сам уже запутался. А убьют там Ахилла или нет - это не ко мне, а к Аполлону. Он у нас большой специалист по предсказаниям.