Страница 2 из 11
Тарбаган между тем лихорадочно корябал по твердому бутану и все, что удавалось отковырнуть, спихивал задними лапами вниз. Но когда догадался старик посмотреть, много ли сделано, и опустил голову над норой, то увидел: нет там ничего! Все, что он накопал, унесла вода!
Отчаяние выразилось на черноусой морде. Затявкал зверь, заскулил и, уж, верно, ничего не соображая, ринулся на непокорный поток. Он яростно ударил его лапой, "вцепился" в него большими желтыми зубами, - да ведь какой толк драться с водой! Мелкие брызги, сверкая на солнце, расплескались в разные стороны, среди них даже небольшая радуга запуталась и повисла.
Что ж, хищники могли вволю потешаться над незадачливым грызуном. Конечно! Где это видано, чтобы зубами останавливали весеннюю влагу?! Канавка только расширилась, и поток с новой силой устремился в нору.
Хищники увидели затем, что тарбаган совершил еще несколько глупых поступков: обежал вокруг бутана, слазил в нору, чтобы проверить, не исчезла ли вода оттуда сама собой, и, разыскав место, где под снегом был еще один, запасной выход, стал его откапывать, как будто новая дыра могла улучшить положение!
Он, к счастью, вовремя одумался и, понурясь, поплелся к бутану. И тут его, пожалуй, осенило. Вдруг заторопившись, он приблизился к зияющему отверстию, ввалился в него как-то комом и, так как был несколько тучноват, накрепко заклинился. И - чудо! - журчание стекавшей воды вдруг прекратилось!
Теперь мутный, обжигающий холодом ручей бился ему в бок, сердито пенился, выискивая хоть щелочку, открывающую путь вниз. Но щелочек не осталось! И ручей собрался в небольшую лужицу, из которой вытекло два других ручейка, поменьше. Один из них направился к черному коротенькому хвостику тарбагана и, соскользнув с него, как с сосульки, пустился под уклон. Другой обогнул голову зверя и, мотая жесткие щетинки его усов, тоже заюлил вниз.
Талая вода - это вам не теплый грибной дождичек. Хотя и грело солнце с неослабевающим рвением, хотя и поднималась от обнажившихся камней и земли белесая испарина, тарбаган вскоре весь заледенел на своем посту.
Но он, конечно, не сдавался и готов был промерзнуть хоть до костей. Он, может быть, даже радовался, несмотря на немыслимую свою позу. Во всяком случае, то, как он обнажал по временам свои резцы, было очень похоже на улыбку!
А в кромешной темноте подземелья, в невыносимой сырости - да и зябко там было, как в ледяном погребе, - началось некоторое движение. Просыпаются тарбаганы. Эти звери так уж устроены: если холодновато в зимней спальне, их тела, наоборот, начинают отогреваться, и сон становится как бы дремотой. Но когда надышат теплого воздуха, то успокоятся и вновь впадут в крепкую спячку.
На этот раз случай был, конечно, особый - шутка ли, вода в доме! Тут не до сладкой дремоты, подниматься надо. Поэтому и зашевелились тарбаганы.
Разумеется, и они очень долго приходили в себя. Старый папаша устал дрожать, пока не услышал наконец живые звуки, доносившиеся из подземелья. И хотя это было сердитое фырканье и ворчание, сильно похожее на раздражительную брань, ему стало спокойней: все-таки очнулась семья, бодрствуют домочадцы. Их теперь запросто не утопишь!
Подземное жилище можно расширять в любом направлении, чего не сделаешь, скажем, ни с какой квартирой. Семейство тарбаганов хорошо знало об этом преимуществе своего дома и поэтому, как только пришло в себя, приступило к строительству нового помещения взамен отсыревшей спальни.
Опытная мамаша выбрала такое место, чтобы вода не доставала, и быстро вырыла в стене углубление. Дети ее затею поняли и, толкаясь, бросились помогать. И хотя они больше мешали друг другу, работа закипела. Глыбы шлепались в воду, чавкало, шуршало, сыпалось, даже стучало. Папаша наверху мог теперь торжествовать!
И вдруг...
Это произошло, когда уже выкопали порядочный коридорчик в направлении поверхности, а конец коридорчика расширили, чтобы можно было тут всем в сухости поместиться.
Со стороны главного входа опять донеслись звуки журчащей воды! И мамаша и дети - все разом замерли, прислушиваясь.
Надо понять тарбаганов. Они не знали, куда подевался отец семейства, они не знали, что размыто отверстие главного входа и какой ценой удается старику останавливать поток. Они знали только одно: в норе сыро, надо рыть новое помещение.
Другое дело, когда слышно журчание. Ведь вода, если она прибывает, доберется до них, куда бы они ни спрятались. Как тут действовать?
Испуганная мамаша по очереди ощупала носом тарбаганят и не могла не заметить, что дочь-тарбаганочка трясется, как в ознобе, а сын-тарбаганенок вроде бы притих... Этим ощупыванием она хотела убедить обоих не волноваться, но самой-то ей было не до спокойствия: она и представления не имела, как надо поступать, потому что никогда в жизни не попадала в такие страшные передряги.
А тарбаганенок не зря хранил сдержанность: в нем зрело решение...
Но пора представить юного зверя, который еще долго будет занимать внимание уважаемого читателя. К сожалению, момент выдается слишком напряженный, и нельзя не спеша, достойно яркими красками изобразить внешность и характер этого примечательного существа. Для первого знакомства сообщу лишь имя, которым его вскорости назовут: Кадыр.
Итак, будущий Кадыр, видимо, разобрался в обстановке. Он вдруг повернулся в полном молчании, быстро спустился в хлюпающую водой спальню, втиснулся в длинный канал-коридор и поплыл к выходу. Вскоре впереди зажелтел мокрый бок отца, а рядом засверкала щель, в которую проливалась тихо звенящая струйка.
Все стало ясно. Вскарабкавшись по отвесной стене, будущий Кадыр приткнулся к отцу и своим боком закрыл течь.
Каково ему было держаться без опоры, на весу?! Но ничего не поделаешь, он держался. Тарбаганы и вообще звери цепкие.
3
Что же случилось? Отчего щель?
На эти вопросы сразу не ответишь. Причем события, которые произошли за время, пока семья тарбаганов просыпалась, пока новое помещение строили, события, можно сказать опасные, еще не закончились.
Все произошло оттого, что беркут на дальней скале сидел, сидел, да, видно, от долгого безделья проголодался. Он ни на минуту не забывал о большом, аппетитном тарбагане, хотя и не унижался, как прочие, до того, чтобы следить за ним специально. Он был занят обозрением окрестностей как же, полновластный хозяин!
Наконец взмахнул беркут мохнатыми крылищами и лениво поднялся. Он не полетел напрямик к тарбагану, а, взмывая все выше и выше, чертил в небе равнодушные круги, будто прогуливаясь. И между тем с каждым кругом оказывался все ближе и ближе...
Серый корсак тоже считал свое право на тарбагана вполне законным. Он лишь потому до сих пор таился среди камней, что, откровенно говоря, сильно побаивался когтей предполагаемой добычи. Заметив маневры хищной птицы, он поднял острую лисью морду, оскалил зубастую пасть и тихо, но злобно, шипяще что-то как бы прокашлял. Эти звуки были не чем иным, как проклятьем и угрозой сопернику.
Грозить беркуту! С такой же надеждой на исполнение корсак мог грозить камню, оторвавшемуся от скалы.
Между обоими хищниками, охотившимися в одних и тех же местах, издавна существовали мирные отношения, основанные на безусловной уступчивости зверя. Птица без труда добивалась подчинения. Иногда, в минуту благодушной сытости, беркут пикировал на корсака, отчего тот никогда не забывал, как страшно свистит воздух, рассекаемый крыльями.
Но сегодня он все-таки осмелился. Ведь обидно! Он раскапывал нору, он полдня терпеливо ждал. И он не виноват, что тарбаган слишком крупный. Если бы вылез малолеток, вот тогда бы уж... Э-эх!..
Беркут приблизился. В какое-то мгновение его крыло неосторожно пересекло те самые лучи солнца, которые падали на тарбагана. Почувствовав прикосновение зловещей тени, зверь встрепенулся, вскинулся и увидел птицу.
Во всякое другое время тарбаган мгновенно нырнул бы в нору. Он и теперь невольно рванулся, чтобы скрыться. Но внизу - вода. Тоже смерть.