Славься, Кей!

Именно сумасшествие привело к странному эффекту — "янтарь" стал сливаться с сознанием. Точнее, сознание стало растворять в себе "янтарь". Появился даже какой-то суррогат расстояния — та область "янтаря", что становилась "его". Эта область росла, росла, росла… Кстати, это стало суррогатом времени — в прошлом году он находился в этой точке, а сейчас — уже вот туточки.

А потом областей "янтаря", не занятых его сознанием, не осталось. И он понял, что постиг движение.

И остановился он в своем движении и подумал — хорошо! Подумал. Наконец-то подумал.

Ощутил форму закаменевшего куска смолы — гладкий чуть вытянутый и сплюснутый камушек, который так удобно и приятно держать в ладошке.

Появились мысли, цепочки ассоциаций, и даже…

— Па! Смотри! Янтарь!

— Это не янтарь, Жень. Это кусочек стекла. Какой-то нехороший дядя выбросил в море бутылку из-под пива. Бутылка разбилась. Кусочек стекла обкатало морским песком, вот он и стал таким гладким.

— А тетя могла выбросить бутылку?

— Могла.

— Эта тетя тоже нехорошая?

— Не знаю. Надо бы взглянуть на эту тетю — оценить размер… нехорошести.

— Толь! Ты чему ребенка учишь?!

— Ма! Ма! А я нашла кусочек стекла!

— Выброси сейчас же, доча! Поранишься!

— Не поранюся! Па сказал, что его обкатало морским песком. Он гладкий. Об него нельзя пораниться!

— Жень! Делай, что говорит мама! Мама всегда права…

— Хм… вот, дорогой — можешь же, когда постараешься!

— … кроме тех случаев, когда она не права.

— Толь, я решила, что нам надо съездить на экскурсию! Хватит валяться на пляже! Я уже посмотрела — есть удобные экскурсии в Храм Лесного Ветра и в Город Тысячи Могил…

— О! Это будет интересно!

— Хорошо, что ты согласен. Когда?

— После обеда?

— Отлично! Потом, кстати, они на три часа отпускают народ погулять по торговому центру.

— О, нет…

— Ма! Ма! Па не хочет по магазинам!

— Да ты ж мое солнышко! Только ты о папочке заботишься!

— Подлиза.

— Ма! Тебя я тоже люблю!

— Все равно подлиза. Не разговариваю с тобой! Я обиделась! Ни-ни-ни! Не приставай! Все равно не люблю!

— Па! Ма обиделась! Она не едет с нами на экскурсию! Па, а давай мы одни поедем! Па, а там обезьянки будут?

… появились воспоминания.

И были выводы:

"Янтарь" был им — он был "янтарем". В этой мысли не виделось ничего противоречивого или абсурдного. Она была правильной и логичной.

За "янтарем" начиналось нечто огромное. Возможно, малый "янтарь" находился внутри более крупного "янтаря" с куда меньшей плотностью.

Почему бы и нет? Делать-то все равно нечего. И сознание стало заливать второй кусок "янтаря". Дело двигалось куда быстрее, хотя торопиться было некуда — кто познал жизнь, уже не торопится.

Потом был третий "янтарь". И "четвертый". И "пятый". Их плотность падала раз за разом и "поглощения" девятого "янтаря" он почти не ощутил.

Снова остановка. Но ненадолго. Теперь "янтарь" не был для него ограничением. Окаменевшая смола, в которой увязла доисторическая муха, перестала быть ограничителем, так как муха могла сделать с "янтарем" все, что пожелает.

В данном случае фантазия "мухи" была простой и незамысловатой — янтарь вдруг потерял прозрачность, дрогнул, и стал осыпаться мелким крошевом.

"Они почему-то всегда начинают с того, что ломают" — Подумал кто-то насмешливо.

Полуденное солнце сквозь легкие полупрозрачные занавески освещало огромную светлую комнату. Вначале я затруднялся дать ей определение — больше всего это помещение смахивало на номер в дорогой гостинице. Но потом сообразил — медицинская палата. Поскольку в наличии были: я в качестве пациента, меланхоличный доктор с повадками и внешностью Аллана Владимировича (минус шевелюра и очки), и веселый взвод симпатичных медсестер в однотипных коротеньких халатиках.

Не знаю, видел ли в своей жизни Кейлин Танилалу хоть раз дорогие номера престижных гостиниц (кроме, как в фильмах и на фото), а я мог сказать, что — да — звездочек тут набегало эдак с четыре. Честно заработанных звездочек. Впрочем, в моей жизни большого количества звездочек тоже было немного.

Настоящий ковер на полу, изящный столик с инкрустированной столешницей с красивыми стульями с высокими спинками, огромная кровать, в данный момент занятая одним-единственным мной. Если лечь по центру, то до края дотянуться будет невозможно даже, если лечь поперек. Три огромных кресла. Утонченная без аляповатости люстра под высоким потолком. На потолке какой-то абстрактный рисунок в нежно-бежевых тонах.

Увидев на стенах шесть разнокалиберных картин (от маленькой, в две ладошки, до огромной, во всю стену), я был вынужден прибавить этому "отелю" еще одну звездочку. Потому что мой ИБК, стоило мне заинтересоваться причудливыми горными пейзажами, под каждой картиной высветил соответствующий маркер с именами художников и названиями. И под каждым маркером — скромненькое крохотное уточнение-подпись "Подлинник". Молниеносный поиск по сети подтвердил — за самую маленькую из этих картин лично Кейлину Танилалу придется горбатиться лет эдак пять! И в процессе не пить, не кушать и не дышать.

Рисовать фломастерами на этих картинах мы, пожалуй, не будем. Тем более, что это пейзажи, а не портреты — так что и усы пририсовывать вроде как некому.

Может показаться странным, что сейчас я весь такой веселый и радостный. Потом-то сообразил, что в меня ввели столько обезболивающих препаратов, что удивительно, как я в пляс не пустился сразу после того, как открыл глаза. Тем более, что повод, как ни крути, есть. Наверно, танцевать с красивыми медсестрами, похожими на ангелов, я не стал по той причине, что даже под лекарствами двигаться мне было тяжеловато.

К тому же, ощущение от "янтаря" никуда не делись. Он по-прежнему был со мной, но никакой привязки к внешнему миру не имел. Это было, как… мысль. Янтарь находился в другом… измерении? Мире?

А в тот момент, когда впервые пришел в себя — будто проснулся после кошмара. Медленно блекнут, выцветают переживания и тревоги: смерть Лены, пережитый за нее страх, глухая ненависть к едва знакомому азиату-владельцу яхты, переживания за девятилетнюю Женьку, оставшуюся в отеле…

И — наконец — медленно выцветает воспоминание о том, как тело рвут акулы, приплывшие на запах крови…

Ну, посмотрел очередную серию ужастика "Челюсти". Ну, с кем не бывает? Подумаешь — событие… Подумаешь, в качестве одного из проходных персонажей-жертв.

Нет, ужастик, конечно, не забывается полностью, но становится менее важным, чем осознание простого факта — я снова жив! Да что там, на фоне этого факта "ужастик" откровенно не проходит по весу!

Последней в черно-белые тона переходит картинка висящих под разорванным животом потрохов в облаке крови.

Но взгляд на свой обожаемый гладенький (с кубиками!) живот и быстрая инвентаризация конечностей полностью закрывают тему ночных кошмаров. И антураж вокруг — будто какой-то талантливый (а скорее гениальный!) сценарист смешал "Масс Эффект" и "Гарри Поттера", ухнув на это дело годовой бюджет США. Или попилом бюджетов занимаются режиссеры? Ну, да — организм слегка не мой… Но когда свежеиспеченного попаданца волновали подобные мелочи, верно?

ИБК — имплантированный био-компьютер. Это сказка! Это подарок! Царский подарок на сотый юбилей царствования!