Страница 57 из 83
— Чего шумишь?
А затем первым полез в окно. Я же оставил в складе еще и припасенный мной заранее взрывпакет, который должен был наделать гораздо больше шума. Так и произошло. Когда мы пересекли двор и отпирали ворота, в доме раздался оглушительный взрыв. Впрочем, и так многие окна уже светились и в них мелькали тени. Прощальный фейерверк удался…
Глава 9
Новый удар маньяка и ночь на кладбище
Мне понравилось бегать по ночному поселку, хотя за спиной у нас с Ермольником пару раз прощелкала автоматная очередь. Стреляли от главного входа, когда мы уже покинули особняк и, петляя, мчались по тропинке к кузнице. Но настоящей погони они так и не организовали, разбираясь со взрывами в особняке. Наверное, подумали, что ночные воры еще там, внутри.
Полночи я провел у Ермольника, в его невзрачном домике, и мы почти не разговаривали. Я не сообщил ему о том, что виделся с Валерией, а он — где провел свой час. Но, судя по всему, и он потрачен не бесцельно: кузнец был еще более замкнут и раздражен, а глаза выдавали тоску затравленного зверя. На что же наткнулся он, на какие следы?
Я спросил только, удалось ли ему что-нибудь обнаружить интересненького, и он молча кивнул своей кудлатой головой. Нам еще повезло, что нас никто не видел в лицо, поэтому можно было не опасаться, что Намцевич начнет охоту немедленно. А так — мало ли кто залез к нему ночью в особняк. Хотя меня не покидала одна мысль: если угроза, о которой говорила Валерия, так сильна, то почему Намцевич не прикончил меня еще раньше? Два, три, пять дней назад? Ведь это было бы очень просто, все равно что прихлопнуть муху. Или его что-то останавливало? Кто-то мешал. Мне хотелось верить, что этим «кто-то» была именно Валерия. Я думал о ее прошлой судьбе, и — странно! — мои чувства к ней не претерпели никакого изменения. У меня не появилось ни предубеждения, ни чувства неловкости, что я влюбился в бывшую жрицу любви, а попросту, если уж называть вещи своими именами, в проститутку. Я был уверен, что она и тогда, в прежней жизни, не была обыкновенной шлюхой. Как же тогда назвать Клеопатру, которая меняла мужчин каждую ночь? Нет, судьба подобных женщин особенная, они — истинные цветки любви, к которым слетаемся мы, пчелки мужского рода. Какая разница, кем была женщина до своего перерождения, до своего обновления? И я даже был благодарен Намцевичу, что он откопал в Каире эту жемчужину, омыл ее чистой водой и заставил сверкать прохладной белизной лунного света. Странные шутки сыграла судьба со всеми нами: дед был влюблен в Валерию до потери памяти, я — тоже (очевидно, это у меня наследственное), она же, равнодушная к нам обоим, любит и ненавидит Намцевича, который готовит какую-то страшную кару всей Полынье… Она заклинала меня не идти по стопам деда, но я все равно проделаю тот же путь до самого конца, пусть даже мне придется пройти через брачный обряд Монка. В эти минуты я почему-то напрочь позабыл о Милене, словно был старым холостяком, и облик моей жены спрятался где-то в глубине души.
Но пришло время возвращаться в свой дом, и на рассвете я покинул Ермольника. А по дороге чуть не налетел на медленно проезжавший джип с охранниками, успев спрятаться в кустах. Не хватало только вновь прыгать, подобно зайцу, ожидая выстрела в спину. Хватит. Пора съесть свою морковку и прижаться к теплой спине моей женушки, такой земной и понятной, не похожей ни на загадочную Валерию, ни на еще более таинственную Девушку-Ночь. И именно так я и поступил, пробравшись в свой дом.
Утром я рассказал Маркову и Комочкову, уединившись с ними на веранде, о своих ночных похождениях и о том, что нас всех ожидает в ближайшее время, если, конечно, принять предупреждение Валерии на веру.
— А по-моему, она просто сумасшедшая, — заметил Комочков. — Здесь, в Полынье, все немножко сдвинутые. Ну какой такой цианид в бочках? Мы что, в Гайане? И оползень был вызван вполне нормальным природным явлением.
— Поживем — увидим, — хмуро отозвался Марков.
— Если, конечно, еще поживем, — сказал я. — Но на всякий случай больше никому не говорите, чтобы не вызвать панику. Наши и так на пределе. Хорошо бы разжиться оружием.
— Ежели его нет, то оружие добывают в бою, — произнес Марков. — Намотай это на свой ус. Коли ты побывал ночью в особняке Намцевича, то мог свистнуть там пару автоматов.
— Каким образом? Прокравшись к охранникам под ковровой дорожкой?
— А я бы им закатил в лоб, и вся недолга. Зря я не пошел с тобой. Теперь такой возможности больше не будет. Особняк начнут охранять, как Грановитую палату.
Потом мы все вместе позавтракали, а еще чуть позже пришла тетушка Краб и принесла новую дурную весть: ночью в поселке была убита женщина, вдова, жившая одиноко и не причинившая за свою жизнь никому никакого вреда… Она была зарублена топором во сне. Убийца влез в окно и таким же манером выбрался обратно, а обнаружила мертвую ее соседка, у которой та покупала молоко. Не достучавшись в дверь, соседка заглянула в открытое окно и увидела страшную картину: несчастная буквально плавала в луже крови.
Марков тотчас же собрался и поспешил на место происшествия, а мы с Комочковым еле поспевали за ним. В доме уже толпился народ, и милиционер Громыхайлов безуспешно пытался вытолкать их вон.
— А, сыщик! — обрадовался он Маркову. — Давай помогай, коли сможешь. У меня голова кругом идет.
— Это, Петя, с похмелья, — заметил я дружелюбно, но Громыхайлов так зыркнул на меня, что я умолк.
А Марков уже приступил к осмотру помещения и трупа. Он действовал сноровисто и быстро, не то что наш растяпа-милиционер, который и в самом деле маялся, бестолково толкаясь из стороны в сторону. Мне даже его стало чуточку жалко, но потом я вспомнил о смерти Мишки-Стрельца и о странном визите Громыхайлова в его каморку, к еще не остывшему телу: ведь именно на нем висит подозрение в убийстве смотрителя башни. А кто совершил новое преступление? С какой целью? Ограбление тут начисто исключалось. Что можно было взять у бедной женщины? Нет, решил я, здесь орудовал маньяк, убивающий ради удовольствия. К этому же мнению пришел и Марков, закончив осмотр. Я заметил, что он снял что-то с шеи трупа и положил в спичечный коробок. Я помнил, что в этом же коробке у него хранилась и улика, которую он нашел на теле изнасилованной и убитой ранее девочки. Если ее оставлял маньяк, то, без сомнения, он делал это специально, — словно бы ставя на очередной жертве собственное клеймо.
— Вот так, — важно произнес Марков, обращаясь к нам. — Как я и предполагал, он будет убивать только одиноких людей. Потому что… потому что и сам одинок. Надо искать вдовца, старого холостяка или вообще какого-нибудь нелюдима.
— Здесь таких много, — заметил Громыхайлов. — Человек двадцать наберется. Значит, снова маньяк? Уже третьего погубил, зараза…
— Почему третьего? — снисходительно возразил Марков. — К убийству Стрельца он не имеет никакого отношения. На его совести только два трупа. Правда, сейчас он обошелся без своих сексуальных проявлений. Но след все равно оставил.
— Какой? — спросили мы с Комочковым почти синхронно.
— А такой, который позволит нам сузить круг подозреваемых. И есть еще ваш неуловимый Гриша, с которым я очень хотел бы познакомиться.
— Так мы сейчас организуем розыск, облаву, — встрепенулся Громыхайлов. Видно, это дело было ему по душе. — Мобилизуем народ, все закоулки обшарим, все щели проверим! Найдем, никуда он от нас не денется… Я сам, лично, займусь этим.
— Без толку, — сказал Марков. — Есть места, куда тебя просто не пустят. Например, особняк Намцевича.
— Так что… он может быть там?
— Вполне. Ты пока подожди со своей облавой. Успеется.
— А что же мне тогда делать? — Растерянный Громыхайлов, похоже, полностью отдал инициативу в руки столичного сыщика.
— Прежде всего позаботься о трупе. Чтобы ее похоронили по-человечески. А не так, как Стрельца. И собери мне данные на всех этих одиноких. Меня интересует одно: их увлечения. Начиная с раннего детства.