Святой убивец

Все же не удалось похабникам сломать генетику нашего народа. Можно сказать, что в эту войну, фактически, девственники и девственницы разбили наглые хари дедушек будущих европейских пидоров, ковырялок и сосалок. Моя задача лишь в том, чтобы процедура мордобития для западных тварей была бы еще болезненней. Чтобы пять веков их бросало в холодный пот при одной мысли воевать с нами. Вопрос лишь один. Как мне это лучше сделать? О, Великий Будда, простишь ли ты мне мои грехи будущего убийцы?

Здесь опять вспомнил романы о попаданцах. Что ни говори, а, много ценного в жанре альтернативной истории наложено, то есть, заложено. И первая спасительная мысль всплыла аварийной подлодкой из глубин подсознания. Надо искать рояли, пианино, баяны и прочие музыкальные инструменты. Дело не в том, что любой ГГ должен уметь ими пользоваться. Ведь и в обычной жизни каждый из нас сотни раз, если не тысячи, забегая в кусты, обнаруживает ряды концертных роялей с партитурами на все вкусы. Дело в том, что они есть всегда! И примеров в суровом реале, и, тем более — интернете огромное количество. Человек, которого фактически сбивает машина, в самый последний момент ухитряется остаться невредимым. А это уже объяснению не поддается. Рояль так рояль. Всем роялям фортепьяно! А если их нет, то унывать не будем. Начнем сколачивать из подручных материалов пианино собственными кривыми ручками, и заранее расставлять по всем углам и кустам.

— … ильевич ведь давно сделал открытие, которое на сотни лет опередило всю нашу науку! — Неожиданно донесся голос соседа. Азартно махая здоровой рукой, он, видать, уже давно читал мне лекцию. Надо же, мое мычание он принял за одобрение, и, похоже, нашел во мне заинтересованного слушателя. Не зря же говорят психологи, кто чего хочет, то и видит. Судя по грамотной и культурной речи Пал Палыч имеет отношение к местной науке. Коллега. Ну, что ж, вникнем в суть. Всосем мысль, как говорит, то есть будет еще говорить в будущем мой младшенький балбес. Пора приступать к врастанию в тутошний реализм.

— И не возражайте молодой человек! Поверьте, что ему удалось совершить рывок в познании неведомого. Скажу больше, даже сам великий Ньютон в подметки не годится!

— Простите, кому не годится?

— Извините, опять увлекся. Разумеется Михаилу Васильевичу Ломоносову.

— А, ну да. Конечно, талант. Самородок…

— Слышу в вашем голосе скепсис. Нет. Он гениальнейший из гениальных.

— Ну, что вы, коллега, — я рефлекторно закинул ногу на любимую детскую лошадку, — это уже классика естественных наук. Создание многоцветной смальты для мозаик, опыты с телескопами, физика, химия, история…

— Да если бы знали, что наш гений открыл, вы бы такими шаблонами не оперировали. Что можете сказать о, так называемой ночезрительной трубе?

— А что тут особенного? Михаил Васильевич просто подобрал линзы окуляра таким образом, что все изображение тонким пучком фокусировалось в зрачке, а не на всей площади глазного яблока. Можно сказать, что сей аналог прибора ночного видения весьма впечатлил современников, тем более при примитивном уровне развития оптики времен императрицы Екатерины.

— Вот и вы так же думаете молодой человек, — погрустнел Пал Палыч, — вот уже много лет я не могу доказать, что Ломоносов открыл принцип видеть ночью, как днем. Между прочим, мне довелось пообщаться с людьми, которые имели честь держать в руках сохранившиеся оптические приборы, сотворенные нашим гениальным академиком…

Признаться, меня эта беседа стала утомлять. Глаза закрывались, и я начал проваливаться в сон. Слишком много фантастических событий произошло со мной. А избыток информации может вызвать необратимые процессы в мозге. Даже моем. Но отключиться не удалось. В палату без разрешения нагло ворвались местные врачи и начали под видом осмотра терзать мое, теперь юное тело. Плотного вида врач, видимо, с еще дореволюционной практикой, деловито осмотрел голову, при помощи деревянной трубочки прослушал меня. Видимо, таким образом он меня вынуждал выживать в экстремальной ситуации. Восхитился прочностью черепного свода, который не разрушился от удара болванки. Тоже мне, сделал открытие. Об этом я узнал еще в Ташкентском госпитале. Правда, я тогда был в своем теле. Тем не менее, осколок, пробив ШС лишь отрикошетил от костей, потерял пробивную силу. Обошлось только рассечением скальпа. Да, и, как я смог бы добиться после успехов в науке, не имея чугунной головы? В моем сегодняшнем случае пришлось изобразить частичную потерю памяти. Кажется, симуляция удалась, врач поверил бывалому интригану. Еще бы, тот, кто прошел суровую школу ученых советов, с легкостью запудрит мозги всем, даже добрейшей души человеку — наркому НКВД Лаврентию Павловичу.

Пал Палыча увели на перевязку, и я, наконец, оставленный врачами, отключился. Мне приснился сон, удивительным образом похожим на настоящий реал. Я шел по лесной тропе, на которой стояли фанерные указатели с корявым трафаретом — Будда там. От увиденного мне стало радостно. Даже во сне Великий Учитель не оставил меня одного. С улыбкой рекламного идиота вышел на поляну, где под дубом стоял большой стол, а за ним в застиранной полевке и лихо сдвинутой на затылок панаме сидел прапорщик Сергеев собственной персоной. Жуткий матершинник, бабник и рубаха — парень в одном воплощении. Я служил с ним много лет назад. Он погиб за неделю до моего подрыва на фугасе. Остался прикрывать отход нашей группы, когда мы попали в засаду. Меня всю жизнь после его гибели грызла совесть, что мы не смогли вынести его тело, и отправить на родину. Наверное, за эти годы и косточки его разрушились среди камней. От этой неожиданной встречи я остолбенел и лишился дара речи.

— Ну, и, хули? Бля, чего вылупился? — С усмешкой посмотрел он на меня, и выдал небольшое предложение, которое можно было перевести примерно так, — бип, бип, бии — бии — бии…

— Неожиданно как — то. Ты почти не изменился…

— Какого бип, бип, бип…, ладно, садись за стол. Ничего, что я на чистом французском с тобой общаюсь? Кес ке се? Поговорим. Давно не виделись…бип, бип…, «шило» буш, лейтенант?

Заторможено сел на табурет, автоматически поднял стакан, и, под традиционное — за встречу, влил в себя. Поперхнулся.

— Ух, градусов девяносто будет… — едва отдышавшись, выдавил я.

— Не — а, семьдесят пять. Иначе никакого здоровья не хватит, — отмахнулся Сергеев, — Я же не враг своему молодому организму. Получше коньяка будет. А ты, чего тут делаешь, морда ученая? Я то, понятное дело, здесь теперь обретаюсь, в райских, нафиг, кущах. Заслужил. Вина — залейся. Баб — всяких и разных. Хошь, счас кликнем, и, как их, нафиг, и р — р- ра-а-з! — Прапорщик сделал характерный жест, словно насаживая объект на воображаемый кол.

— Не — а, — отмахнулся я. — Грех это. Я жену люблю.

— Бля — я, — загоготал Сергеев, — Не свисти. А кто аспирантку, на хрен насадил? Сан Сееич Пушкин? Давай у него спросим. Саня — я, ты аспирантку драл в позе обкуренного кролика? — крикнул прапор в чащу.

— Не — е, не успел еще… — приглушенно донеслось в ответ.

— Вот видишь, — укоризненно покачал головой Сергеев, — если Сергеич не оттягивал, значит, кроме тебя — некому. Логика — вещь железная.

— Да это она меня, можно сказать, изнасиловала! — начал оправдываться я, — как налетела после ученого совета, и весь вечер не отпускала! Еле живым вырвался! Меня, признаться, страх охватил. Ведь так и до смерти загнала бы! Бестия на конце! Оргазм все стремилась пролонгировать! Неугомонная.

— Эх, как я тебя понимаю, — вздохнул Сергеев, — попалась однажды мне такая особь. Жуть. Болезнь это у них. Бешенство. Бесы через это дело энергию отбирают. Ты, в будущем их только остерегайся. Ну, а здесь кого ищешь?

— Великого Учителя своего. Будду…