Девушки и единорог

Его родители не смогли противиться и были раздавлены. И Элизабет, несмотря на свою жизнерадостность и его любовь, оказалась не в состоянии выдержать. Ей нужно было покинуть Гринхолл. Они должны были вместе покинуть Гринхолл. Понимание этого могло растерзать душу. Но Джонатан сразу же решил, что не может поступить иначе. Он поговорит с Элизабет, когда та проснется.

Уже несколько мгновений он слышал приближающийся стук копыт лошади, скачущей по торфяной дороге. Несмотря на то, что дорогу снова и снова, через каждые пять лет, мостили камнями, торф быстро поглощал их. Лошадь промчалась под окнами и остановилась перед главным входом. Через несколько секунд раздался грохот дверного молотка.

По дому как будто пронеслась тревожная волна. Разбуженные слуги метались по коридорам, постепенно скапливаясь возле дверей, в которые продолжал стучать неизвестный посетитель.

Джонатан первым устремился к двери, двигаясь так быстро, что полы его халата не поспевали за ним. Охваченный яростью, он был готов уничтожить того, кто посмел разбудить Элизабет.

За дверью стоял подросток с всклокоченной рыжей шевелюрой и кирпично-красной физиономией. Джонатан признал в нем сына молочника из Донегола.

Мальчик быстро заговорил, не позволив хозяину открыть рот:

— Ох, господин, я как раз хотел увидеть вас! Вы должны немедленно поехать со мной! Патрик Килиан и Дермот Мак-Крэг вот-вот поубивают друг друга! Это что-то ужасное! Едем скорее!

— Они что, подрались? Где? Почему?

— Они на острове Сент-Альбан. Мак-Крэг загнал туда своих коров во время отлива, но Патрик заявил, что пастбище на острове отдано его ферме. А Мак-Крэг сказал, что за последние двадцать лет Патрик не сводил туда ни одного теленка. Траву на острове нужно использовать, Господь не хочет, чтобы она пропадала без пользы. К тому же, Патрик католик, а Мак-Крэг — оранжист, и у каждого полно друзей! Все это кончится очень плохо. Отец сказал мне: «Только сэр Джонатан не позволит случиться страшному. Быстрее отправляйся за ним!»

— Я еду! — бросил Джонатан.

Конюх уже кинулся седлать Хилл Боя, самую быструю лошадь, великолепного белого пони из Коннерамы. Через пять минут Джонатан уже скакал к океану. Он знал обоих фермеров, они были с его земель; знал он и остров Сент-Альбан с развалинами монастыря и полуразрушенной башней. Остров входил в его владения, но он еще ни разу не посещал его, так как на нем никто не жил и там не было хозяйственных построек.

Пока Хилл Бой мчал его к берегу, он молился, чтобы Бог не дал ему опоздать. С времен завоевания Ирландии Плантагенетами ирландцы не переставали бороться за свою свободу и свои права. Владельцам поместья обычно удавалось предотвратить серьезные беспорядки на своих землях. Это было весьма сложно, поскольку Донегол, как и другие северные графства, после казней и депортаций, последовавших за восстанием О’Нейла[8], были заселены по приказу короля Якова I[9] англо-шотландскими колонистами-арендаторами протестантской конфессии. Их потомки, находившиеся на землях Джонатана, обладали правами, которых были лишены католики. Они могли богатеть и часто занимали более высокое социальное положение, что было недоступно коренным ирландцам. Их было не очень много, но достаточно, чтобы поддерживать у католиков постоянное ощущение несправедливости. Недовольство католиков проявлялось драками на базарах или в кабаках; как правило, дальше дело не заходило, так как в пределах владений Гринов, благодаря их разумной политике, католики были несколько менее обижены, а протестанты обладали менее выраженными преимуществами, чем в других частях Ирландии.

Лендлорд Джонатан, ирландец душой, но сторонник протестантизма и законопослушный англичанин, спешил, подгоняя Хилл Боя, в надежде успеть к месту конфликта до того, как разгорится пламя насилия. На нем были белые обтягивающие брюки, такие же белые сапоги и белая шерстяная рубашка ручной выделки, тонкая, словно из индийского шелка. Весь белый на белой лошади, он промчался по зеленой долине, не выбирая дороги, преодолевая ручьи и зеленые ограды, и ему потребовалось меньше часа, чтобы доскакать до побережья. На берегу, напротив острова, собралось несколько сотен человек, включая женщин и детей. Мужчины крепко сжимали в мозолистых руках деревянные вилы, лопаты, дубины и просто палки. Толпа делилась на две части узким, в несколько шагов, промежутком, своего рода «ничейной землей», по которой белый всадник проехал до самой воды, где и остановился. Первым его приветствовал оркестр протестантов из трубача и барабанщика; ему сразу же ответили флейта и скрипка музыкантов-католиков.

— Хорошо, хорошо! — крикнул Джонатан. — Вы прекрасно играете, только держитесь подальше друг от друга. Но кто отвезет меня на Сент-Альбан?

Вода прилива стояла очень высоко. С десяток лодок перемещались по проливу, одни к острову, другие к материку. Первые были заполнены готовыми к схватке бойцами, на вторых оставался только один гребец. Когда одна из них приткнулась к берегу, Джонатан запрыгнул в нее, сопровождаемый мужчиной-католиком, хотя гребец на лодке был протестантом.

Весь в белом, Джонатан, стоявший на носу лодки, смог, наконец, взглянуть на приближавшийся остров. У него внезапно прервалось дыхание. Ему почудилось, что увиденное им было создано в этом пространстве и этом времени только сейчас и только для того, чтобы он увидел созданное, и что только ему было дозволено видеть это, хотя то же самое должны были видеть и все остальные. Остров открылся для него, представ перед ним в своей совершенной истине, и только ему повезло увидеть его и понять.

Дар красоты не мог просуществовать дольше, чем длился его взгляд. Небо над ним было безупречно синим, каким никогда не бывает в Ирландии. Застывшая поверхность моря сверкала, словно зеркало. Все вокруг замерло, застыв в неподвижности. Для взгляда человека, стоявшего на носу лодки, весь пейзаж представлял собой сочетание идеальных изогнутых линий. Если бы лодка продвинулась вперед всего на один метр, все мгновенно изменилось бы. Поняв это, Джонатан увидел все сразу: под куполом девственно чистого неба в протянутом ему кубке моря лежал изумрудный остров, изысканный, словно грудь юной девушки, и на его вершине виден был сосок, образованный руинами аббатства с их приземистой башней. У далекой линии горизонта темно-синее море соединялось с более светлым небом, и между морем и небом лежал остров.

Волшебное зрелище продолжалось одно мгновение, но Джонатан успел увидеть его. Затем поднялся ветер, по небу помчались тучи, океан заволновался, остров лишился своей идеальной формы. Лодка обогнула край острова. Со стороны океана берег плавно спускался к воде. На этом склоне, точно посередине между руинами монастыря и кромкой прибрежной пены, возвышались шесть каменных призм высотой с взрослого мужчину. Шесть камней образовали круг с промежутком на месте седьмого; находившийся на этом месте камень упал внутрь круга и походил теперь на стрелку каменных часов. За тысячи лет дыхание океана оставило на камнях неизгладимые следы; лишайники, питающиеся веществом камней, а также светом и ветром, обволокли камни живым покрывалом. Такие же древние, как сами камни, лишайники собирались просуществовать на камнях до конца времен. На самом высоком из камней монахи обители установили когда-то железный крест, но сейчас от него сохранилось только углубление цвета ржавчины.

Когда Джонатан спрыгнул на берег с лодки, он уже почти не думал о двух фермерах, готовых к драке. Заметив его появление, они стояли, повернувшись к нему, по-прежнему готовые к схватке. Обнаженные до пояса, они опирались на лопаты, вертикально воткнув их в землю. За каждым из них плотной группой держались их сторонники. Десятки глаз неотрывно следили за подходившим Джонатаном. Джонатан остановился и посмотрел на них. Он уже знал, каким будет его решение, которое одновременно разрешит конфликт.

8

Восстание ирландцев против английской власти в Ольстере, подавлено в 1608 году.

9

Яков I (1566–1625) — с 1567 г. король Шотландии, а позднее также Англии и Ирландии (1603–1625).