Девушки и единорог

— У вас нет причины драться из-за острова, — сказал он. — Остров будет моим. Я собираюсь жить здесь. И я построю здесь свой дом.

Он приказал, чтобы принесли веревку, и сразу же, не сходя с места, обозначил с помощью какого-то мальчишки контуры здания. Он уже видел его внутренним взором, он помнил его, как будто увидел с лодки в тот миг, когда остановились время и пространство. Строение возвышалось на гребне возвышенности, там, где сохранились руины монастыря, здание, сверкавшее белизной между зеленым и синим.

Первой проблемой оказалось отсутствие поблизости карьера с белым камнем. Но он видел свой дом белым, поэтому ему требовался только белый камень.

И камня ему нужно было много, потому что план он набросал грандиозный, не обращая внимания на крестьян, уже забывших о конфликте и с улыбкой следивших за своим лендлордом, охваченным типично ирландским безумием.

Дом должен стоять вплотную к сохранившимся развалинам монастыря, фасадом к материку. Таким образом, развалины будут защищать его от океанских ветров.

Разумеется, Джонатан хотел увидеть дом, как и дорогу, как можно быстрее. И он нашел, где взять камень. Его подвозили небольшими партиями на повозках или на вьючных лошадях по построенной им дороге, которую протянули до берега. По распространившимся слухам, его добывали на другом краю Ирландии. Некоторые говорили, что сэр Джонатан был способен привозить его даже из Америки. Когда любопытные пытались уточнить происхождение камня у сопровождавших груз людей, то те отвечали, что получили его от предыдущих поставщиков, которые, в свою очередь, получили его еще у кого-то. Таким образом, никто не мог выяснить, где начиналась эта цепочка.

Камень выглядел великолепно, прочный и в то же время достаточно мягкий, чтобы приехавшие из Франции каменотесы могли обрабатывать его пилой. Такого в Ирландии еще не видели.

Вторая проблема была связана с морем. Во время прилива можно было добираться до острова только на лодках, тогда как во время отлива на остров можно было проехать верхом или на повозках, так как оставшаяся вода была не глубже, чем по колено человеку. Тем не менее, северный ветер часто создавал между материком и островом сильное течение, делавшее путь через пролив опасным мероприятием. Поэтому Джонатан решил построить через пролив дамбу, чтобы дорога подходила с суши прямо к дому. Он начал строительство дамбы одновременно с двух концов, с острова и суши. Однако соединить два отрезка дамбы никак не удавалось, так как каждый раз прилив создавал в проливе бурный поток, разрушавший недостроенное сооружение.

Строительство дома шло более успешно. Белоснежный фасад с полутора десятками окон освещал своим сиянием темно-зеленую лужайку. Остатки монастырской башни оказались встроенными в северо-западный угол дома. Для равновесия Джонатан построил еще одну башню на югозападном углу; здесь здание продолжалось на уровне первого этажа библиотекой, над которой помещалась спальня Элизабет. Изогнутые контуры в плане здания явно преобладали над прямолинейными, так что широкие окна спальни выходили на восток, на юг и на запад. Джонатан пояснил Элизабет, что, таким образом, в ее комнате солнце будет с утренней зари до вечерних сумерек.

С задней стороны дома остатки монастырских стен сровняли с землей и на этом фундаменте возвели строение для прислуги.

Элизабет часто появлялась на острове. Она с восхищением и улыбкой наблюдала за хлопотами мужа. Она все еще кашляла, хотя и немного. Но быстро уставала. В начале 1829 года она сообщила Джонатану, что тот скоро станет отцом.

Именно в это время строительство дома столкнулось с третьей проблемой. И виновником оказался Клок Канаклок.

От монастырской башни сохранились только две круглые комнаты на первом и втором этажах. Джонатан восстановил их и привел в жилой вид. Войти в них можно было только сверху, через дверь, расположенную на уровне второго этажа нового здания. Комнату на первом этаже башни, темную и прохладную, Джонатан решил использовать как кладовую. Таким образом, получалось, что когда кухарке требовался горшок муки или мешочек соли, она была вынуждена подняться из кухни на второй этаж, войти в башню, спуститься на первый этаж в кладовую, снова подняться на второй этаж и, наконец, спуститься к себе на кухню. Большинство хозяев в этом случае вряд ли стали проявлять заботу о кухарке, однако Джонатан не только обладал способностью ставить себя на место другого человека, но и предвидел ожидающие его трудности. Он представил, как этот путь то и дело придется проделывать старой Кайтилин, кухарке Гринхолла, задыхающейся, с больными ногами, и решил пробить в стене башни вход в кладовку на уровне земли, прямо из находившейся рядом кухни.

Работа оказалась нелегкой. На третий день мастер, каменщик-протестант Джошуа Крамби из Тиллибрука, наткнулся в толще стены на узкую вертикальную полость, в которой стоял скелет с длинными волосами, спадавшими ниже пояса. На руках скелет держал, прижимая к груди, то, что оставалось от скелетика ребенка. Об этом все смогли узнать только из рассказа Джошуа Крамби, потому что он, выйдя из ступора, заорал на всю округу; оба скелета, большой и маленький, рассыпались от крика, и прибежавшие свидетели увидели лишь кучу пыли с обломками костей и груду спутанных волос.

Протестанты торжествовали. Какие свиньи эти католические монахи! Все, что о них рассказывают, — правда, и далеко не вся правда! Католики отвечали: все, что можно было увидеть, — это косточки для отбивных котлет, судя по всему, из баранины. Все прочее — это выдумки, связанные с вечной недоброжелательностью протестантов. А то, что у овцы была черная шерсть, объясняется просто: это была овца английской породы. Правда, не очень понятно, что она делала в ирландском монастыре.

Драка, предотвращенная Джонатаном на пастбище, разразилась на стройке. Чтобы разогнать дерущихся, ему пришлось воспользоваться обрезком доски. Потом он бережно собрал с помощью лопаты кости и волосы да сложил все в мешок. Выкопав могилу на заброшенном кладбище в нескольких шагах от развалин аббатства, он послал кюре в Тиллибрук записку с просьбой приехать на остров и совершить обряд над останками, прежде чем их похоронят. Кюре ответил, что он не собирается молиться над останками овцы. Тогда Джонатан пригласил пастора, но католики-каменщики не позволили ему приблизиться к могиле, заявив, что овца, даже черной английской породы, несомненно была католичкой, поскольку ее нашли в монастыре. После непродолжительной вспышки гнева Джонатан сам произнес короткую молитву над могилой, опустил в нее мешок с останками и засыпал мягкой ирландской землей. За похоронами молча наблюдала толпа строителей.

Когда он бросил на могилу последнюю лопату, Джошуа Крамби охватили страшные судороги, так что его друзья были вынуждены лечить беднягу множеством стаканчиков виски. Поздно вечером больной, вынужденный выйти на улицу для удовлетворения естественной потребности, с дикими воплями ворвался в барак, где ночевали строители. Его зубы стучали так сильно, что объяснения никто не мог понять. Только после очередного стаканчика виски он смог членораздельно рассказать, что увидел, как с кладбища вышла процессия монахов, и тот, который шел первым, держал под мышкой свою голову.

— Святой Канаклок! — дружно воскликнули католики.

Самый старый из строителей, Киллин Лафферти из Бейликавани, имевший всего два зуба, но отличавшийся большой мудростью, осмелился выглянуть наружу. Но ничего не увидел.

На следующий день Джонатан попытался успокоить взбудораженные умы католиков, сильно перепуганных, но сохранивших любознательность. Однако строительный пыл заметно ослабел.

Киллин Лафферти из Бейликавани сказал ему:

— Клок Канаклок недоволен. Можете спросить у Джошуа Крамби. Он хорошо разглядел, что монах держал свою голову под левой рукой. А это значит, что он был недоволен. Если все в порядке, то он носит голову под правой рукой. Его не устраивает, что эту овцу с ее невинным ягненком, если, конечно, это была овца, зарыли в землю, словно мешок с гнилым картофелем, проводив всего лишь простым крестным знамением. Да, Клок Канаклок недоволен, и он еще покажет нам свое недовольство.