Страница 9 из 115
Ну, Катерина, конечно, в слезы, и Папе Римскому и судьям из верховной коллегии давай доказывать, что «неиспробованным» было ее замужество с первым мужем. «Да семь раз он, мой Артурчик, в мою спальню в течение двух лет хаживал, — уверяла она судей, — но я всегда оставалась нетронутой». Свидетели многочисленные, как всегда в жизни бывает, только путаницу внесли: одни уверяли, что девицей Катерина из супружества вышла, другие, что нет, неправда, и приводили слова короля, когда он вышел из супружеской спальни в первую брачную ночь: «Сегодня я побывал в Испании» (Катерина была испанкой). Но разве это аргумент? — настаивал Генрих VIII. Словом, ничего толком не добившись, король волынку прекратил просто: взял и женился на Анне Болейн, а супружество с Катериной Арагонской объявил никогда не существовавшим. «Для дурака и короля законы не писаны» — есть такая греческая поговорка. Вообще же, дорогой читатель, этот король сильную суматоху в дела об «испробованном супружестве» внес и немалую задачу писцам и дипломатам задал. Они никак не могли решить — было «испробованным» или нет его супружество со следующей женой, Анной Клевской? Эта «фламандская кобыла» ни в коем случае сексуально короля не привлекала. «Ваше величество, — деликатно спрашивают министры, — ну как там у вас? Было с ней или нет?» А король отделывался отговорками, то грудь у нее, видите ли, отвислая, то задница — словом, никак в постель с ней ложиться не желает и благородное для династии дело начать не торопится. И что-то там толкует о своей временной, с физическим недомоганием связанной импотенции.
Но зачастую, дорогой читатель, не физический изъян, а чисто психическая заторможенность является причиной половой немощи мужчин. И совершенно правильно современная медицина поступает — прежде чем мужика к хирургам отсылать, психоаналитика на помощь призывает. Бывает, и излечивает. Такая психическая заторможенность была у французского короля Людовика X. Перед своей первой женой Маргаритой Бургундской, известной развратницей, которая в замке Несль немыслимые оргии устраивала, король в постели представал робким учеником-школьником с опавшим духом и прочими частями тела, а вот перед второй своей женой Клементиной Венгерской — не только рыцарем без страха и упрека, но даже вполне сильным мужчиной. Почему так? По чисто психической причине Маргарита Бургундская, темперамент которой распирал ее натуру во все стороны, как танк неприятеля, напирала на короля в любовном алькове, а Клементина Венгерская лежала тихо, даже не шевелилась. И такая покорность жены была благодатным дождем для высохшего ручейка короля. Брак стал очень счастливым вообще, а в сексуальном отношении особенно. Король так полюбил это когда-то невыносимое для него занятие, что по нескольку раз в день увлекал Клементину в постель, оставляя государственные дела, и беспрестанно ей, как конфетки, бриллианты за рукавчик совал.
Однако и здесь своя опасность существует, и мы советуем мужчинам не очень-то настраивать своих жен на «нешевеление», а то великий конфуз может произойти, и даже произошел с одним купцом, как нас о том Бальзак информирует. Там муж, привыкший к холодности и полной индифферентности своей жены на супружеском ложе, вернувшись из поездки поздно вечером, по обычаю лег в постель и совершил с женою половой акт, не подозревая, что дело имеет с холодным трупом. В ужасе от своего греха побежал он утром к аббату, и тот строго заклеймил некрофильский акт мужа, а во избежание подобных случаев в будущем издал закон, в котором ясно говорится, чтобы женщины во время половых актов немного «шевелились».
С нашими, русскими людьми никаких специальных патологий не происходило.
Наши царицы в основном девственницами долго не ходили, мужей-импотентов почти не имели и детей в обилии рожали. И даже разрешалось им, дорогой читатель, производить ребеночка в затишье своего терема и у хорошего акушера. Это вам не те торжественные роды, словно это не интимный акт, а парадный смотр, в западных странах, когда родившую королеву выставляли на публичное обозрение. Их, видите ли, «демократические» законы требовали, во избежание фальсификации наследника, чтобы королевы рожали не только в присутствии дворцовой свиты, но и всего кабинета министров и представителей народа. Соберутся, скажем, у королевского ложа при рожающей королеве почтенные министры, по бокам их чернь обступает, на окна базарные торговки взобрались, и все внимательно глазеют, как в муках королева корчится, пыжится, тужится, иногда и вопит, как резаная. И даже простынкой ей прикрыться нельзя. А то ведь вот какой исторический казус, не дай Бог, произойти может, о котором до сих пор при дворе и в литературе шепчутся. Будто бы наследника от Карла II и его второй жены Марии Моденской подсунули. Как при публичных-то родах это осуществить было возможно? А вот осуществили. Принесли грелку, какая всегда имелась в королевских спальнях, а в ней вместо угольев поместили чужого сыночка. Прикрыли королеву простынкой, и врач-акушер постарался ловко ребеночка вынуть и на публичное обозрение выставить. Историки после такой конфузной сплетни, гуляющей по королевскому двору, давай документы штудировать и докопались все-таки: будто Мария Моденская девять месяцев под живот подушку подкладывала. Словом, с этого времени всякое покрывало во время родовых схваток королев было снято. И короли-мужья не препятствовали такому варварскому обычаю. Раз только флегматичный король Людовик XVI, с таким трудом детородный процесс с Марией Антуанеттой начавший, не выдержал: как увидел, что задыхается его жена в спертой и полной народа комнате, окна распахнул настежь, а чернь из спальни вытурил. Словом, дорогой читатель, мы к тому, что нашим царицам легче рожалось. Но вот в смысле веселья и радости жизни — никакого просвета.
Правда, не скажите, были в России царицы, которым разглядывания материй и драгоценностей не меньше, чем любовные утехи, удовольствия доставляли. Взять, к примеру, хотя бы Анну Иоанновну. Так та каждый день начинала с того, что по нескольку часов рассматривала свои драгоценности и ткани, которые дворовые девки ей ворохом из сокровищниц приносили. Был такой дворцовый ювелир-иностранец, то ли датчанин, то ли норвежец. Позье его звали. Он трех цариц пережил и всем служил верою и правдою, но, правда, и не без малого ущерба для казны и выгоды для своего кармана. Мастер своего дела был замечательный. Каких только он бриллиантов и иных драгоценных камней в царские короны не понапихивал! С какими вензелями затейливыми, на большое произведение ювелирного мастерства смахивающими. Это он сделал посмертную корону Елизавете Петровне — все придворные вокруг сокрушались, что такую необыкновенную красоту в гроб заколачивать придется, а не на всеобщее обозрение в каком-нибудь европейском музее выставлять. Так вот, этот самый Позье из трех цариц — Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны и Екатерины Великой — больше всех выделяет первую царицу по страсти к драгоценным камням, со скопидомством каким-то фантастическим и мало понятным смешанной. Чтобы, не дай Бог, ювелиры ничего не украли из драгоценного сырья, она приказала им свою мастерскую перенести во дворец и под предлогом заинтересованности в ювелирном искусстве несколько раз в день их самолично навещала. «Императрица Анна Иоанновна любит бриллианты и приказывает граверу приходить с рабочими во дворец и здесь работать на ее глазах. Ей любопытно было посмотреть, как камни режут и шлифуют, и она дала знать хозяину-ювелиру, чтобы он принес аппарат ко двору, в комнаты. Там мы проработали месяца три. Она приходила туда каждый день два, три раза, смотрела, как мы работали!»[15]
А материи разные как эта царица любила! Даже в Китай своих придворных за заморскими диковинками посылала. В письмах писала: «Уведомилась я, что корабль французский пришел с разными уборами дамскими и шляпами мужскими. Вели с купцом сюда прислать немедленно».
Уж на что Екатерина Великая скромность уважала и кружева и шелка из заморских стран привозить запретила, но и она потихоньку часами свои бриллианты разглядывала и даже дворцовую девку по уходу за ними назначила. А Елизавета Петровна! Так та вменила в обязанность всем заморским кораблям, привозящим иностранные ткани, сперва ей их показывать, а уж потом, что останется, на продажу пускать. Словом, ткани и драгоценности составляли страсть русских цариц, и отказаться от этих безделиц они были не в состоянии. А ткани, русские и заморские тоже, надо вам сказать, превосходные были! Недаром завоеватели разные, которые на Русь вечно наезжали, вместе с молодыми девицами, драгоценными камнями ткани как дань забирали. «Много побрали пригожих девиц, а с ними столько золота, тканей цветных и аксамита драгоценного» — говорится в «Слове о полку Игореве».
15
М. Пыляев. «Драгоценные камни». СПб. 1896 г., стр. 277.