Страница 37 из 140
— А что, солдатик? Правду ли говорят, что салтан турецкий и король швецкий решили с нами в союз войти?
— Это кто ж тебе такую новость принес?
— Есть кому. Знающий человек. Шорник-сосед.
— Ну, если, конечно, шорник… — согласился Иван. — А вот что на Волковом кладбище каждую ночь покойник встает и в сторону Смольного кулаком грозит, вот это точно. Это мне один знающий матрос говорил.
— Врут, — быстро и убежденно отозвался старичок. — Это все креликалы. Мировой, вишь ты, гидра империализм.
— Ну и образованный ты, дед! — развеселился Стрельцов. — А вот, на что хошь побьемся, такую вот книжку не читал! — И Иван извлек любимое свое сочинение «Почему Наполеона никогда не существовало…».
Сторож добыл очки. Стал строго и недоверчиво глядеть на обложку, держа книгу на далеком отлете, чуть развернув ее к коптилке.
Стрельцов прислушался. В доме было тихо. Лишь где-то наверху, словно бы оступаясь, постукивала пишущая машинка.
— А куда народ подевался? Вроде бы мимо нас не столь уж много и выходило?
— А они — кто туда, кто сюда ходит. Кому на Литейный — сюда, кому в тую сторону — туда.
Заглавие книжки, видно, уже забирало старика — отвечал он с явным неудовольствием.
Стрельцов даже растерялся. «Это что же получается? Сидите здесь, глядите туда. А у особняка-то, Вячеслав Донатович, два входа-выхода! Ну, ладно, флигель стоит на отшибе. А если бы кто-то из гостей Боярского нырнул в этот подъезд — мы бы ведь и сидели, как дураки, и ждали, когда он назад появится!»
А через полчаса произошло и вовсе немыслимое.
Где-то хлопнула дверь. В темноте мимо каморки сторожа прошел человек. Явно с улицы — отдуваясь и стряхивая с себя снег.
Он направлялся к левому нижнему коридору, который через оранжерею вел к флигелю!
— Кто это идет? — шепотом спросил Стрельцов, даже задрожав от волнения.
Старик даже и глаз не соизволил оторвать от Наполеона, которого, кажись, и вправду не было.
— Может, жильцы… А может, кто на службе ночевать остался.
— Откуда жильцы-то, дед?! — чуть не заорал в голос Иван.
— Да с флигеля же, господи Исусе Христе! — рассердился сторож.
Тут Стрельцов проговорился:
— Так там же стена!
— Была да сплыла. Считай, месяц как проколотили. Князя хотели выселять, того, что во флигеле. А вместо него — гужевой отдел, Ферапонтова то ись…
— Ну а князь чего?
— Чего-чего! Бумагой оборонился, вот чего! Какой же ты, однако, прилипчивый, парень, тьфу! — И дед опять уткнулся в книжку.
«Вот, значит, как? — размышлял Стрельцов суетливо. — Сначала оказывается, что у особняка два выхода, а потом, что и вовсе из флигеля — скрытый ход?.. Может, прав Свитич, что терпеть не терпит Шмелькова? Нет, погоди… А что „погоди“? Мало ли разговоров о предателях из спецов? Что же делать? Был бы Свитич, к Шмакову бы сбегал. А если этот гость назад пойдет, что тогда?»
Старику — что? Посидел, впившись в книжку, потом сказал непонятное:
— Все в мере своей непостижимости, — и завалился спать. Поворочался в темноте: — Ты, солдатик, дал бы мне этого Наполеона. Я его шормику-соседу покажу. Подводы твои, не боись, — если на сегодня обещаны, дня через три придут, дело верное. Дашь? — И, успокоенный согласием, захрапел на удивление басовито и мрачно.
…Около полуночи человек прошел назад.
Стрельцов чуть не заплакал от беспомощности. То ли идти следом, то ли ждать других, то ли мчаться к Шмакову? Пока терзался, все сроки бежать за ночным посетителем упустил.
Наконец плюнул на все, поспешил к Шмакову.
Наутро в кабинете Шмакова происходил такой разговор:
— Откуда ваши сведения, Вячеслав Донатович, об особняке Боярского?
— Я же говорил… От одного старого знакомого, который… который, одним словом, с давних времен мне кое-чем обязан.
— Кто он?
— Рыжик. Домушник. Энциклопедист по части знания всех более-менее богатых особняков Петербурга.
— План особняка дал вам он? Нарисуйте его.
Шмельков достал книжку и, раскрыв на нужном листке, протянул Шмакову. Тот мельком глянул.
— Я хотел бы напомнить вам, старший инспектор Шмельков, что вы работаете в Уголовном розыске рабоче-крестьянского государства. Методы, к которым прибегал старый сыск, здесь неприемлемы!
Шмельков выпрямился и ответил не без надменности:
— Позвольте! Я не так молод, чтобы переучиваться. Так что уж позвольте мне…
— Не позволим! Ваши приемы сыграли с вами злую шутку. Из-за вас мы держали впустую несколько суток возле дома Боярского оперативную группу. Из-за вас несколько суток люди Боярского вели свою деятельность вне нашего контроля!
Шмельков удовлетворенно улыбнулся:
— Если я вас правильно понял, мои подозрения относительно Боярского подтвердились?
— Взгляните на план. Взгляните, взгляните! Стена между флигелем и оранжереей, которая ведет в особняк, разобрана! Месяц назад! То есть именно тогда, когда вы получали консультацию у вашего «энциклопедиста»!
Шмельков поглядел, все понял и вдруг, как от боли, сморщился, ткнул себя в лоб злым стариковским перстом. С такой искренней досадой застонал, что Шмакову даже стало жалко его.
— Никто не заставляет вас переучиваться.
Шмельков, не слушая, поднялся. Пошел к двери. Он в эту минуту казался очень старым. Прежде чем взяться за ручку двери, недоуменно пожал плечами.
…Закадычными друзьями-приятелями стали Ваня Стрельцов и сторож топливного комитета Елизарыч.
С утра до вечера воли они разговоры, которые, со стороны послушать, напоминали то ли беседы душевнобольных, то ли сектантские посиделки.
— Слушай, солдатик… — заговорщицки шептал Елизарыч. — Ты вот это местечко мне еще разок потолкуй. Мы с соседом как ни бьемся, а все недопонимаем.
— А чего тут понимать? — с небрежностью отвечал Стрельцов, беря книжку, порядком уже истрепанную, начинал объяснять.
Старик только изумленно поматывал головой. Он являлся теперь в каморку задолго до начала работы. Тихо и искренне радовался, что он был прав и подводы для Стрельцова так-таки еще не прибыли, и принимался теребить его вопросами про несуществовавшего императора — очень отвлекал от наблюдений. Хотя, с другой стороны, если бы не книжонка эта про Бонапарта, куда как сложнее было бы Стрельцову работать.
…Из окошка каморки хорошо просматривались коридор, ведущий в оранжерею, и двери тех комнат, которые выходили в него. Задача у Ивана была проста, но требовала большого внимания. Нужно было вовремя заметить того, кто свернул в коридор, ведущий к флигелю, но ни в одну из дверей не зашел. Затем нужно было дождаться его возвращения и успеть показать на него кому-нибудь из своих, которые дежурили неподалеку: разговорчики разговаривали, неизвестно кого и чего ожидаючи…
Стрельцову нравилось это дело. Настоящая сыщицкая работа! Об усталости он словно бы даже и забыл. Есть, правда, хотелось, но за пайком сбегать было некогда.
— Ну, рассказывай, Шмаков!
— Новости только по Боярскому. Серьезные новости.
— А этот? Ванька с пятнышком?
— На малинах не появлялся уже недели три. Где он, что делает, установить не можем.
— Плохо. Ну, давай Боярского…
— Двое оказались служащими топливного комитета. Наверное, Стрельцов указал ошибочно. Один от слежки оторвался. На следующий день после визита к Боярскому — слушай! — каждый из шести принимал гостей. Не считая женщин, гостей к каждому являлось четверо. Чуешь? На всякий случай за двумя из тридцати я оставил наблюдение. Коли структура у них боевые пятерки, то — чем черт не шутит! — может, каждый из пяти, в свою очередь, руководитель.
— Да что ты, Шмаков? Арестовывай эту свою тридцатку, да побыстрее! И считай, что начало положено. Если и есть остальные, то низовое звено, без командиров.
— Рано арестовывать. Можем миллионы потерять. Связь Боярского с хищениями не доказана, это правда, но и не опровергнута. Арестуй я сейчас его людей, кто знает, что может случиться с нашими ценностями? Я же не могу быть уверенным, что арестовываю всех его людей!