Страница 99 из 101
В тревожном взгляде актрисы читался если не испуг, то сомнения в собственной правоте. Пользуясь произведенным эффектом, полковник решил окончательно сломить сопротивление адептки Золотой Зари:
— И, пожалуйста, прогоните из своего будуара Томаса Вильерса и больше никогда не впускайте. Одно его присутствие плохо влияет на ваши магические способности. К тому же, он злоупотребляет вашим доверием и не носит тот талисман, что вы вышили ему золотом на черном атласе.
Не дав возразить и слова, полковник поднялся с места и неспешной походкой направился к выходу, оставив растерянную Флоренс и дальше удивляться, откуда ему известны все её тайны.
Так полковник покинул музей и поспешил вернуться в штаб Общества в надежде, что отбил у сестры S.S.D.D. охоту если не к колдовству, то к несанкционированным археологическим раскопкам точно.
По прошествии двух недель, когда полковник в одиночестве сидел в одной из пустующих комнат штаб-квартиры Общества, к нему заявился нежданный посетитель. Собственно говоря, любой незнакомец, забредший в штаб, был нежданным и нежеланным посетителем и его всегда старались побыстрее выпроводить.
Это же собирался проделать и полковник, но взглянув на молодого высокого брюнета в пенсне, тут же узнал в нем поэта Биллиама Йейтса.
Первой мыслью было подозрение, что Софи не просто проговорилась о факте шпионажа, но и навела поэта на настоящий след самозваного Фреда Райли. Но вспомнив, что Йейтс причастен к театральным кругам и наверняка хорошо знаком с актрисой Флоренс Эмери, скорее всего, он просто решил вступиться за её честь. А может им вдвоем удалось разговорить негодяя Томаса и тот охотно продиктовал адрес штаба.
— А, мистер Йейтс, проходите, присаживайтесь, — холодно пригласил его полковник. — Не ждал вашего появления. Чем обязан?
Приняв приглашение, Йейтс со всей серьезностью и подчеркнутой холодностью в голосе произнес:
— Стало быть, вам прекрасно известно мое имя, полковник Кристиан?
— Разумеется. Мне доводилось читать ваши «Кельтские сумерки». — Полковник выжидающе посмотрел на автора и произнёс, — Большей чуши в жизни не встречал.
Йейтс не смутился и тут же ответил:
— Я и не рассчитывал, что людям вроде вас суждено их понять и оценить.
— Меня вы тоже не правильно оценили, — добавил полковник, не надеясь, что поэт поймет истинный смысл его реплики. — Я бы спросил, какие силы диктуют вам стихи, что вы выдаете за собственные, но не стану. Такие тайны ведь не раскрываются.
— Это оскорбление?
— Скорее похвала вашему магическому таланту.
Однако, Йейтс не купился на сомнительный комплимент и приступил к изложению своих претензий:
— Я пришел сюда, чтобы спросить, какое право вы имеете вмешиваться в дела сторонней организации, в которой даже не состоите?
— Глава вашего храма не счел этот вопрос существенным, — парировал полковник.
— Матерс много на что не обращает внимание. Но он в Париже, а мы в Лондоне. С какой стати вы стали поучать мисс Фарр, как ей стоит вести оккультную работу, а как нет?
— Вообще-то это было не нравоучение, а ряд дружественных советов. Мне очень жаль, — соврал полковник, — что она так остро восприняла мои слова.
— Тогда с какой стати вы подсылаете ко мне молодую особу, чтобы она выведывала, чем я занимаюсь в плане магии? Ведь это ваших рук дело?
— Понятия не имею, о чём идет речь, — невинно заявил полковник, прекрасно понимая, что обратное Йейтс не сможет доказать.
— Однако не стоит считать, что я оставлю без ответа все ваши ухищрения, и вам не придется за них отвечать. Будьте уверены, у меня есть связи, способные заставить вас не только прекратить вашу деятельность, но и сильно пожалеть, что вы вообще её затеяли.
— Неужели? Вы покараете меня смертоносным потоком воли, под ударом коего паду я мертвым и бездвижным? Или доктор Весткотт нашлет на меня мнимую летаргию, а после вскроет мое бездыханное тело в своём морге?
Йейтс не стал отрицать такой возможности и заявил:
— Вам не следовало вмешиваться в дела закрытого общества, где практикуются вещи, вам не доступные.
Полковник не любил пререкаться, а тем более оправдываться. К магам у него не осталось ни капли уважения и, тем более, страха перед их способностями — только брезгливость к людям, считающими себя выше толпы. И потому, больше всего полковнику хотелось поставить точку в этом разговоре.
— Мистер Йейтс, я не собираюсь с вами деликатничать, как делал это с миссис Эмери. Вы зря считаете, что ваши связи чем-то выше моих. Если вы и дальше собираетесь возмущаться моей деятельностью, и даже захотите предать её огласке, то не удивляйтесь, что в один из дней кто-нибудь из городских чиновников сочтет вашу дружбу с мистером Матерсом за симпатию идеям якобизма, и чего доброго, решит, что вы ирландский националист, или даже бомбист. Зачем вам проблемы с властями, мистер Йейтс?
— Вы бесчестный человек, — только и ответил поэт.
— Ну, разумеется. Но если вы пообещаете мне не поднимать шум, то и я в свою очередь пообещаю вам спокойную жизнь в Лондоне без высылки в Дублин, или, чего доброго, на каторгу. Вы согласны на такого рода сделку?
Йейтс не ответил на вопрос, только ещё раз выразил свое возмущение шантажом и покинул комнату.
Полковник недолго пребывал в одиночестве, ибо не прошло и минуты, как его посетил сэр Джеймс.
— Кто это только что здесь был? — поинтересовался он.
— Биллиам Йейтс. Младший адепт-теоретик Ордена Золотой Зари.
— Вот как? И что же он хотел?
— Вступался за честь своей доброй подруги миссис Эмери.
— А в этом была необходимость?
— Пожалуй. Накануне я сказал этой ведьме в лицо, все, что думаю о ней и той мумии, с которой она общается. — Ехидно посмотрев на Грэя, полковник добавил, — И ещё настойчиво попросил отстать от моего непутевого сыночка Тома.
Сэр Джеймс виновато потупил глаза и признался:
— Извините, но я не придумал ничего лучшего, чтобы скрыть имя своего племянника. Ни для кого не секрет, что я женат на урожденной Элен Вильерс. Надеюсь, вы не сочли мой обман личным оскорблением?
— Нет, сэр Джеймс, — равнодушно отозвался полковник. — Можете говорить обо мне кому угодно, все что угодно. Я теперь не обижусь.
— Вы обижены, полковник? — мягко спросил его Грэй. — Я понимаю, слишком много событий произошло за последнее время, это кого угодно вымотает. Может вы хотите отпуск? Скажите, я всё устрою.
— Пожалуй, я хочу отставки.
Кажется, сэр Джеймс не ожидал такой просьбы, и потому долго собирался с мыслями, прежде чем спросить:
— Но почему?
— Вы сами знаете, почему, — меланхолично кинул полковник.
Немного помолчав, Грэй произнес:
— Есть вещи, связанные с безопасностью страны. Вы это признаете?
— Да, сэр Джеймс, — безразлично согласился полковник.
— Тогда не надо этого самоедства. Вы поступили правильно. Я поступаю правильно. Рассел, делает то, что ему должно.
— С каких пор в Обществе применяют пытки?
— С тех самых пор, когда над Англией нависла угроза кровопийского вторжения из глубины. Вы говорите, что эта женщина, Мери, не виновата. Хорошо, я согласен, что в одиночку она не успела натворить страшных бед, а маги Золотой Зари и сами рады обманываться. Но я думаю не о ней, а о других белых, гипогеянцах, что ждут её возвращения в подземный Египет с добрыми вестями. Как думаете, захотят они переселиться в Лондон, зная, что Меритсегер отсюда не вернулась, да и вообще сгинула неизвестно где? Это акт устрашения, полковник, вам ли не понимать, что это такое, когда идет война.
— А идет война?
— За жизненное пространство. За кровь и жизнь наших горожан. За вашу свободу жить там, где вы хотите. Или вы думаете, когда они придут, то не заберут вас вниз, даже из благих, по их понятиям, побуждений? И это после того, что вы успели сделать против белых за 34 года? Если вы не хотите, чтобы кто-то за вас решил переделать вас в белое ночное создание, вам придется согласиться с моей стратегией. Вам придется смириться, что Мери будет нашей пленницей. Можете осуждать и проклинать меня, но все что я делаю, делаю только во имя Англии.