Ромео

— И это все, что у вас имеется?

— Повторяю: она была очень сдержанна. Мне не удалось выудить больше информации.

— Вы уверены, что часть записей не могла случайно оказаться уничтоженной? — спросил Вагнер.

Мускул дрогнул на щеке Деннисона.

— Если была некая случайность, тогда почему же уцелела остальная часть досье? Мне абсолютно нечего скрывать. Что такое? Вы хотите обвинить меня с сокрытии информации?

— А вы, может, хотите объяснить, почему скрыли тот факт, что лечили первую жертву Ромео? — бесстрастно парировал Вагнер.

— Я не лечил ее. Я видел ее лишь в течение сорокапятиминутного собеседования. И, как уже сказал вам, напрочь забыл о том, что знал эту женщину.

Аллегро, потеряв терпение, подлетел к креслу, в котором сидел Деннисон, и наклонился прямо к лицу доктора.

— Даже тогда, когда увидели ее фотографии, мелькавшие после убийства во всех газетах и на телеэкранах? Неужели вам ничего не напомнило ее имя? Ее лицо? Я имею в виду ее фотоснимки при жизни. Сделанные до того, как этот изувер превратил ее в кровавое месиво. Также, как поступил с остальными. В том числе и с вашей красавицей Мелани. Любовью всей вашей жизни. Женщиной, которая, как вы утверждаете, собиралась вновь стать вашей женой.

Деннисон вскинул руки, словно боксер, собирающийся нанести контрудар.

— Негодяй, — злобно прошипел он. Но его багровое от гнева лицо начинало зеленеть.

— Ну, и каков же будет ваш диагноз, доктор? — взорвался Аллегро.

— Довольно, мальчики, — вмешался Вагнер и встал между ними. — Давайте-ка соблюдать дистанцию.

Аллегро выпрямился. Отошел от кресла доктора. Лицо его было белым как полотно.

Вагнер враждебно посмотрел на Деннисона.

— Не секрет, что все трое здесь присутствующие искренне огорчены смертью доктора Розен. Но вы, доктор Деннисон, можете сейчас помочь нам, если вспомните все, что касается мисс Корбетт. Вам есть что добавить к тому, что вы отметили в своих записях? Может, вы что-то упустили из виду, когда вводили их?

Деннисон рассеянно провел рукой по волосам, пытаясь обрести былую уверенность в себе.

— Нет. Я не могу вспомнить, — спокойно сказал он.

— Вы интересовались ее сексуальной жизнью? — спросил Аллегро.

Деннисон неприязненно посмотрел на него.

— Разве этот вопрос вы не обсуждаете с потенциальным пациентом на предварительном собеседовании? — В голосе Вагнера не было и намека на враждебность.

Деннисон несколько смягчился.

— Кажется, она говорила что-то насчет сексуальных проблем…

— Неужели она не вдавалась в детали? Может, все-таки покопаетесь в памяти, док? Ведь, сами того не сознавая, вы могли бы направить нас по верному следу. — Вагнер говорил в уважительном тоне, спокойно и уверенно. Хорошо отработанный прием следователя.

Деннисон поджал губы, на лице его отразилась напряженная работа мысли.

— В самом деле, сейчас я припоминаю: она говорила, что не очень уютно чувствует себя, когда разговор заходит о сексе. — Психиатр выглядел опечаленным. — Мне следовало бы занести это наблюдение в досье. Пожалуй, в тот раз я был не слишком аккуратен. Может, оттого, что у меня сложилось впечатление, что она больше не придет.

— Почему? — спросил Вагнер.

— Я помню, уже в конце разговора она обмолвилась о том, что ей, вероятно, будет удобнее общаться с женщиной-психиатром. Кажется, я сказал, что мог бы порекомендовать ее такому врачу, если она пожелает. И, помнится, мы договорились о том, что она подумает и даст мне знать. Но она так и не позвонила.

— Вы бы порекомендовали ей свою бывшую супругу в качестве лечащего врача? — спросил Аллегро.

Деннисон тут же насторожился.

— Я всегда рекомендую пациентам сразу трех врачей и советую переговорить с каждым, прежде чем сделать выбор. — Он говорил медленно и четко, тщательно обдумывая каждое слово.

— И доктор Розен была бы в числе этих трех врачей? — настойчиво допытывался Аллегро.

— Да, — подумав, ответил Деннисон. — А почему бы нет?

— Вы рекомендовали свою бывшую супругу и Эмме Марголис, когда та прекратила лечение у вас? — вступил в разговор Вагнер, вновь взяв инициативу в свои руки.

Деннисон побелел.

— Откуда вы узнали?..

— О том, что и Эмма Марголис была вашей пациенткой? — договорил за него Аллегро. — Сама Эмма нам сказала. Как и кое-что другое.

Деннисон вскочил с кресла, лицо его пошло пятнами.

— Не знаю, что она вам такого наговорила, но, поскольку мисс Марголис и поныне здравствует, я не намерен вступать в какую-либо дискуссию о характере ее заболевания, — едко произнес он. — А теперь, джентльмены, с вашего позволения, мне действительно пора готовиться к приему следующего пациента, — процедил он сквозь зубы.

Аллегро даже не шелохнулся.

— Вы лечили или проводили предварительное собеседование с кем-нибудь из остальных, док?

Деннисон непонимающе уставился на него. Постепенно до него дошел смысл заданного вопроса.

— Я никогда не встречался с теми женщинами, — презрительно произнес он.

— За исключением вашей бывшей супруги, разумеется.

Деннисон свирепо взглянул на Аллегро.

— Это все?

— О, это еще только разминка, док. А теперь следующий вопрос: где вы были вчера вечером? — Аллегро пересек комнату, сделав вид, что заинтересовался одной из японских гравюр из тех, что были развешаны на стене.

— Что такое? Сара, случайно встретив меня сегодня в Институте, задала тот же вопрос. Теперь вы. Что произошло вчера вечером, черт возьми?

— Может, вы нам расскажете? — спросил Вагнер.

— Понятия не имею. Почти весь вечер я провел дома. Разве что выходил на полчаса после ужина прогуляться с собакой. — Деннисон испытал явное облегчение, услышав зуммер телефона внутренней связи. — Ну, вот, пришел мой пациент, — торжествующе произнес он.

Без пяти минут два Сара явилась в телецентр. Эмма, выбежавшая в вестибюль ей навстречу, выглядела удивленной и несколько смущенной одновременно.

— Я так рада тебя видеть, Сара, но мы с минуты на минуту начинаем запись вечернего шоу…

— Я тоже, — с радостью объявила Сара.

— Что? Ты опять хочешь выступить?

Сара слегка улыбнулась.

— Эмма, Эмма… не забывай о рейтинге.

— Меня больше волнуешь ты.

— Извини. Я знаю, — с искренним раскаянием в голосе произнесла Сара. — Поэтому-то ты и должна разрешить мне выступить. В прошлый раз, когда мы записывали передачу, я еще не была уверена в том, что мне уготована участь следующей жертвы. Теперь же я в этом не сомневаюсь. Эфир для меня — единственная возможность прямого контакта с ним…

— Сара, мне ли напоминать тебе о том, что не далее как вчера вечером этот маньяк пытался проникнуть в твой дом? То, что ты затеваешь, — это безумная игра в «кошки-мышки».

— Давай не будем о кошках.

— Не поняла.

— Ладно, не обращай внимания. Глупая шутка.

— Сейчас не время для шуток, Сара.

— Две минуты, Эмма. Это все, о чем я прошу.

Удивительно, но на этот раз Сара, устроившаяся перед телекамерой, ощущала неразрывную связь со своим противником. Темный экран телесуфлера она мысленно отождествляла с лицом Ромео. Та же загадочность, непостижимость.

И все-таки какие-то невидимые нити тянулись от нее к Ромео. Объяснить это было довольно сложно. Но Сара не могла не признать, что физически ощущает эту связь. Ее задачей сейчас было обратить это в свою пользу. Иначе ей грозило поражение.

Как только дали эфир, она сразу же заговорила. Заговорила с Ромео. Словно он уже слушал ее в этот самый момент, хотя передача должна была выйти на экран лишь в десять вечера.

— Моя сестра полагала, что ты становишься сильнее и могущественнее с каждым новым убийством, но она ошибалась. Ты испуган, Ромео. Я даже чувствую запах твоего страха. Ты пытаешься побороть его, гонишь прочь. Но тебе не удастся обмануть самого себя. Не удастся обмануть и меня. Твоя вчерашняя выходка. Ты вовсе не хотел вламываться в мой дом. Теперь-то и я понимаю. Это еще одна глупая, мальчишеская затея. Ты просто хотел подать знак: «Я здесь, Сара». Поначалу мне казалось, что у тебя хватит смелости обнаружить себя… к черту полицию. Но где-то глубоко в твоем гнилом сердце сидит животный страх разоблачения. Я знаю, какой бывает ложь. Я знаю, как можно притворяться, выдавая себя за другого. Ты можешь и дальше прятаться в своей скорлупе, но я уже вижу трещины на ней. Я буду пристально наблюдать за тем, как они множатся. Обещаю. Может, они не видны окружающим, но уж от меня ты их не скроешь.