Страница 32 из 32
Я молчал. Подавленно молчали и курсанты.
— Давайте-ка, ребята, с вами посоревнуемся. Старая, так сказать, гвардия с молодой. Был я когда-то молод, как вы, в гражданскую тоже за пулеметом лежал, на лихой тачанке раскатывал. Пусть нам завяжут глаза и дадут по пулеметному замку. Посмотрим, кто скорее соберет его с завязанными глазами. Идет?
— Идет, — неуверенно и совсем не по уставу протянули мы.
«Что же делать? — подумал я. — Опережать генерала вроде неудобно, а уступить — лицом в грязь ударить». И, словно угадав мою мысль, генерал-полковник предупредил:
— Только по-честному, без чинов и званий. Соревноваться как пулеметчики. Ну, кто первый?
Все молчали. Генерал обвел всех взглядом, усмехнулся:
— Дрейфите? Видно, нет у вас таких занятий, а мы прежде увлекались. Бывало, как свободная минута выпадет, сразу за это дело. На селедку, на сахар спорили.
«А-а, была не была», — подумал я и выступил вперед.
— Разрешите мне.
— Давай, лейтенант, давай, — оживился генерал, скидывая шинель.
Принесли повязки, завязали нам глаза, дали по разобранному замку.
— Начали! — И засекли время.
Собрал я замок, сорвал повязку, гляжу, а генерал еще возится. Только через минуту закончил, снял повязку, увидел, что у меня уже готово, и огорченно крякнул:
— Селедка за мной.
Взялся уж было за шинель, но раздумал, опять вернулся к столу. Вижу: глаза блестят, задело за живое старого вояку, пулеметчика гражданской войны.
— Давай, выставляй курсанта. Я для тебя слабак, — приказывает.
Вызвал я курсанта, и опять генерал попал впросак, опять пообещал селедку. Совсем разозлился, сам вызвал еще одного курсанта, верно подумал, что я самого лучшего на соревнование выставил. И опять последним повязку снял. Поднял руки, смеется:
— Сдаюсь, ребята. Вы нынче грамотные пошли, с техникой большую дружбу ведете.
Потом серьезно добавил:
— Скоро к вам такая техника пойдет, что нам и не снилась. Вам ее осваивать, вам с ней дружить. Во всем вы, ребята, нас должны превзойти. Во всем. Все правильно. Диалектика жизни!
Вечером сели мы ужинать, и вот приносят нам, как холодную закуску, селедку. Другие взводы тоже стали просить, но им отказали.
— Только им. Подарок от генерала, — говорят.
…Много лет спустя довелось мне побывать в военном училище. Пошел я по коридору. Заглянул в одну аудиторию. Вижу, стоят два курсанта перед черной доской и что-то быстро-быстро пишут на ней мелом. Цифры, цифры какие-то, знаки непонятные, формулы.
— Понимаете, — объясняют мне, — вроде соревнования это: кто быстрей сделает расчеты.
Стою, смотрю на цифры, и вспоминается мне та далекая «схватка» с генералом…
Повернулся я, тихо закрыл за собой дверь. Да, диалектика жизни!
ЗДРАВСТВУЙ, СССР!
Мы возвращались с войны. В те дни дороги были забиты до отказа. Народы Европы, силой оружия согнанные на военные заводы, в концентрационные лагеря, шли пешком, ехали на велосипедах, на попутных автомашинах, поездах. Домой! Домой!
Мы шли пешком. Шли весело, скоро, каждый день высчитывая, сколько осталось до Родины. Тоска по Родине — великое, особое чувство. Она подгоняла нас, наполняла силами уставшие тела, заставляла торопиться. Мы считали десятки километров, потом километры, сотни метров. И вот перед нами массивный пограничный столб.
Мы стояли на границе, с трудом сдерживая себя. Стояли и молчали, вглядываясь в короткое слово — «СССР». Вперед вышел полковник.
— Солдаты! — охрипшим голосом сказал он. — Перед нами наша Родина — великий Союз Советских Социалистических Республик.
Помолчал. Потом гордо и властно подал команду:
— На колени перед Родиной!
Полк встал на колени. На коленях перед Родиной стояли солдаты, отстоявшие ее, прошедшие с боями пол-Европы, разгромившие фашизм, принесшие освобождение народам. На коленях перед Родиной стояли победители.
Потом мы перешли границу. Нам казалось, что все вокруг стало другим, что здесь ярче солнце, зеленее трава, листва, голубее небо, звонче голоса птиц.
Мы шли, и каждый из нас мысленно произносил:
— Здравствуй, Родина! Здравствуй, СССР!