Страница 51 из 71
— И при чем тут статуя?
Джексон довольно долго молчал, но потом все же ответил уклончиво:
— Это поэтично. Лиаму бы понравилось. Это идеальный тайник. Песня должна быть здесь. Когда я впервые подумал об этом, то после уже не сомневался. Но я прихожу сюда четыре ночи подряд и не слышу никакого пения.
Я понимала, что у него есть причина получше, чем «это поэтично», считать, что Лиам спрятал песню здесь, но он определенно был не в настроении ею делиться... Но опять же, я не могла ему доверять. Поэтому я больше не хотела с ним ни о чем говорить, и все же один вопрос слетел с моих губ:
— Невеста Бена умирает?
Лицо Джексона расплылось в широкой улыбке, а потом он громко расхохотался, словно я сказала что-то смешное.
— Так он тебе сказал?
— Значит, это неправда, да?
Он улыбнулся еще шире.
— Ну, в некотором смысле, моя дорогая, — а затем добавил, — лучше я пойду. Не хочу схлопотать еще раз по роже от Бена, после нашей прошлой замечательной и дружелюбной беседы.
Я не стала препятствовать ему, когда он пошел к выходу с кладбища. После моего недавнего опыта общения с Беном, я пришла к выводу, что лучше выяснять какие-то детали в одиночку. И все же, пока я смотрела ему в след, мои губы сами собой выгнулись в презрительную улыбку. Виновен он или нет в тех преступлениях, которые на него повесил Бен, но Джексон определенно был мерзким человеком. Благодаря всего двум коротким беседам, я сделала вывод, что он высокомерный ублюдок, поэтому у меня никак не укладывалось в голове, что Лиам не то что мог находиться с ним в одной комнате, а еще и сговорился о чем-то и летал с ним в Германию. Я просто не могла представить их вместе. И все тут.
Я порылась в сумочке, в поисках бумажника, чтобы взглянуть на фотографию Лиама, лежащую внутри, как же они похожи с Беном... рост, телосложение, те же форма носа и цвет волос...
Лиам смотрел на меня с фотографии, и я тихо прошептала ему:
— Не волнуйся, любимый. Я знаю, что ты тоже терпеть не мог Джексона. И я понимаю, почему ты не хотел, чтобы я общалась с Беном. Я должна была довериться тебе с самого начала. Прости.
Вплоть до того момента воздух на кладбище был прохладен, но без ветра. Поэтому я не была готова, когда налетел безжалостный порыв ветра и вырвал фотографию у меня из пальцев. К счастью, я стояла близко к памятнику, и фото приклеилось ветром к одной из его сторон. Я потянулась, чтобы схватить фотографию, но меня опередила другая рука. Бледная, как и моя, но эта рука принадлежала каменной женщине, которая изо всех сил пыталась восстать из могилы.
Когда её пальцы сомкнулись вокруг моей фотографии, я с криком отпрыгнула назад, а бутылка, которую я все еще держала в руке, упала на землю и разбилась. Меня парализовало от ужаса. Я смотрела во все глаза, как женщина смяла фотографию, издав крик, наполненный болью и гневом, а потом выбросила комок на землю. После обе её руки потянулись к краю могилы, где стоял её возлюбленный, чтобы вновь предпринять попытку выбраться к нему.
Если раньше её тело было видно лишь наполовину, то теперь ей удалось почти полностью вытащить себя из камня. И все же ей было не сбежать. Похоже, она только и могла, что держаться за край могилы, чтобы её обратно не утянуло в мрамор.
А её возлюбленный так и стоял, прикрыв лицо руками, не подозревая о борьбе, творившейся у него под ногами.
Но когда пальцы её руки соскользнули с края плиты, она отчаянно взмахнула ею, чтобы ухватиться еще раз, и в эту секунду соскользнула и вторая её рука. Казалось, что теперь её неминуемо засосет в мрамор, но неожиданно запястье женщины схватила мужская рука. Её поймал возлюбленный женщины, который теперь стоял на коленях. Его мышцы плеч и спины были напряжены. Он очень старался её удержать. Сила, тянувшая ее вниз, была мощной, и все же ему удалось дюйм за дюймом вытащить её на поверхность. Ветер резко стих, и внезапно, в наступившей тишине я расслышала слова, которые произнес мужчина. Он стоял на коленях, прижимая возлюбленную к груди, положив голову ей на плечо. Его голос был тих, словно доносился откуда-то издалека, но я была уверена, что расслышала все верно:
— Ты не должна быть здесь!
Я прикрыла рот рукой, чтобы сдержать крик, нарастающий в моем горле. Этот голос был так похож на голос Лиама. Я сделала еще шаг назад, и моя нога наступила на осколок битого стекла, который хрустнул...
После чего все было кончено. В мгновение ока памятник стал таким, как прежде — она пыталась выбраться из могилы, а он стоял над ней, не подозревая, как она близко; та, что он когда-то полюбил всем сердцем раз и навсегда. Я хрипло дышала. Кладбище вдруг показалось мне неестественно тихим. Это был голос Лиама — я уверена! Если бы я выпила сегодня больше, то могла бы все списать на слуховые галлюцинации и игру воображения. Но не тут-то было. У меня в груди расцвела надежда. Я не могла сопротивляться этому чувству. Я старалась её гнать подальше, нельзя было и мечтать, что я когда-нибудь увижу Лиама. Он был мертв, он ушел навсегда. Если я хотя бы на секунду допущу обратное, то это будет сродни чувству, будто я теряю его снова и снова, и оно убьет меня.
Похоже, статуя была заколдована. Это единственное объяснение. Может быть, Джексон прав и лебединая песня под ней. А быть может, это был лишь еще один способ воззвать ко мне. Может быть, мне нужно было прямо сейчас браться за лопату и начинать копать... Я подавила стон. Как же у меня болели ноги, и я так вымокла и устала... Как жаль, что я выронила свою бутылку, а то прикончила бы её прямо здесь, на кладбище.
Я поискала фонариком фотографию Лиама, но её унес ветер. Меня не особо прельщала мысль рыть землю вокруг статуи, потому что я была уверена — это сложнее, чем кажется, а потому займет много времени и потребует не меньше сил. Кроме того, у меня не было никаких доказательств, что песня была спрятана именно здесь, а еще мне очень хотелось вернуться в отель. Но тогда мне придется ждать до завтрашнего вечера, прежде чем я смогу вернуться. Если я начну копать здесь средь бела дня, меня наверняка кто-то заметит.
Я постояла с мгновение, соображая, что делать дальше, ведя при этом внутреннюю борьбу с собой. Но потом услышала звук. Он был очень слабым, и если бы на кладбище не было так тихо, я бы ни за что его не услышала. Сквозь толщу земли до меня долетали ноты прекрасной песни. Я встала на карачки и приложила ухо к земле. Слышно было плохо, но это определенно была та же самая песня, что я слышала в немецком лесу буквально прошлой ночью. Лебединая песня была здесь, прямо под статуей, но, судя по всему, очень глубоко.
На этот раз я застонала вслух и положила голову на землю. Я не имела ни малейшего понятия о том, где в Париже найти лопату и как управиться с раскопками всего за час. Кто знает, сколько мне придется копать, пока я до неё доберусь? Я вздохнула и поднялась. Что ж, по крайней мере, теперь я знаю, где она. Утром я найду лопату и... Я хмуро уставилась на землю. Песня начала отдаляться от меня... Она передвигалась.
Я спешно сделала несколько шагов и вновь её нашла. Но она не остановилась, и я последовала за ней. Она была где-то под землей — она двигалась. Она не оставила мне выбора, я шла на звук туда, куда она меня вела.
Какое-то время я шла по улицам и радовалась, что вокруг ни души, и меня никто не видит. Потому что мне казалось, что со стороны я производила впечатление какой-то психованной дамочки или пьяной, которая металась туда-сюда, меняя направления, когда песня ослабевала.
Наконец спустя почти десять минут блуждания по улицам, я остановилась на какой-то дороге, и песня умолкла, оставив лишь эхо грусти после себя. Ничего не понимая, я огляделась по сторонам. Вроде бы ничем не примечательная улица, разве что машин здесь стояло больше, чем на других. В конце дороги я увидела кольцевую развязку, в центре которой стояла большая статуя льва. В большинстве близлежащих зданий находились магазины, которые, разумеется, все были сейчас закрыты.