Искусство памяти

Любопытно и вместе с тем значительно, что искусство памяти в XVII веке было изучаемо и обсуждаемо не только, как мы могли бы ожидать, такими авторами, как наследующий ренессансной традиции Роберт Фладд, но и такими обратившимися к новым направлениям мыслителями, как Френсис Бэкон. В течение этого столетия искусство памяти претерпело еще одно из своих преобразований, превратившись из метода запоминания энциклопедии знания, отображения в памяти мира, во вспомогательное средство при создании энциклопедии и постижении мира с целью получения нового объективного знания. И необыкновенно заманчива возможность проследить, как в новом столетии искусство памяти сохраняется в качестве фактора, способствующего росту научного метода.

В настоящей, заключительной главе книги, как бы постскриптуме к основной части работы, я могу лишь кратко остановиться на значении искусства памяти в этой новой для него роли. И хотя этого, очевидно, недостаточно, все же следует попытаться написать эту главу, поскольку в XVII веке искусство памяти сохраняет за собой все еще значимое место в европейской истории. Наша же история, начавшаяся с Симонида, не должна быть окончена, пока мы не дойдем до Лейбница.

Слово "метод" обрело свою популярность благодаря Рамусу. В одной из предшествующих глав[866] мы видели, что между рамизмом и искусством памяти существует тесная связь, и уже одно это может заставить нас предположить существование связи между историей памяти и историей метода. Но это слово также использовалось в луллизме и каббализме, которые разрослись пышным цветом в тесном соседстве с искусной памятью. Один из многих возможных здесь примеров — это "циклический метод" всеобъемлющего познания, описанный Корнелием Геммой в его "De arte cyclognomica",[867] составленный из луллизма, герметизма, каббализма и искусства памяти. На эту работу мог повлиять Бруно, который также называл свои процедуры "методом",[868] а употребление этого слова для тех способов мышления, которые, по-видимому, имели мало общего с новым математическим методом, было широко распространено в семнадцатом веке, что может продемонстрировать следующий случай.

Когда, приблизительно около 1632 года, члены небольшой частной парижской академии собрались на свое первое заседание, предметом их обсуждения стал "метод". Собрание началось весьма кратким сообщением о "методе каббалистов", которые из мира архетипов нисходят к интеллектуальному миру, а затем к миру элементов; потом участники перешли к столь же скорому упоминанию о "методе Рамона Луллия", основанному на божественных атрибутах, а затем — к тому, что они называли "методом ординарной философии". Отчет, суммирующий их общие усилия, был опубликован под заголовком "De la metode".[869] Несколько страничек, которыми исчерпывалось обсуждение этого обширного предмета, сохранились как свидетельство того, насколько мало удивления могло вызвать заглавие книги "Discours de la methode", опубликованной Декартом пятью годами позже.

Среди многочисленных "методов", имевших хождение в начале XVII века, искусство памяти было заметно, так же как и искусство Раймонда Луллия. Два этих великих искусства Средневековья, которые Ренессанс попытался соединить, в XVII веке превратились в методы и выполняли свою роль в методологической революции.[870]

Он, видимо, прав (Ramus, Method and the Decay of Diologue, Cambridge, Mass., 1958, p. 231 ff.), устанавливая жесткую связь между возрождением идей Гермогена и особым вниманием к термину "метод". Этому оживлению был причастен и Джулио Камилло (прим. 19, к главе X).

Фрэнсис Бэкон имел весьма обширное представление об искусстве памяти и сам практиковал его.[871] В бэконовском жизнеописании, составленном Обри, мы можем найти одно из нескольких свидетельств действительного предназначения архитектурного сооружения для нужд "локальной памяти". Обри рассказывает, что в одной из галерей дома Бэкона в Джорхэмбри были разрисованные стеклянные витражи, "и на каждой створке по нескольку изображений животного, птицы и цветка: вероятно, его светлость мог употреблять их как топики для локального использования".[872] То, что Бэкон придавал искусству памяти немаловажное значение, явствует из того, что в Advancement of Learning он однозначно говорит о нем как об одном из искусств и наук, которые необходимо преобразовать как в отношении их методов, так и в отношении того, на что они направлены. Ныне существующее искусство памяти можно улучшить, говорит Бэкон, и это следует сделать, не просто ради пустого хвастовства, но для полезного его применения. Основное направление "усовершенствования" наук и искусств и обращения их на полезные цели берет свое начало в памяти, из которой, говорит Бэкон, составлено искусство, "но мне видится, что существуют лучшие приемы, чем те, которые дает это искусство, и практика более совершенная, нежели та, которую оно предлагает". Ныне существующее искусство может "дать повод к бахвальству чудовищному", но оно бесплодно и не применяется в серьезных "делах и ситуациях". Он определяет искусство как основанное на "пренотациях" и "эмблемах", бэконовская версия мест и образов состоит в следующем:

Это искусство памяти строится исключительно двумя способами; один суть пренотация, другой — эмблема. Пренотация освобождает нас от бесконечных поисков того, что именно нам нужно вспомнить, и направляет их в какую-либо определенную область, то есть ту, что сочетается с нашим местом памяти. Эмблема сводит мыслительное содержание к чувственным образам, которые оживляют память; из каких аксиом может быть извлечено больше полезного, чем доныне…[873]

Места затем определяются в Novum Organonum

как порядок или распределение общих мест в искусной памяти, которые могут быть либо местами в собственном смысле слова, как дверь, угол, окно и тому подобное; либо близким человеком, которого мы хорошо знаем; или это может быть чем-нибудь еще, по нашему усмотрению (если наделено каким-либо порядком), таковы животные, гербы; также слова, буквы, характеры, исторические персонажи…[874]

Подобное определение различных типов мест прямо вытекает из текстов по мнемонике. Определение образов как эмблем расширено в De augmentis scientiarum:

Эмблемы низводят интеллектуальное к чувственным вещам; ведь то, что можно почувствовать, всегда сильнее возбуждает память и скорее запечатляется, нежели интеллектуальное… Поэтому легче удержать в памяти образ охотника, стреляющего в зайца, аптекаря, расставляющего свои коробочки, оратора, произносящего речь, мальчика, заучивающего стихотворение, актера, произносящего свою речь, чем соответствующие понятия изобретения, расположения, элокуции, памяти, действия.[875]

Бэкон полностью разделяет древнее воззрение, что действенные образы наилучшим образом сами себя запечатляют, и согласен с томистским представлением, что интеллектуальные вещи скорее всего запоминаются посредством вещей чувственных. Между прочим, такое восприятие образов памяти показывает, что Бэкон, хотя и испытывал влияние рамизма, рамистом не был.

То есть Бэкон воспринимал и использовал в общем-то обычное искусство памяти, строящееся на местах и образах. Как именно он намеревался улучшить его, неясно. Но одной из новых функций искусства стало запоминание предметов в таком порядке, чтобы их можно было удерживать в уме в процессе исследования. Это должно было способствовать научному изысканию, ведь выделяя из общего массива естественной истории какие-то части и располагая их в определенном порядке, суждение легче распоряжается ими.[876] Здесь искусство памяти находит свое применение в естественнонаучном исследовании, а его принципы порядка и расположения превращаются в нечто подобное классификации.

866

866 См. гл. X.

867

867  Cornelius Gemma, De arte ciclognomica , Antverpen,1589.

868

868  См. гл. XI.

869

869  Recueil general des questions traitees es Confereces du Bureau d'Adresse, Lyons, 1633-1666,I, p. 7 ff. Об этой академии в "Buroeau d'Adresse", которой руководил Теофраст Рено, см. мою книгу French Academies of the Sixteenth Century, p. 296.

870

870  В полезной книге Neal W.Gilbert, Renaissance Concepts of Method (Columbia, 1960) речь идет о классических источниках употребления слов "искусство" и "метод". Однако под "ренессансными представлениями о методе" понимаются прежде всего рамистское и аристотелевское. Методы, о которых мы будем говорить в этой главе, не упоминаются.

871

871  О Бэконе и искусстве памяти см. K.R.Wallace, Fransis Bacon on Communication and Rhetoric, North Carolina, 1943, p. 156-214; W.S.Howell, Logic and Rhetoric in England, Princeton, 1956, p. 206; Paolo Rossi, Francesco Bacone, Bari, 1957, p. 480 ff.; Clavis universalis, 1960, p. 142 ff.

872

872 John Aubrey, Brief Lives, ed. O.L.Dick, London, 1960, p. 14.

873

873  F.Bacon, Advancement of Learning, II, XV, 2; Works; ed. Spedding, III, p. 398-399.

874

874 Novum Organonum, II, XVI; Spedding, I, p. 275.

875

875 De augmentis scientiarum, V,V; Spedding, I, p. 649.

876

876 Partis Instaurationis Secundae Delineatio et Argumentum; Spedding, III, p. 552. Cp. Rossi, Clavis, p. 489 ff.