Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 52



— А почему это у вас, товарищ Мультан, командир батальона в лейтенантах ходит?

Полковник начал что-то объяснять, но генерал перебил его:

— У вас есть шинель?

— Есть, в машине, товарищ командующий.

— С вашего разрешения я у вас кое-что позаимствую, — попросил генерал.

Командир полка не возражал.

Адъютант Конева принес полковничью шинель.

Генерал снял с погон комбата «кубари» и прикрепил к петлицам по «шпале», которые позаимствовал с шинели командира полка.

— Вот теперь порядок! — усмехнулся командующий фронтом.

Он обратился к собравшимся солдатам и офицерам.

— Командиру 2-го батальона 133-й дивизии Александру Феликсовичу Чайковскому, — громко объявил генерал, — присваивается воинское звание капитан Красной Армии.

— Поздравляю вас! — добавил командующий.

Из Вышнего Волочка командующий «оперативной группой» добирался в расположение подчинённых ему частей ночью, отмотав около двухсот километров в сторону Калинина. Ранним утром, приминая легкий снежок, вездеход генерала остановился рядом с нашими танками. Николай Фёдорович вышел из машины и в сопровождении адъютанта направился к дому, где находилось командование бригады.

— Здорово, мужики! — сказал генерал Ватутин, раскрасневшийся на морозе, когда вошёл в штаб 8-й танковой бригады.

Офицеры приветствовали его.

— У вас есть что-нибудь поесть, — спросил Николай Федорович, обращаясь к Павлу Алексеевичу Ротмистрову. — Есть жутко охота!

Павел Алексеевич удивленно взглянул на него.

— У тебя есть что? — повернулся полковник к своему адъютанту.

— Да, вот одна баночка консервов осталась, — ответил тот. — Больше ничего нет.

— Одной баночкой разве наешься! — пожал плечами Ротмистров.

И тут нашёлся командир разведки старший лейтенант Сергей Золотов.

— Товарищ генерал, — обратился он к нему, — мы уток сварили в большом чугуне, они ещё теплые.

— Ещё тёплые утки говоришь? — уточнил генерал.

— Да, пока не остыли. Если желаете, товарищ генерал, — предложил Сергей, — проходите вот сюда.

— Утки так утки, не откажусь, — согласился Ватутин.

Николай Фёдорович, будто на сцене в театре, неторопливо засучил рукав шинели, запустил пятерню в чугунок, достал утку, с которой стекал жир, и, устроившись за столом, принялся за неё.

— Откуда у вас пернатые взялись? — спросил Ватутин, обращаясь к Золотову.

— Рядом с нами, товарищ генерал, находится птицеводческий совхоз, — охотно объяснял Золотов. — Уток там видимо-невидимо. Мы подошли, а сторож говорит: «Ребята, берите, сколько надо, ешьте, а то фашисты придут, всё сожрут». Ну, мы и набрали уток столько, сколько смогли унести.

Разведчик почему-то чувствовал себя легко в общении с Ватутиным, будто между ними не было должностной дистанции.

Николай Федорович любил юмор.

— Может, запасти уток впрок на всю бригаду! — предложил он, повернувшись к Павлу Ротмистрову.

Офицеры засмеялись.

— Не, не стоит, — откликнулся полковник. — Больно жирные утки. Бойцы с них растолстеют, в танк не будут влезать.



— Тогда, конечно, не стоит, — согласился Ватутин.

Ротмистров с абсолютно невозмутимым видом продолжал что-то колдовать, склонившись над оперативной картой.

Выпили по кружке густого чая.

После прошёл военный совет, его вёл Николай Фёдорович Ватутин.

Обсуждали, как поведут себя немцы, прорвавшиеся к Марьину.

Золотов вспомнил засаду в кустах на обочине. Из неё он наблюдал, как по шоссе проследовали в сторону Марьина три группы немецких танков по восемь единиц в каждой. Не исключено, что и раньше в том же направлении прошла их бронетехника. На головном танке был открыт верхний люк. В нём в полный рост стоял офицер, на голове у него сидел чёрный берет, одет он был в чёрную куртку и белую рубашку с галстуком.

Фашист ехал, будто на парад, не хватало только духового оркестра. Сергею сильно захотелось снять его автоматной очередью, но нельзя было выдавать местоположение группы разведки. «Эх, — вздохнул Золотов, — сюда бы дивизион артиллерии, расчихвостили бы эти танки в пух и прах».

Неожиданно генерал повернулся к старшему лейтенанту Золотову.

— Ты здесь самый младший, поэтому будешь говорить первым, — предложил он. — Послушаем, что думают младшие офицеры.

— Нет, товарищ генерал, я не могу говорить, — встал Золотов. — Я — маленькая сошка. Я для военного совета не готов. Я приехал к полковнику Ротмистрову за указаниями для командира дивизиона.

— Говори хоть глупость, — нажал Ватутин на разведчика.

Золотов понял, что ему не увернуться от требовательного генерала.

— Хорошо, я скажу, — начал Золотов. — Но я скажу только моё мнение. Немцы, насколько я их изучил, берут нас на арапа. Они ходят только по шоссе, боятся просёлочных дорог. Думаю, они пройдут один мост в Медном через Тверцу и остановятся в Марьине, а второй мост в Марьине через Логовежь проходить не будут, чтобы не увеличивать для себя риск вдвое. А два моста — это два риска.

— Да ну его, чепуху городит! — вставил командир бригады Ротмистров. — Риски какие-то придумал!

— Подожди, Павел Алексеевич, — возразил Ватутин. — Мы с тобой живём старыми понятиями, мы их навоевали в другое время, а он воюет в первый раз, приобретает новый опыт. Золотов, может быть, и прав.

Ободрённый генералом, разведчик добавил:

— Думаю, в ближайшие два дня немцы из Марьина не пойдут на Торжок, потому что мы висим у них на хвосте, а будут стягивать силы для решающего удара по Торжку. Прорвавшимися силами им город не взять.

Прогноз Сергея, как подтвердилось позже, был достаточно точным.

— Может и так, — продолжал вести военный совет генерал Ватутин. — Во всяком случае, твое мнение, товарищ Золотов, мы учтём.

Николай Федорович молчал, поочередно выслушал других офицеров. Потом он взял заключительное слово.

— Командующий войсками Калининского фронта генерал-полковник Конев приказал нашей оперативной группе, — доложил Ватутин, — нанесли контрудар по соединениям врага в Марьине и в Медном, уничтожить танковую дивизию противника и механизированную бригаду СС. Нам на помощь из Осташкова через Торжок уже подошла 183-я стрелковая дивизия, она заняла позиции в 16 километрах от Марьина. Генерал Конев усилил 133-ю дивизию артиллерией и бронетехникой. Кроме того, нам будет помогать авиация — выделено до двадцати самолётов.

Николай Фёдорович принялся очерчивать перед офицерами предстоящее сражение, как он представлял его себе; называл направления атак, движение частей.

Генерал особо выделил выгоды своей оперативной группы. Фашистские войска растянулись по Ленинградскому шоссе. Появился редкий шанс, говорил он, окружить их с трех сторон и ударами с разных направлений уничтожить.

Это и был план знаменитых марьинских клещей. Фашисты, которым удалось просочиться через них и остаться в живых, вспоминали о клещах, как об адском кошмаре.

— План одобрен генералом Коневым, — заключил Ватутин. — Приказываю приступить к выполнению боевых задач.

Полковник Ротмистров снял очки, посмотрел на Ватутина.

Без очков и генерал, и собравшиеся офицеры показались ему какими-то кульками. Он снова надел очки. Невозмутимость комбрига сменила тревога.

— Товарищ генерал, если можно, выделите несколько новых боевых машин, — попросил полковник. — Сами знаете, какая у нас тяжелая ситуация в танковом полку.

Николай Фёдорович Ватутин пообещал рассмотреть его просьбу.

Командир 8-й танковой бригады Павел Алексеевич Ротмистров имел серьезные основания для беспокойства. Он не мог допустить, чтобы боеспособность рот и батальонов упала ниже той планки, которую обычно ставил для подчинённых. А ситуация, действительно, сложилась тяжёлая.

Трое суток боёв днём и ночью сильно вымотали бригаду.

Фашисты имели превосходство в бронетехнике. И бригада, несмотря на мужество и находчивость бойцов и командиров, понесла ощутимые потери. Почти половина танков вышла из строя, требовала ремонта. Три машины сгорели в сражениях. На Горбатом мосту в Калинине немцы захватили подбитый броневик и сожгли его вместе с экипажем, которым командовал младший лейтенант И. Червоткин. Когда враги прорвались к деревне Малица, где временно стоял штаб, в бою погиб начальник штаба майор Михаил Любецкий, танкисты очень переживали это.