Лайдайа. Первый человек

В какой-то момент все кончилось. Я держал меч опущенным, тяжело дышал и рыскал глазами по сторонам. Вокруг была лишь залитая кровью брусчатка, на которой лежали трупы и стонали раненые. Вдалеке виднелся улепетывающий враг, но я был не в силах гнаться за ним. Меня затрясло, руки задрожали. С большим трудом я пихнул меч в перевязь на спине и пошел вперед, не глядя на трупы. Мутило.

- И зачем ты на меня напал? - спросил я у старика, которого за ворот держал усталый мужчина.

- Твои... ножи... - сказал он с хрипом, - ты ведь даже не представляешь... что у тебя в руках!

- Что такого в моих ножах? - спросил я устало.

- Они принадлежат... эльфийским офицерам... не знаю, откуда они у тебя... но они стоят целое состояние... - старик закашлялся, сплевывая кровь. Он захрипел и, дернувшись, повис безвольной куклой.

- Готов, - устало ответил союзник, бросив тело на дорогу, - вот и все. А теперь наш разговор...

- Только не говори, что ты хочешь дальше драться.

- Нет. Я хочу идти с тобой.

- Что?! - удивился я.

- Мне нет места в этом поселении, особенно после этой драки. А с тобой я бился вместе, да и вдвоем безопаснее будет двигаться. И у меня есть конь.

- Ладно, - я махнул рукой. Я настолько устал, мне настолько было плохо, что я был не в силах спорить. Договорившись встретиться за западными воротами, мы разошлись. Я как мог быстро пошел за Вороном.

Стоило мне подойти к стойлу, как почуявший кровь конь заволновался. Успокоив его, я быстро прицепил все сумки и, запрыгнув на уже оседланного коня, быстро помчался прочь из города.

ГЛАВА 4.

Я честно ждал у западных ворот. Наконец, я увидел знакомого всадника на гнедом коне. Он быстро поравнялся со мной, и мы молча пришпорили коней, быстро уходя в лес. Когда ненавистный город остался за спиной, мы притормозили. Какое-то время ехали молча, а потом я спросил:

- Как тебя зовут хоть?

- Готнерим, - ответил он, хмуро глядя перед собой.

- А я Глеб. Будем знакомы, - сказал я, а потом замолчал.

Мы долгое время ехали молча. Я не знал, что роилось в голове у оборотня, а я пытался осознать произошедшее. Когда напали эльфы, было не так страшно и ужасно, а сейчас... кровь, медведь, смерти... это кошмар. Я не знал, что в настоящем сражении будет настолько ужасно. А еще я думал о том, что уже во втором поселении, которое я посещал, меня хотят убить. И если в Рикависе все было относительно хорошо, а нападали эльфы, то тут меня просто пытались ограбить. И ради чего? Ради чертовых метательных ножей! Кстати, один так и остался в кузнице вместе с кинжалом.

- Слушай, Готнерим, - начал я, пытаясь завести разговор, - куда ты собираешься идти?

- Не знаю, - ответил тот, - где работа попадется, там и останусь.

- Почему все-таки ты так взъярился на меня? - спросил я, - Разве так неприятно, что я тебя ударил? Да и остальные посудачили бы да забыли.

- Ты не понимаешь, - процедил сквозь зубы он Готнерим то ли от неприязни ко мне, то ли от того, что я затронул эту тему, - в моем племени любая драка священна. Победить в поединке более сильного противника - значит, стать более почитаемым и уважаемым. И об этом все знали. А ты... ты просто избил меня, как юнца. А я считался сильнейшим воином в поселении!

- Подожди, ты сказал "в племени"? - зацепился я за слово.

- Ты что, из пещеры выбрался недавно?

- Можно сказать и так, - кивнул я, желая получить подробности, - так что?

- Либо ты действительно ничего не знаешь, либо что-то замыслил, - недоверчиво сказал он, а потом махнул рукой и заговорил, - да будет тебе известно, что на территории графств деллиев, помимо живущих в городах разумных, живут разные племена. Они живут... общинно. Живут в небольших деревнях, кто занимается земледелием и иногда общается с внешним миром, а кто так и остался в первобытном состоянии. Тем не менее, никто насильно не принуждает их жить по законам графств, только по желанию самих племенных жителей. Я тоже из племени. Как-то в наши земли зашел странный воин. Он был весь в блестящих одеждах, а в руках держал странную секиру - длинную и блестящую. Он оказался очень сильным, я едва смог его убить. А потом мне стало интересно, где же создают такие замечательные и надежные вещи и оружие. И я ушел. С тех пор я наемником хожу по стране, обучаюсь, при возможности, различным умениям ну и сражаюсь часто.

- Ух ты! - удивился я, - Это удивительно! И давно ты так путешествуешь?

- Уже двенадцать лет, - нехотя ответил Готнерим.

- М-да, это не мало, - задумчиво сказал я.

- Зато за все время я не утратил ни грана тех знаний, что получил в племени! - гордо сказал он, - Идя в бой, я пою нашу победную песню! С ней я становлюсь поистине непобедимым!

- Интересно, - хмыкнул я, - споешь?

- Зачем? - удивился Готнерим.

- Просто хочу ее послушать. А я в ответ спою песню, которую ты никогда не слышал, - предложил я.

- Хорошо, - он набрал в грудь побольше воздуха и запел.

Признаюсь, песня меня поразила. Она пелась на необычном, рычащем и грубом языке, который, тем не менее, оказался очень богат на выражения. В песне пелось о воине, который ушел далеко от дома за славой, как сражался он с полчищами врагов, как полюбил и как погиб. Эта песня оказалась наполнена таким смыслом, в ней было столько эмоций, что я невольно хватался за оружие. Удивительно, впервые я попал под воздействие местных песен.

- Это восхитительная песня! - оценил я, когда Готнерим умолк.

- Это да, - гордо кивнул он, - а теперь спой ты, послушаю.

Я, немного поколебавшись, все же незаметно отпустил амулет-переводчик, который сжимал под плащом. Лучше спою так, как это звучит на самом деле. Задумавшись, какую лучше спеть песню, я, наконец, определился. Хотелось поддержать военную тематику, вот только песня была не боевая, а победная. Думаю, она знакома каждому.

- День Победы. Как он был от нас далек... - я прикрыл глаза, полностью отдавшись песне. В голове крутились различные картины. Но перед глазами наиболее ярко стояли марширующие солдаты и толпы людей с цветами. Вспомнились ветераны, девятое мая, уже недавнее. Все было настолько ярко и эмоционально, что я буквально выпал из реальности. "Очнулся" только тогда, когда спел последнюю строчку.

Открыв глаза, я обнаружил, что мы стоим. Кони нее двигались, замерев. А Готнерим смотрел прямо, а глаза его предательски блестели. Он еще пару секунд так пробыл, потом пришел в себя. На лицо наползла прежняя маска сурового воина, но в глазах была тоска.

- Глеб, твоя песня великолепна! Мне почему-то сразу вспомнились те дни, когда я возвращался из длительных походов и наймов после тяжелейшей битвы. Я не знаю, почему. О чем твоя песня? Я такого языка не слышал.

- Песня о великой победе над великим злом, - ответил я, особо не вдаваясь в подробности. Не хватало еще выдать свою "иноземность". Нужно поосторожнее с песнями, они слишком меня выдают.

Ладно, главная цель достигнута - Готнерим больше не считает меня врагом. По крайней мере, я на это очень надеюсь. Очень не хочется путешествовать с обозленным воином, а вот союзник, который поддержит в бою, особенно опытный воин, умеющий владеть холодным оружием, может стать для меня билетом на безопасный проезд по дороге. Конечно, черт их знает, этих разбойников, но все же.

Дорога потянулась надоедливой лентой. Спасали разговоры, которые часто завязывались сами собой в особенно тоскливые и скучные моменты. Готнерим оказался на удивление очень интересным собеседником. Но меня удивил один интересный момент. Готнерим складывал песни. Точнее, пытался их сложить, и его строки были потрясающими стихами, но для песни на мой взгляд они не подходят.

Вообще, сказал про это Готнерим случайно, когда мы обсуждали различные песни, а потом минут пятнадцать бил себя в грудь и потрясал кулаками, отвергая данный факт. Но всеобъемлющее любопытство русского человека сломили сопротивление племенного человека, и он все рассказал.