Роботы божьи

Пассажиры такси затеяли шумное обсуждение пробки. Они сидели с каменными лицами, а их едкие реплики в адрес чинуш звенели у Егора в мозгу. Он не участвовал в разговоре, считая это напрасной тратой сил. Егор уставился в окно, разглядывая усеченные пирамиды Нового Арбата с вертолетными площадками на плоских вершинах.

Иногда для развлечения он загружал из Среды Гулл альтернативные слои виртуальной реальности. Будучи наложенными на город, они преображали его до неузнаваемости. Каждый мог скачать Москву себе по вкусу. Мусульманину, к примеру, она представала сплошь застроенной мечетями. Закутанные до глаз женщины - или не женщины, кто разберет под виртуальной паранджой - робко семенили по набережным под заунывное пение мулл с минаретов.

В загруженной Егором версии облик женщин не менялся, тут его вполне устраивала действительность: минимализм едва скрывающих девичьи прелести юбочек и прозрачных топиков, а чаще их отсутствие. Зато программисты хорошо поработали с погодой и зданиями. Небеса сияли всеми оттенками зеленого, деловые небоскребы превратились в фантастические замки великанов и пещеры с драконами. Звуковое сопровождение тоже не подкачало. Вдалеке то и дело раздавался драконий рев, сменяемый жуткий воем оборотней, а таксоботы при приближении издавали тоскливый жалобный свист, словно баньши или призраки замученных в казематах узников.

Но больше всего Егору нравились альтернативные памятники. Место полузатопленного Маркса напротив Большого Театра занимал чем-то похожий на него Ктулху с волнистой бородой из щупалец, на постаменте Достоевского у библиотеки Ленина сидел мрачный кряжистый тролль, а вместо голограммы поэта Ивана Роботова на Каланчевской площади восставал из пучины свирепый кальмароголовый Дагон. Неоновая надпись с достойной Упанишад роботовской максимой "Я - суть, остальное - ничто!", с которой Иван Кузьмич вошел в поэтическую вечность, сразу приобретала новый зловещий смысл. И только памятник жертвам солипсизма на Волхонке - человек с устремленным вдаль взглядом, уверенно шагающий в пропасть - при любой версии мира почему-то оставался неизменным.

После знакомства с Сурмиловым Егор часто пытался представить, как выглядела старинная Москва. Если верить Мишке, город уродовали километры электрических проводов, нависающих над улицами гигантской спутанной паутиной. Ее никто не замечал - люди уже тогда перестали смотреть в небо. Везде, куда бы ни упал взгляд, пестрели знаки дорожного движения, таблички с названиями организаций и мигающие светофоры. На улицах царили адский шум и чад автомобильных моторов. Мишка говорил, что сейчас, по сравнению с его временем, в городе тихо, как на кладбище. Он, конечно, не прав. Несмолкаемый городской шум не исчез, а просто переместился из внешнего мира внутрь головы.

Прежде всюду маячила так называемая "реклама": экраны, плакаты и полотнища, настырно требующие покупать ненужные услуги и товары. "Реклама" навязывалась всем без разбора, безлично и безадресно. По словам Сурмилова, до Потопа рекламу наносили даже на еду, авиабомбы и башни боевых танков, тогда еще сухопутных.

Слава Гуллу, варварские приметы прошлого исчезли задолго до рождения Егора. Егор удивил и обрадовал Мишку, сообщив, что реклама уже полвека запрещена по всему миру как психогеноцид. Это произошло вскоре после того, как известный психолог Ворцель опубликовал результаты своих исследований природы человеческого сознания.

Мишка, в свою очередь, поразил Егора, когда рассказал, что Гулл заработал первые миллиарды как раз на рекламе, сочетая ее с бесплатной поисковой системой в интернете. Егор этого не знал. Он думал, что сервисы Гулла всегда были платными. Из школьной истории он смутно помнил, что именно Гулл внес решающий вклад в уничтожение рынка рекламы, создав систему прогнозирования потребностей и ежеквартально заполняемые "профили желаний" потребителя. Конкуренты Гулла, строившие бизнес на рекламе, разорились. Гулл же зарабатывал сотни миллиардов долларов, продавая прогнозы потребностей и профили компаниям-производителям. Так возникла современная экономика.

Егор узнавал от Сурмилова уникальные детали прошлого, о которых не услышишь ни в одном аудиоучебнике. Эти сведения, при должном усердии, можно найти в старинных архивах Гулла, но там они похоронены под тоннами информации, содержащей неточности, ошибки и искажения фактов. Откуда еще, как не от Мишки, Егор мог бы узнать, что в "Юкее" не продавали клонированных домашних животных? Или что люди в старину держали псовых и кошачьих хищников-мясоедов, а не милых карликовых коз, лошадок и бегемотов, как сейчас?

Погруженность Егора в размышления о Сурмилове прервал шум снаружи. Сверкая мигалками и завывая на все лады, кортеж из трех черных катеров и шести машин десанта промчался мимо сотен покорно замерших таксоботов. Егор невольно поежился, ощутив волну паники от накрывшего такси излучения инфразвуковой сирены.

Прошла минута. Пробка продолжала стоять. Наконец, со стороны Кремля показался замыкающий процессию полицейский катер. Поблескивая лазерными маячками, он неторопливо проплыл вслед за кортежем. Когда катер исчез, таксоботы вышли из ступора и начали движение, пытаясь выйти на нормальный скоростной режим.

Кабинка Егора вырулила на новоарбатский канал и, лавируя среди других такси, помчалась вниз, в сторону синих небоскребов Кутузовского проспекта. На Кутузовском она несколько раз остановилась, высаживая пассажиров возле входов в стоэтажные жилые здания. Последний попутчик вышел у полузатопленной Триумфальной арки.

Егор остался один. Он тут же развалился на двух сиденьях, закинув ноги на третье. По мере приближения к храму его мыслями завладел предстоящий разговор со священником. Они были знакомы уже много лет, с тех пор, как Церковь адвайты выкупила звенигородский храм у разорившейся реинкарнационной франшизы Радж Бабы. До этого здание поочередно принадлежало шиваитам, поклонникам богини Кали, родноверам, баптистам и бог знает кому еще.

Егор впервые попал в храм, когда ему было четыре года. Его привела мать, которая в ту пору увлеклась шиваизмом. Он до сих пор помнил запах благовоний и огромную статую трехликого Шивы, загадочно глядевшую на него из сумрачного портала в каменной стене. Маленькому Егору нравились шиваитские мантры. Он засыпал под них и видел яркие сны, похожие на фантастические восточные сказки. Во время богослужений он ползал по теплому мраморному полу, приставая к сидящим на пестрых подушках верующим, или играл с подаренными кем-то четками из сандалового дерева. О шиваитах у Егора остались редкие, но теплые воспоминания.

Когда ему было четырнадцать, храм поменял владельцев. Руководство шиваитов занялось оптимизацией активов и выставило здание на аукцион. Его приобрело российское отделение Ашрама Шри Радж Бабы. Так звали модного гуру, считавшего себя очередным воплощением умершего двести лет назад индийского святого.

Мать Егора не любила Ашрам. Она считала их виновными в развале своей семьи и в том, что Егор с младенчества рос без отца. Узнав, что храм теперь принадлежит им, Анна сказала, что ноги ее там больше не будет. Естественно, Егор тоже перестал появляться в храме. Она сдержала слово на целых десять лет. Потом у Ашрама начались проблемы с налогами и им пришлось продать здание. Покупателем стала популярная в то время Церковь адвайты. Дела у Церкви шли хорошо, она активно расширялась и скупала свободные помещения в разных частях Москвы.

После "смены власти" Анна с некоторой опаской заглянула в храм, чтобы понять, что там происходит. Ее не слишком привлекала современная адвайта - позитивистское учение о свободе воли, утверждавшее, что человек держит свою судьбу в собственных руках. Анна верила в предопределение и карму. Зато ей очень понравился новый настоятель, пузатый бородач с веселыми карими глазами. Он напомнил ей мужа, отчима Егора. Священник походил на Корвацкого даже внешне, за исключением отсутствия у последнего бороды.