Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 11



Ей помогали без просьбы, а меня всегда просили помочь.

На выпускной я объявила бунт. Я купила себе роскошные туфли на девятисантиметровой шпильке. Сама, чуть в обморок не грохнулась, когда на эти шпильки залезла. Красиво. Но страшно. Но тапочки, на всякий случай взяла. Пригодились. Где то минут через двадцать.

После школы я работала в библиотеке, и там познакомилась, ах... со своей первой настоящей любовью. Но сейчас, не про любовь. Он отправил меня работать в Дом моделей, сказал, что у него там знакомые и давно ищут такую красоту как я. То есть такую длину. Я боялась, но позвонила.

- Какой у вас рост? - первое, что спросили меня.

- Высокий. - осторожно ответила я.

- Хы, высокий. Низкорослых не берем.

Бальзам на мою душу!

- Если у вас меньше 170, даже разговаривать не о чем. - заявила мне трубка.

- Сто семьдесят восемь.

- Приходите. - скомандовали мне благожелательным дамским басом.

Шпильки, я все же не решилась надеть на просмотр, но советские четыре сантиметра надела. Меня повертели, как манекен, рассмотрели со всех сторон, как телушку на базаре. Поставили диагноз - годна.

- Ну, тут еще работы... - прогудела дама. - Красится, надо учить, что это, только прилично-девические реснички намазаны, стричь - обязательно!

Я, старательно приближаясь к хрупкому девическому идеалу носила длинные волосы, трепетно взирала накрашенными ресницами на мир. А тут стричь и красить!

- Ну, одеться потом ты и сама сможешь как человек, а не как романтичная дура. Я руководитель, меня зову т Лина Павловна. Телефон запиши - парикмахер Ева, пусть к чертям собачим обрежет твои патлы. - скомандовала она и крикнула куда то в коридор. - Олечку позовите, пусть посмотрит на напарницу.

Я старалась немного сжаться, что бы стать меньше и перестать светиться романтичной дурью.

- Лина, - прогудело таким низким контральто, что завибрировали все стекла в комнате, - нашла девочку?

В комнату вошла Олечка. Что бы увидеть лицо Олечки мне пришлось задрать голову. Красавица, с волоокими глазами, с сигаретой на таких высоких шпильках, какие в советских магазинах, продавали только с черного хода.

- Ты, что ли со мной в пару? - Олечка критически обозрела меня, стоящую с открытым ртом. - Маловата, конечно, но если на каблуки, и мне поменьше каблук... не люблю я маленький каблук! - возмутилась она. - Ну ладно, я Оля Буранова. - протянула мне руку.

Комплекс съежился, зашипел и пропал. Началась новая жизнь, где место только высоким на шпильках.

Но иногда, хочется быть маленькой и хрупкой, что бы предлагали помощь, заботились, оберегали и лелеяли.

Варвара и первая любовь.

Как барышня из хорошей семьи, я прочитала всю большую и художественную литературу, как по школьной программе, так и далеко за ее пределами. Везде говорилось о большой и светлой любви, которая всегда достается хорошим девочкам. Ну, иногда, она бывает несчастна, но это очень красит человека, развивает все его лучшие качества и облагораживает душу. Страдания казались мне возвышенными и утонченными. Я закончила школу, и не поступив на истфак устроилась работать в библиотеку, где продолжила изучать все большое и возвышенное.

Я уже была готова, к приходу большого и светлого чувства, которое обрушится на меня, нападет из-за угла, накроет волной, и я вся растворюсь без остатка. Стану возвышенной до невозможности, счастливой и несчастной одновременно...

Но чувство задерживалось. Ни как не шло по расписанию. Это несколько омрачало, мою готовность страдать и любить. Робкие признания от одноклассника не вызывали трепета чувств, ожидания катастрофы и погибели и трагедии. И потом, он никак не мог определиться, кого он больше любит - меня или Панаму. Мы, поэтому и не обращали на него ни какого внимания. Определится - подумаем.

Я ходила на работу в общий читальный зал, где обычно обслуживались студенты и не определившаяся интеллигенция. Длинные волосы, круглые очки и рюшечки - мечта студента-филолога. Робкие заигрывания, усиливали мою тоску о грядущей любви, но не приближали ее. Вздыхавший в спецхране библиотекарь Борюньчик, в коротких, мятых брюках и очках с толстыми стеклами, уже начинал вселять в мятущуюся девичью душу панику, что так и пройдет вся жизнь, в бесплотном ожидании.



- Я откладывал "Альтист Данилов", барышня. - сообщил молодой человек, когда я тоскливо заполняла бумажки на выдаче книг.

- Одну, минуту.

- А вы читали эту книгу?

- Она с закрытой полки. - сурово сообщила я. - У вас есть разрешение на пользование книгами с этой полки?

(Помните, я работаю в Горьковской областной библиотеке, при умирающем социализме?)

- У меня специальный читательский билет. - он протянул билет, и я наконец соизволила посмотреть на его владельца.

- Только не влюбляйтесь в меня. Я плохой. - сурово сказал он.

Видимо вся тоска о неведомой разрушительной силе любви была выражена в моем взгляде. Я влюбилась.

Варвара и первая любовь-2 и прочие глупости.

Потом я прочитала "Альтиста Данилова", и все-все с Закрытой полки. Книга произвела впечатление.

Молодой человек, Андрей, тоже произвел впечатление. Он каратист, буддист, манекенщик, и студент-филолог. Таких студентов-филологов, в то время еще не было.

Первым делом, у меня ликвидировали все рюшечки и томный взгляд. Потом отправили устраиваться работать в Дом моделей, где меня лишили части романтических кудрей и научили краситься.

Жизнь заиграла другими красками. Оказывается, тоскливое ожидание любви, не есть самое интересное в жизни дело.

Мы ходили на закрытые тусовки каратистов-буддистов, махали на рассвете деревянными мечами, учились правильно дышать и махать нунчаками. Но мне регулярно напоминали:

- Не вздумай в меня влюбляться. У меня, между прочим, девушка есть.

Этой мифической девушки я так и не увидела. И вообще, пропускала это занудство мимо ушей.

Попутно парикмахерша Ева сделала мне такую залихватскую прическу, что бабки стали оборачиваться и плеваться мне в след. Я обрезала все юбки, списав в негодность сантиметров тридцать лишней материи, и внезапно открыв, что у меня тааакие ноги, что закачаешься! А если их поставить все же на каблук, то начинают качаться окружающие мужчины.

Папа, посмотрев на все эти резкие перемены, решительно заявил маме:

- Ее надо увольнять из этого притона, иначе принесет в подоле.

Мама не согласилась, и уговорила папу оставить меня на работе и в библиотеке и в Доме моделей. Мама всегда мечтала быть балериной, но мечта не сбылась, она была ребенком военного времени, и из-за нехватки витаминов, щиколотки приобрели благородный изгиб. Что нанесло неизгладимую травму ее самолюбию. И она решила спасти мое самолюбие от такой участи.

Тем временем меня учили не горбиться, ходить красиво от бедра, улыбаться. Лина Павловна, доставала нам всем в лучшем случае до плеча, стояла на репетициях у нас за спиной и била при первой же попытки согнуть спину офицерским кожаным хлыстом. По спине, резко и чувствительно. Так, что через месяц я разучилась портить осанку. Посадка головы тоже была под строгим надзором:

- Нельзя смотреть в пол, там не валяются пять копеек! Нельзя иметь унылую рожу! Нельзя поднимать плечи! Втяни живот! Подтяни попу! Поставь правильно ноги! - малая часть указаний получаемых от Лины. Если забываешь "нельзя" - чувствительное напоминание. И как втянуть живот и подтянуть одновременно попу оставалось загадкой.

Потом, эта посадка головы, не раз сыграла против меня - опять обвинение в гордыни, не гнется ни спина, ни голова не склоняется. Но, это минусы профессии.

Через полгода я сама себя не узнавала в зеркале. И надо отметить, что коллеги в модельном бизнесе были барышни сплошь из приличных семейств, девочки все учились на докторов, юристов и учителей. Всем им выговаривали за несоветский вид и даже грозили отчислением.