Страница 42 из 145
«Семейное счастье нерушимо, когда каждый ощущает в супруге большее духовное и нравственное богатство, чем в себе».
Когда складывается семья, на счастье надеется каждый. Но ни пылкая любовь, ни богатство, ни дети подчас не спасают семью. Для счастья душа должна питаться из чистого источника супруга, и этот источник должен ощущаться бесконечно глубоким.
Октябрь, 2008 г.
О суете
Слушал пьесу М.Горького «Дети солнца» — извечный спор о добре и зле, правде и лжи, прошлом и будущем. Интеллигенция всегда хочет что-то понять, добраться до истоков, выяснить причины.
Хочет — и не может. Наши мысли о прекрасном «рассыпаются светлыми искрами, никому не освещая путь». Вечная, непрекращающаяся суета сует. На вопрос: «Для чего всё?» нет ответа.
И не будет — иначе жизнь прекратилась бы. Но мы живём. Кто-то — Природа? Бог? — придумал всё это, не спрашивая нас и не объясняя, для чего надо суетиться. В этой суете — продолжение жизни и остановить её человек не в силах. Даже Экклезиаст, объяснив нам всю суетность жизни, не прервал её, продолжал жить и суетиться. Он понимал самоубийство как преступление перед Природой.
И нелюбимая работа, и творческое наслаждение — всё суете, только один, суетясь, мучается, а другой наслаждается жизнью. Но он и мучается в тоже время.
Человеку дана свободная воля для поиска, поиск — для ошибок, а ошибки — для опыта. Когда опыт накоплен, жизнь прошла, и применять его уже некуда.
Большой Бог, придумавший жизнь, приготовил человеку и смерть, а маленький суетящийся бог, по имени человек, всё же инстинктивно борется за жизнь.
О вечных ценностях
Доброта, справедливость, честность, совестливость, милосердие — вечные ценности. Говорят «вечные ценности не меняются». Но время меняет цену на них.
Почему инквизиция сожгла Джордано Бруно? Оказывается, из милосердия к его душе. Душа должна была покинуть вместилище закоренелого еретика и вознестись к Богу. По этой «гуманной» причине сожгли тысячи ведьм и колдунов. Простой народ, вопреки Шарлю де Костеру, эти костры приветствовал. Значит, цена им в то время была другая.
Как мы относимся к лысине? В худшем случае с мягким юмором, а чаще — никак. В Древнем Риме плешь была позором для мужчины. Считалось, что мужская сила заключена в волосах. Так ли это — надо было бы спросить у древних римлянок.
А штаны? Это вечная ценность? Римские воины — и пешие, и конные, — носили короткие туники. Штаны они считали принадлежностью варваров, вообще северных народов. Так что с их точки зрения все мы — непросвещенные варвары.
В военное время все перечисленные ценности вообще не имеют цены. Они только мешают грабить и убивать. Но и в мирное время, к сожалению, эти качества в цене тоже только у неисправимых романтиков.
О стаже и профессионализме
Принято гордиться большим стажем, а, значит, профессионализмом. Но у психологов и психиатров есть термин «профессиональная деформация личности». Оказывается, врачам, учителям, даже чиновникам, проработавшим по двадцать-тридцать лет гордиться нечем. Они начинают с пренебрежением относиться к молодым специалистам, не подозревая, что их психика и интересы давно деформированы привычными методами работы.
Ни о чём и обо всём
Гляну на календарь — оторопь берёт. Перевалило за половину солнечного круга, а лета я ещё не видел. Впрочем, не жалею об этом. Отдыхать мне давно стало неинтересно. Всегда хочется писать. «Мне совершенно нечего сказать, а я всё говорю, и говорю» — это сказал великий Федерико Феллини. Уж ему то было что сказать людям, а что болтаю я?
Но тянет болтать об искусстве. Должно быть, искусство, рассказывая нам о жизни, в какой-то степени ограждает нас от её реальных трудностей. Оно помогает человеку обрести духовность или хотя бы её имитацию.
Тот же Феллини сказал: «Писатель обязан писать только о себе». Я всегда это чувствовал, но не думал, что эту мысль можно выразить в повелительной форме.
Что мы можем сказать о других, если не пытаемся разобраться в себе? Подлинные поэты только этим и занимаются, тем самым, отражая эпоху.
Иначе говоря, жизнь — это поиск себя, своей изначальной сущности. Обстоятельства обычно мешают этому поиску, поэтому своё призвание находят немногие. Нашедшие его, обретают счастье.
Этому либо способствует, либо мешает женщина. Для мужчины она всегда — неведомая планета. Это часть его самого, о которой он не ведает. Видимо, в доисторические времена женщина отправила в мир весть о своей сущности, но до мужчины она не дошла. Смысл его жизни, вкус её — в ожидании этой вести. Вера мужчины — в Бога, в преданность женщины, в своё творчество — есть составная часть этого ожидания.
С годами всё чаще приходит мысль о смерти. Но поскольку творческий человек приходит в мир, чтобы рассказать о себе, то даже смерть у него превращается в сюжет. О ней он говорит только в литературном плане, а потому не страшится её.
Неожиданная находка
Среди бумаг я обнаружил листочек, помеченный 1969 годом. Тогда мне было тридцать четыре, сейчас семьдесят три. Почти сорок лет назад я ощутил чувство, с которым живу до сих пор. Вот этот листочек:
«Я счастливый человек. Ощущение полноты жизни не покидает меня. В последние полгода это ощущение не исчезает даже в минуты огорчений и горестных раздумий по поводу, увы, неисправимых ошибок, которые я успел совершить.
Откуда возникло это чувство? Что породило мысль о счастливой судьбе моей?
Сознание того, что жизнь ни в чём не обошла, ничем не обделила, ни единой чаши не пронесла мимо. Питьё было разное: горькое, и сладкое, кислое и терпкое, но из каждой чаши мне выпало счастье пригубить.
Не смешно ли в тридцать четыре года писать такое? Ведь жизнь только набрала скорость. Впереди значительно больше, чем позади. Сколько ещё не понято, не прочувствовано, не опробовано! И всё же… Меня не оставляет желание писать о счастье жить, родившееся после событий последнего года».
Пытаясь понять причину, я прихожу к выводу, что родилось это чувство по двум причинам: я женился на доброй и мудрой женщине и начал писать. И в том, и в другом проклюнулось творчество.
1 ноября 2008 г.
Моногамность
Моногамность — высшее достижение человеческого духа. Творческие люди, особенно мужчины, чаще всего не моногамны. Но лучшие представители культурной среды, так сказать, носители духа, как правило, преданы одной женщине. Их любовь, начавшись, как у всех, со страсти, постоянно обогащается новыми качествами — удивлением, восхищением, обожанием, уважением, абсолютной преданностью и даже немыслимостью каких-либо сравнений. Такие люди всегда нравственны, ибо питаются из чистого источника, даже, если этот источник — собственное воображение. Преданность начинает граничить с верой в обожествление любимой женщины.
Так было у Андрея Платонова: «Как хорошо не только любить, но и верить в тебя, как в Бога, иметь в тебе личную, свою религию. Любовь, перейдя в религию, только сохраняет себя от гибели и от времени. Как хорошо в этом Боге не сомневаться, имея личность Божества всегда перед собою».
Думаю, что до обожествления близкого существа доходят чаще всего люди страдающие. Так любил жену Святослав Рихтер, так любил Александр Солженицын. В такой любви идёт взаимное обогащение, но особенно много получает мужчина. Душа любящей женщины — неиссякаемый родник, необходимый творческому человеку, как материнское молоко ребёнку. Только на молоке высшей нравственности вырастают великие произведения искусства.
19 мая 2009 г.
Из дневника
26 февраля 2004 г.
Во время моей поездки в Пермь в конце декабря 2003 года глава Пермойла, богатой, но непонятной для меня фирмы, подарил мне зелёный блокнот — справочник. Он так красив и так полиграфически шикарен, что я целый месяц не решался пачкать его своими каракулями. «Но ведь через год он устареет и станет не нужен, — подумал я, — так что пора».