Радуга Над Теокалли

Мысль о побеге вновь мелькнула, но тут желтые глаза ягуара встретились с ней, и намертво приковали к себе её внимание, а ноги налились неподъемной тяжестью. До Иш-Чель донеслось урчание, было оно довольным или угрожающим, она не знала. Тут женщина обратила внимание, что она так напугана, что даже не дрожит. В голове мелькнула совершенно несерьезная мысль, которая её слегка приободрила: "Дрожать-то нужно было раньше…"

Кошка плавно надвигалась на нее, а пришедшая в себя Иш-Чель уже начала прикидывать расстояние до глубокого места озера, когда что-то холодное и мокрое ласково ткнулось в её онемевшую руку.

Довольное урчание второй кошки, которая нежно терлась о её ноги, было настолько неожиданным, что Иш-Чель опустилась на песок, как подкошенная. Ягуары требовали от неё ласки, нетерпеливо тыкаясь в нее носами. Страх отступил.

Смахнув с глаз набежавшие слезы, Иш-Чель собралась с силами, встала и, прихватив узелок, который облизал один из ягуаров, направилась в глубь сада. Ягуары вприпрыжку бежали рядом. Через некоторое время к веселой кампании присоединились ещё три кошки. Каждое появление сопровождалось дружеским приветствием, состоящим из мокрого тыканья и ласковых толчков в ногу.

Каждый раз при новом прикосновении, к которому нельзя было относиться без дрожи, Иш-Чель вся сжималась, и готовилась ощутить на своём горле ровный ряд зубов трусцой бежавших рядом животных.

Ягуары весело прыгали, а Иш-Чель уже испуганно озиралась по сторонам сада, боясь, что они создают много шума, но, очевидно, именно этот шум и был необходимой защитой. Никто не рискнул бы войти на территорию, охраняемую столь жизнерадостными охранниками.

Они приблизились к каменной стене, у которой начинались клетки с рабами. Учуяв резкий запах людей, ягуары изменили свое поведение, и женщина смогла увидеть со стороны, что её могло ожидать.

Звери с грозным рычанием стали бросаться на деревянные брусья, одна из кошек села напротив клетки и ожесточенно стала бить себя по бокам длинным хвостом, готовясь к прыжку. Боясь, что она перебудит всех пленников, Иш-Чель решила на них цыкнуть. К её удивлению животные послушно угомонились, и только шерсть по-прежнему стояла у них дыбом, а так они послушно уселись полукругом. По мере продвижения от клетки к клетке звери уверенно, чего нельзя сказать об Иш-Чель, продвигались вдоль стены, когда в прутья вцепились руки, и раздался тихий шепот:

— Кто тебе нужен?

Вопрос был так неожидан, что Иш-Чель смешалась, не зная как на него ответить. Казалось, она все продумала, все учла, но вот как найти ночью среди сотни людей того, кто ей нужен, она не знала.

Известно ли пленникам настоящее имя Кинич-Ахава? Нет ли среди них предателя, и многие другие вопросы навалились на женщину, вызывая дикую панику, какую не могли доставить своим присутствием даже ягуары. "Что ответить?" Время работало не на нее. И тогда она решила рискнуть.

— Я — Иш-Челъ, жена Кинич-Ахава из Коацаока… Я ищу своих близких…

— Иш-Чель?.. Кинич-Ахава здесь, через две клетки, женщина, — голос, сначала выражавший робкую надежду, по мере того, как говоривший понимал, что это не к нему, терял свою жизненную силу и последние слова произнес едва слышно. Но Иш-Чель поняла и бросилась к камере, где должен был находиться тот, кого она признала на площади Теночтитлана.

Пленные были настолько обессилены, что тот шум, который производили ягуары, не мог их пробудить. Дрожа, Иш-Чель вынула из свертка кремниевый нож и подошла к решетке. Та была из толстых деревяшек, переплетенных ремешками из кожи. При достаточной силе и ловкости она могла бы и сама их перерезать.

С земли поднялся, пошатываясь, человек и подошел к ней.

— Кто тебе нужен? — донесся до неё шепот. Перед ней, в темноте стоял Кинич-Ахава. Она не могла рассмотреть черты его лица, но интуитивно чувствовала, как он напряжен.

— Кинич-Ахава…

— Он перед тобой. Кто ты?

Вопрос повис в воздухе. Кто она?!. Да ведь он не знает, что она жива!.. Что это не её дух пришел к нему! А вдруг он испугается? Поднимет шум? Не поверит её словам?!. И тогда всё зря!

— Кто ты? — Кинич-Ахава подошел вплотную к решетке, притиснув своё лицо к самим жердям, тщетно вглядываясь в темноту. Иш-Чель решилась. Она подошла, накрыла его руки своими и, приблизив лицо достаточно близко, тихо, но уверенно сказала:

— Это я… Иш-Чель. Я не призрак, я осталась жива… — реакция Кинич-Ахава была естественной — он отпрянул и замер. Ни назад, ни вперед. Это обрадовало Иш-Чель. Кинич-Ахава был воистину храбрым человеком. Его пальцы под руками Иш-Чель слегка дрогнули, выдавая неуверенность.

— Кто ты? — едва выдавил он снова, не веря своим ушам. Тьма мешала ему рассмотреть пришедшего, к тому же злобный оскал на маске кого угодно мог повергнуть в ужас днем, а ночью настолько искажал черты, что даже при очень большом желании рассмотреть что-либо было просто невозможно.

— Я — Иш-Чель и пришла тебя спасти, — твердо и уверенно произнесла Иш-Чель, она уже пришла в себя и поняла, что ей придется брать все в свои руки, и как можно скорее. Из туч выходила луна.

— Как ты собираешься, это сделать? — невозмутимость пленника слегка смутила Иш-Чель. Она ожидала хоть какую-то радость, смущение, но пленник равнодушно взял, протянутый ему нож, и спокойно начал перерезать связывающие перекладины ремни. Они работали быстро и сосредоточенно, когда образовали проем, достаточный, чтобы Кинич-Ахава мог вылезти, Иш-Чель протянула ему узел с одеждой и глиняный кувшин с водой.

— Ты должен тщательно вымыть свое тело, иначе ягуары тебя не пропустят, — Иш-Чель увидела, как он спокойно кивнул головой, бесприкословно с ней соглашаясь. На некоторое время он исчез в глубине камеры. Вынужденная ждать, Иш-Чель присела рядом с клеткой и машинально погладила подошедшую к ней дикую кошку. Та, довольно мурлыкнув, улеглась на ее ногах. У женщины уже не было сил, чтобы хоть как-то отреагировать на столь нежное соседство, и она равнодушно почесала ягуара за ушами.

Тихий шорох сказал ей, что Кинич-Ахава вылезает через прутья. Он ловко подтянулся на прутьях сверху и грациозно опустил свое худое тело рядом с Иш-Чель. Ягуар, недовольно ворча, ткнулся мордой в его ногу, но, учуя всё тот же запах, недовольно отошел. Не говоря ни слова, пара двинулась к воде. Ягуары по-прежнему весело сопровождали их.

Безумный план Иш-Чель удался. Они спокойно прыгнули в воду, а на шум гребков быстро подплыл Муши, который их и подобрал. Когда мужчины оба сели на весла, каноэ птицей полетело в ночь.

Только когда Теночтитлан, освещенный огнем теокалли, остался далеко позади, Иш-Чель начала бить мелкая дрожь. Она натянула на себя оба плаща из меховых шкур, прихваченных из кладовой Амантлана. Мужчины гребли без передышки, несмотря на почтенный возраст Муши, и никому из них плащ был не нужен. Вскоре мелькнул небольшой мыс, где располагался пригородный дом Амантлана. Вид спящего дома привел Иш-Чель в чувства.

— Стойте! — достаточно резко отдала она приказ. Муши много лет был рабом и привык исполнять приказы мгновенно. Он тут же поднял своё весло, а Кинич-Ахава не успел, отчего каноэ сделало крутой разворот к берегу.

— В чем дело? — раздраженно спросил бывший пленник, не понимая, из-за чего остановка.

— Правь к берегу, Муши. Ты потом отвезешь Кинич-Ахава.

— Зачем к берегу?

— Ты получил свободу. Я не могу бежать.

— Почему?

— У меня маленький ребенок, он не выдержит дороги.

— Вот как… Ты стала женой ацтека?.. Хотя, какое право я имею тебя осуждать, я потерял тебя, а ты спаслась…

— Это твой сын, Кинич-Ахава.

— Я приму твоего ребенка, Иш-Чель, — не понял Кинич-Ахава.

— Это наш ребенок, и он слишком мал для такой дороги. Иди один!

— Может ты и права… — Кинич-Ахава опустил весло и стал помогать Муши править к берегу. А Иш-Чель не знала, как понять его последние слова, к чему их отнести: к ребенку или дороге? И вообще, перед ней Кинич-Ахава, или совершенно чужого человека она вытащила из клетки?! Луна светила ярко, и позволила женщине внимательно рассмотреть черты спасенного. Да это был Кинич-Ахава, который сосредоточился на том, чтобы лодка быстрее достигла берега. Только черты лица его стали более жесткими и совершенно чужими.