Страница 22 из 33
Она из меня силы сосала, с ней я чувствовал упадок физический, даже видел его, напрягался, считал последние дни до крематория, завещал себя похоронить не в гробу, а в постели.
Чем больше напрягал тело, тем девушка злобнее становилась - бранила меня, требовала, чтобы я тоже отрезал себе ноги, потому что: "Два сапога - пара" - обидная поговорка для безногой красавицы.
Ночью возле её постели спал, проснулся от ужасного грохота Судного дня - Вечный Колокол пробудился, откопался на Новодевичьем Кладбище и сам в себя бил до судорог в медном языке.
Я приоткрыл правый глаз, левый у меня заплыл после удара девушки; увидел в дрожащем свете факела калеку, она била молотком в медный таз, неистово колотила, соревновалась с африканскими колдунами.
Лицо девушки перекошено, на месте обрубков - ноги отросли - длинные, алебастровые - сто сиксилиардов цена этим ногам.
На голове девушки чёт сидит, рыло чешет золотой вилкой, аллергия у чёрта.
Не явление чёрта меня удивило, а цвет его гривы - белая, блондинистая, альбиносам в подарок.
От ужаса, что чёрт - альбинос, я потерял сознание, а утром очнулся на крыше своего дома, бесстыдно голый и с генеральскими погонами во рту.
Жизнь - удивительная Новогодняя ёлка с подарками!
Не смог полюбить калеку, укоряю себя, похудел, по ночам в горячке метался по постели, во сне чёрта видел - смуглолицего, с белой гривой, с ловкими пальцами древнегреческой обезьяны.
Пальцы по мне шарили, затем извлекали из карманов и ящиков стола драгоценности.
Вы, красавица, не чёрт, но между нами жилетка норковая несуществующая легла, за которую вы уплатили, всё равно, что жертву чёрту принесли, потому что: и чёрт, и жилетка - волосатые, близнецы братья.
Заберите свои деньги, прелестница, иначе я вам их в глотку вобью с бананом - ночь сегодняшнюю в розовом свете увидите. - Мужчина вскочил неожиданно ловко, оскалил зубы и снова протянул Алёне деньги, казалось, что руки его вытянулись.
- Сначала догоните, чародей-аферист! ДогОните, я - ваша!
АХА-ХА-ХА-ХА! - Алёна серебряным колокольчиком рассыпалась в воздухе!
Не понимала смысла - "Я ваша", но звучало красиво, из кино слова, и Алёна верила, что они растопят льды, вольют в сердца людей живительную влагу среднерусских рек.
Бегала кругами, и, когда мужчина изловчился, цапнул зубами за руку (не до крови, ласково), побежала вдоль дороги, приманивала грацией дальнобойщиков.
Возле столба остановилась, на миг подняла ногу выше головы - давно не поднимала, поэтому - пора, сверкнула прелестью, продолжала смеяться, опустила ножку (к величайшему сожалению работников полиции).
Подбежала к автобусу - заскочила бы, но проворный дисциплинированный водитель дверь закрыл, прищемил левую руку девушки, будто беззубый оборотень губами держит.
Парень догнал Алёну, обрадовался, что она в капкане автобуса, пытался засунуть хохочущей девушке деньги в вырез шикарного платья - Принцессы Монако зеленеют от неполноценности.
Но взглянул в зеркало автобусное, замер на миг, лицо перекосилось в смертельном ужасе водоноса, который кокетничает со старушкой, собирательницей хвороста.
- Апокалипсис! Исчадие! Убирайся к тому, КОГО! целуешь в зад! - парень в истерике закричал, забыл об Алёне, о деньгах, о норковом жилете, дрожал, упал на колени. - На себя смотреть не желаю, а на тебя, чёрт в зеркале - в сто тысяч раз больше проклятий призываю.
Не перед смертью моей явился, не над могилой глумишься, а в час моего восторга, величия, когда я откровенен, смешишь меня, зад чёрного козла в зеркале выставляешь - Колорит тебе имя!
Назло тебе не убегу, не спляшу Камаринского мужика - пусть брови твои срастутся по-македонски.
Сиренью от меня не пахнет в назидание тебе, не порадую, лукавый! - Мужчина выхватил из сапога нож - старый, ржавый, с зазубринами и иероглифами - произведение искусства, - вонзил нож в сердце, в последнем рывке провернул и упал в лужу своей, родной, не испоганенной аферами, крови.
Алёна потянулась к парню, погладила бы остывающий череп, но автобус дернулся, медленно - с похоронной скоростью - отбыл от остановки.
Алёна - потому что рука зажата - пошла за автобусом, оглядывалась, свободной рукой махала вслед ушедшей душе парня, затем отвернулась, перешла на бег - о своей жизни пришло время подумать, не умирать же лягушкой на шоссе.
К трупу подошёл полицейский, носком форменного ботинка попинал тело в ребра, снял фуражку, вытер пот с лысины, посмотрел на облака, снова надел фуражку и произнёс с тоской разорившегося торговца пряностями:
- Жил! Умер! Для чего жил, если не космонавт?
К далеким Мирам не летал, не грезил о русалках с Марса, поэтому нет в его жизни и смерти смысла, как нет радости в моих деньгах. - Полицейский взмахнул полосатой палочкой, остановил грузовик и долго, нудно выпрашивал деньги на билет до Токио, а из Токио - до Амстердама.
Алёна не оборачивалась - на смерть поэта или афериста, не до двухэтажных автобусов и охладевающих трупов, если тянет вперед механическая сила одноэтажного автобуса, раскрашенного в кокетливые бантики и ромашки.
- На автобусе вашем неприличная реклама строительных инструментов - обнаженаня девушка прикрывает лопатой груди, а молотком промежность! - Алёна задыхалась, но говорила отчетливо, гордилась, что не теряет слова, не кашляет кровью, как чахоточный артиллерист. - По мировой конвенции ООН - считается ли человек нагим, если половые признаки чем-нибудь бесшабашным закрыты - кричат, но их никто не слышит?
- Двойная реклама - и инструменты, а второй телефон - салон эротического массажа, где девушки-строительницы усладят не только лопатами и молотками, но и руками и безумными речами о достоинствах капитализма.
Дыни не растут в Подмосковье, разве что - маленькие, тепличные, а у девушек из строительно-массажной фирмы - дыни всегда наготове, спелые, Астраханские, никто не обзовёт голых девушек обманщицами и не уличит в помощи неграм с Белого Нила. - Шофер притормозил на светофоре, с важностью клерка в бане подмигнул Алёне. - Отдыхайте на светофоре; пробки, светофоры, ограничение скорости - не разобьётесь, не сотрете ноги до ягодиц, хотя ягодицы - те же ноги, но под лупой.
Письмо домой не напишите одной рукой, вторая у вас зажата дверью - неосторожно вы попали в капкан автобуса, на хорька и на мышку не похожи, потому что нет у хорьков и мышей грудей огромных, а попались.
- Вы бы открыли дверь, я руку освобожу, выпорхну вольной птицей, полечу над асфальтом! - Алёна тоже подмигнула шоферу - не зазорно, не пОшло, если молодая девушка перемигивается с солидным мужчиной, наверняка - отцом семейства и бывшим политическим заключенным, потому что усы стоят вверх, по-гусарски. - Нет мне смысла бежать за вашим автобусом, и силы девичьей не хватит, потому что мы, девушки, приготовлены Природой для пиров и вышивания крестиком, иногда поём, но я полагаю пение бесовским занятием, главное в пении не голос, а слова древнерусские.
Моя подруга тренировалась к конкурсу молодых певцов, хотя певица, но участвовала в мужском конкурсе, усы приклеила, бородку приладила, а по паспорту она бесполая: Саша Шматко, не придерешься, как к куску сала.
Ключи железные глотала, верила, что железо поможет крови течь быстрее, а ключ - ключ к открытию, к победе на конкурсе - так вой ветра помогает тучам разбежаться.
"Не верю! Не верю, что вы дочь моя, Саша!" - главный член жюри - профессор, без пяти минут труп, вскричал, когда Саша Шматко ключ выплюнула, и сказала, что ключ - знамение, предвестник семейной бури, значит, профессор - её отец незаконнорожденный.
Прибежали охранники и уборщицы, укоряли Сашу со злобной бранью покорителей Космоса - каждый день к профессору приходят новые дочери - не счесть их в Каменных палатах Кремля.
Но Саша - модная, смелая, потому что - Шматко - повела творческий коллектив на Новодевичье кладбище; профессор и охранники с уборщицами рты раскрыли, как псы на солнцепёке, надеялись, что Саша приведет их к могиле родственника, устроит гинекологическую и генную экспертизу с нудными заверениями в любви к человечеству - так толстые феминистки уверяют геев, что березы рожают медвежат.