Котов

— Понял, Андрей, в какой цене здесь чай! — спросил не перестававшего удивляться новичка Карась.

В этот момент из коридора донеслось:

— Котов, на свидание, к тебе приехали!

От радости сердце больного забилось еще быстрее. Поблагодарив Карася за чай, Андрей стремглав выскочил из палаты.

19

Комната для свиданий представляла из себя небольшое помещение с маленьким окном. Посереди стоял стол и несколько табуреток для посетителей. На отдельном стуле сидела медицинская сестра Людмила Михайловна по кличке Чикота, тучная женщина за сорок, с неравномерно покрашенными в малиновый цвет волосами. Медицинскому персоналу вменялось в обязанность наблюдать за свиданием пациентов с родственниками. Из-за таких правил поговорить о чем-либо с больным с глазу на глаз было невозможно. Кроме того, присутствовавший при встрече медицинский работник должен проверять содержимое передачек. Чикота, дежурившая сегодня на свиданиях, отличалась тем, что особенно рьяно искала недозволенные к проносу в отделение предметы. Она внимательно осматривала каждую емкость с напитками, все продукты, ощупывала личные вещи, включая даже трусы. Пронести в отделение в ее смену чай, не говоря уже о водке, было невозможно. За свою въедивость Людмила Михайловна и получила кличку, производное от фамилии известного маньяка Чикатило.

Родители, приехавшие на свидание с сыном, привезли несколько мешков с продуктами, зубную щетку и мыло, полотенце, а также смену белья. Все привезенное было тщательно досмотрено.

— Здравствуй, Андрюша! Здравствуй, дорогой! — увидев сына, сказала мать, пытаясь обнять своего отпрыска.

— Заберите меня отсюда! — не поздоровавшись, выкрикнул Андрей.

— Ну, как мы можем тебя забрать? — спросила женщина.

— Заберите, и все, вы же не считаете меня больным?

— Заболеть может каждый, — начал сердиться отец, — если врачи считают, что надо лечиться, то, значит, надо.

— Я не болен! — продолжал упорствовать пациент.

— Сынок, ты ведь, наверное, голоден,— переводя разговор в другую плоскость, заметила мать и продолжила: — Поешь немного. Вот тут пельмени, какие ты любишь, горячие еще, — говорила она, гладя сына по голове.

Андрей впервые за последнюю неделю захотел есть. Попытавшись поддеть пельмень из горшка, больной выронил вилку. Руки отчаянно дрожали и не подчинялись хозяину.

— Давай я тебя покормлю, — вытирая вилку платком, сказала мать.

— Вот видишь, как меня лечат, скоро я и ходить не смогу! Тут из меня идиота сделать хотят!

— Андрюша, подумай, ну кому нужно делать тебя идиотом?

— Врагам Христова воинства!

— Далось тебе это Христово воинство! А насчет дрожания рук я уже переговорила с врачом, он сказал, что это тремор, побочное действие лекарств. После твоего выздоровления все это прекратится.

— Так ты уже побеседовать с врачом успела?

— Да, он сказал, что у тебя та болезнь, которой переболели многие великие люди. Еще он добавил, что твоей учебе в аспирантуре это не повредит.

— А на работе знают, что я в дурдоме?

— Нет, я позвонила в твой институт и просто сказала, что ты заболел. Да ты не беспокойся, люди там понимающие, они, кстати, тебе привет передают.

— А Ленка звонила?

— Нет, ты, наверное, ее напугал, в последние дни все про своих “Нищих рыцарей Христовых” говорил.

— Ленке ни в коем случае про болезнь не говорите, если что, скажите, что на конференцию в другой город уехал. А курево привезли? — разбирая привезенные продукты, поинтересовался отпрыск.

— Привезли, по талонам выкупили в магазине, восемь пачек “Кометы”, отец длиннющую очередь выстоял.

— А почитать что-нибудь? — успокоившись от положительного ответа, спросил Андрей.

— Ой, забыли. Что тебе принести? Может, детективы?

— Нет, привезите книжки Мориса Дрюона.

— Хорошо, только не потеряй их здесь.

— А когда вы в следующий раз приедете?

— Тут все по расписанию, приехать можно только два раза в неделю, в четверг и воскресенье. Так что через четыре дня.

— Все, свидание закончено, — грозно сказала Людмила Михайловна.

— Но можно еще немножко поговорить? — попросил Андрей.

— Нет, сказано нет, значит, нет. Свои порядки дома у себя устанавливай.

Андрей с набитыми продуктами карманами нехотя отправился в палату.

20

— Угости чем-нибудь, угости! — послышались со всех сторон возгласы обитателей дурхаты, как только Андрей зашел обратно в отделение. Новичка окружили человек пять или шесть, которые наперебой просили поделиться с ними:

— Ну, пожалуйста, хоть пряник или конфету! К нам приедут, мы тоже тебя угостим!

Андрей не выдержал напора попрошаек, которые буквально висели на нем, хватая его за рукава халата, и угостил сначала одного, потом другого. Вскоре больные просто стали бесцеремонно вырывать у неопытного новичка съестное прямо из рук, а Ухо залез даже в карман. К тому времени, когда Андрей дошел до Ильи, у новичка уже ничего не осталось.

— Ну, что, есть у тебя что-нибудь пожевать? — спросил, предвкушая трапезу, Карась.

— Илья, извини, у меня, кажется, с собой ничего не осталось…

— Раздал, что ли?

— Ага.

— Ну ты даешь! Я тебе и курево, и чифирь, а ты все свое каким-то петухам скормил.

— Так они на меня набросились, дай да дай!

— В следующий раз умнее будешь. Один раз тебя раздраконили, теперь не отстанут. Они ведь чувствуют, у кого слабый характер, кого можно грабануть, все растащат и спасибо не скажут.

— Илья, у меня же передачка еще есть, вечером поедим.

— А ты больше никому не обещал?

— Нет.

— Вот и лады. Че хоть тебе привезли?

— Ну, там конфет, яблок, печенья. В общем, двоим поесть хватит.

— На обед пойдешь? — продолжал разговор Карась. Сидевшие рядом Фикса и Сухарь навострили уши.

— Нет, ты что, я и так на свиданке объелся.

— Тогда скажи санитарке, чтобы твою порцию мне отдала.

Обед прошел как обычно, во время еды в отделении наступило время почти полной тишины. Пациенты, увлеченные поглощением обеда, разом все замолчали, и только стук ложек о тарелки свидетельствовал о том, что жизнь в отделении идет своим чередом. Закончив еду, больные по заведенной привычке выстроились в длинную очередь за лекарствами. Стоявшие в очередь Фикса и Сухарь вполголоса говорили:

— Этот Карась совсем оборзел, у новенького весь обед захапал, даже ни с кем не поделился, — заявил Вова.

— Точно, и чифирь только с этим Котом пил, — сказал неприязненным тоном Олег.

— Это Илья потому такой наглый, что с блатными знается. И этот, новенький, тоже хорош.

— Точно, только приехал, уже ему и чифирь, и сигареты! — с завистью сказал Фикса.

— И приехали к нему сразу, тут месяцами свиданки ждешь, а этот двух дней не успел пролежать, как к нему приехали.

Слышавший этот разговор Ухо подлил масла в огонь:

— Сегодня и вчера новенького к врачу вызывали. Неспроста это, наверняка этот Кот стукач!

— Может, побить его? — осенило Сухаря.

— За него Карась заступится и все блатные, потому как у Ильи с блатными все чики-чики, — отозвался Фикса.

— А мы замутим тему, что этот Андрей сдает нас всех медперсоналу, тут блатные и сами ему навешают, — продолжал интриговать Ухо.

— Вот ты и замути, — предложил Лене Сухарь.

— Меня блатные слушать не будут, лучше вы, — ответил Ухов.

— А если выяснится, что это не так, то мы огребем по полной, — засомневался Сухарь.

— Тебе-то, Ухо, терять нечего, потому как ты петух. А нам свои задницы беречь надо, — резюмировал Фикса.

Ничего не подозревавший о кознях, которые против него строила троица, Андрей тем временем, прикусив губу, терпел боль от поставленного ему укола. Кроме укола на этот раз ему полагалась маленькая таблетка. Как объяснил позже Карась, эта таблетка и есть вожделенный циклодол, официально применяемый при лечении душевнобольных наркотик. Минут через десять после его приема у новичка сильно захорошело в голове, краски стали ярче, все показалось таким легким и радужным, что Андрей даже удивился, что еще несколько минут назад он пребывал в страшной тоске. Новичок, чтобы не терять кайф, улегся на свою кровать и стал смотреть на лампочку, которая горела в палате день и ночь. На этот раз из света лампы вышло сразу несколько храмовников, конный отряд тамплиеров направлялся к Дамаску. Воины Христовы сошлись в неравной схватке с превосходившими силами сарацин. В воспаленном мозгу Котова прорисовывались все детали битвы, больной даже слышал удары мечей и вскрики раненых. Мондидье в этом ристалище поразил своим мужеством даже видавших виды крестоносцев.