Врата джихада

—Мой отец был мусульманином. Они поженились со­всем молодыми. Папа был фотографом, а ей был нужен. Это Кавказ, там женщины любят крутых. И она его бросила. Он так переживал, что решил переехать. Нашел работу в Махачкале. Скрывал от меня, где она, что с ней. Говорил, мы ей не нужны, она забыла о нас. Его убили, когда он вступил в ополчение, пошел сражаться с бандитами. Виновата она, она, потому что бросила его, это из-за нее он погиб!

Хамзат заплакал.

—    Хватит, не надо. — Ксан положил ему руку на плечо. — Тебе нельзя волноваться..

—    Мне муфтият помог, дал рекомендацию, денег.. У меня в России никого не осталось. И здесь никого не будет. Потому что вы.

— Потому что я предложил тебе свою дружбу? Потому что мы сотрудничаем? В жизни, мальчик, за многое надо платить. Сейчас ты платишь за свое будущее, и поверь — цена не такая уж высокая. Ну, встанешь вместе со своими однокурсниками под флаг — что ж, это будет красиво. Это будет приятно. Но тебя перестанут считать изгоем, ты уже не сможешь работать у Кази, и наше с тобой сотрудничество потеряет смысл.

Хамзат попробовал возразить, но Ксан оборвал его на полуслове.

—     Дослушай сначала. Кази доверяет тебе, ты вошел в его окружение. Твоя информация высоко оценивается. Мы тогда еще, год назад, все с тобой обсудили. Ну, поступил в университет. ну, закончишь. даже с дипломом ты здесь никому нужен. С тобой могут пообщаться, пропагандистски использовать, но продвигать не станут. Потому что ты русский, и карьеры тебе в Пакистане не сделать. А я даю тебе шанс отлично заработать, продолжить образование в Каире, в Джидде, реально стать человеком. Я уважаю тебя за то, что ты любишь Россию. Но любить можно по-разному. Можно стоять под флагом на неделе землячеств, перед президентом, местными властями, гордиться собой, тешить само­любие. А можно делать дело. Издержки не так велики, как тебе кажется. И то, что ты пытался наложить на себя руки — стыдно и недостойно мужчины. Я предлагаю обо всем забыть. Поживешь у меня пару дней, придешь в себя, потом вернешься в университет. Идет?

—    Идет, — вяло согласился Хамзат. Не со всем сказанным он был согласен, но не знал, как возразить, его подавляла воля взрослого друга. Да и аргументы Ксана звучали достаточно убедительно.

За завтраком Ксан и Хамзат смотрели выпуск новостей. Местный телеканал сообщал о приезде в Исламабад Натальи Владимировны Агаповой, депутата Госдумы, члена Комитета по международным делам. Ее встречали представители министерства иностранных дел, российский временный поверенный в делах и Галлиулин. Агапова недурно выглядела для своих лет. Моложавая, светлые волосы, сколотые на затылке. Фигура чуть расплылась, но ноги стройные. Ей впору мини носить, однако положение обязывает: депу- татша была облачена в строгую юбку чуть ниже колен.

Местный корреспондент трещал без умолку: «.Собы­тие особой важности, русские вновь готовы заявить о себе как о региональном арбитре. Госпожа Агапова входит в руководство одной из ведущих партий России... Она намерена сделать то, что до нее никому не удавалось. Ни Вашингтону, ни Пекину, ни пакистанским властям. Неужели красивая, элегантная женщина сумеет поставить точку в кровопролитном конфликте? Если ей удастся договориться.».

Хамзат буквально впился в экран. Даже о еде забыл — в правой руке сжимает вилку с куском омлета, который уже давно пора отправить в рот.

Ксан провел у парня ладонью перед глазами:

—    Эй! Ты чего?

Хамзат, словно очнувшись, невнятно ответил:

—    Что? Ничего.

—    Интересно?

— Интересно. — Дагестанец потыкал вилкой в остыв­ший омлет.

— Тут, брат, любопытный сюжетец развертывается. Эта дама.

Ксан оборвал фразу на полуслове. Внезапно он ясно и четко увидел решение мучившей его проблемы. Как про­сто! И главное, может сработать. Вот только парня, конечно, жаль. — Он потрепал его по плечу:

—    Ну, ты ешь, ешь.

Хамзат механически поглощал омлет, тосты. Взгляд у него отрешенный, мысли где-то блуждают.

— Э, да тебе, вижу вредно смотреть телевизор за едой. Смотри, выключу, новости закончились.

— У нас в общежитии нет телевизоров. Запрещено ис­ламскими обычаями. И компьютеров тоже нет. Мы элек­тронную почту отправлять на ближайший марказ ходим.

—    Тогда понятно, — усмехнулся Ксан. — А я думаю, что там парень углядел в этом ящике? Кайфуй, пока у меня. А вернешься — терпи. Но помни: у тебя и телевизор свой будет, и компьютер, и ди-ви-ди и все прочее. И вообще, давай, побыстрее заканчивай. Нам нужно поговорить.

Хамзат отложил вилку.

—    Спасибо. Я уже сыт. Что вы мне хотели сказать?

Ксан предложил перейти в гостиную и пересесть в кресла.

—    Дело серьезное, мой мальчик. Помнишь эту женщину, которую показывали по телевизору?

Хамзат вздрогнул, молча кивнул.

—    Так вот, ей грозит серьезная опасность.

Рашид Асланович был доволен и смотрел на своего помощника ласково, почти с восторгом.

—    Мысль тебе в голову пришла хорошая. Лежала на поверхности, а мы ее не замечали. Молодец! Итак, этот твой Хамзат, ссылаясь на тебя, расскажет Кази.

Что американцы могут угрожать Агаповой и мы этим обеспокоены.

—    Баширов посольство их посетил, они вроде как иносказательно дали понять, что тетку постараются поберечь.

—    То, что такой визит состоялся, конечно, очень полезно, — согласился Ксан, — но, сами знаете, насколько можно верить этим нашим друзьям.

—     Да знаю, знаю! — махнул рукой Галлиулин. — Только ты мне скажи, насколько все это подействует на Кази?

—Думаю, что подействует. Парню он доверяет, к его информации отнесется серьезно. Американцев ненавидит и не упустит возможности утереть им нос в зоне племен. Дзардана, правда, Кази тоже терпеть не может, его задача- максимум самому возглавить всех исламистов. Но в данном конкретном случае амбиции этого деятеля, пожалуй, могут сыграть нам на руку.

— Что ж, — медленно, словно продолжая размышлять, произнес Рашид Асланович. Иными вариантами не располагаем.

Хамзат шел пешком, и когда он добрался до цели, было уже темно. Это был один из самых дорогих особняков в Исламабаде, расположенный в тихом месте, неподалеку от центральной городской мечети, построенной на деньги саудовского короля Фейсала. У входа, как водится, дежурил чо- кидар, который знал юношу и пропустил его. Однако главная охрана внутри — бравые парни с автоматами, преградили путь.

—    У меня срочное сообщение для Кази! — возбужденно объявил Хамзат.

Охранник оттолкнул наглеца. Тот чуть не упал, однако упорно продолжал требовать встречи.

На галерее верхнего этажа появился элегантный паки­станец — в европейском костюме, туфлях из крокодило­вой кожи. Гладко выбритые щеки, подвижный рот. Это был Мушахид, личный секретарь муллы Кази Хуссейна Рах- мана, председателя религиозной партии «Джамиат- уль- Мохаммад».

—    Пропустите. — Мушахид сделал знак охранникам.

Хамзату и прежде доводилось бывать в этом доме, и всякий раз его поражала здешняя роскошь, обилие бронзовых статуй и картин, изображавших обнаженных женщин. Озираясь по сторонам, он поднялся вверх по лестнице, следуя за Мушахи- дом. Наконец, они вошли в комнату, где увидели Кази. В антураже столь необычном, что у Хамзата дух перехватило.

Знаменитый клерикал, известный своими требовани­ями о замене светских судебно-процессуальных норм Шариатом, о неукоснительном соблюдении закона о святотатстве, полулежал на широкой софе в обществе двух девиц. Кази был после бани — розовый распаренный. Вся его одежда ограничивалась простыней, прикрывавшей жирные чресла. Однако седую голову традиционно увенчивала каракулевая папаха, без которой Кази практически никто никогда не видел. Юные создания, вооружившись маникюрными ин­струментами, возились с руками и ногами лидера партии. Рядом восседала в кресле еще одна дама — дебелая, затянутая в прозрачный шальвар-камиз, сквозь который выпирали раскормленные груди. Это знаменитая на весь город мадам Тахира, содержательница элитного публичного дома, услугами которого пользовались представители местной знати.