Страница 8 из 30
— Комендант вывел пленных туркестанцев? — спросил Чокаев.
— Да. Выстроены на плацу. Клебс ждет.
— Захватите списки.
Проходя мимо длинного строя измученных, истощенных людей с тусклыми глазами мертвецов, Чокаев подумал о бесплодности своей затеи. Уже в который раз он встречается с пленными в разных лагерях: пересылочных, отборочных, концентрационных, — и неизменно ощущает эту свою неуверенность. За неудачу он заплатит головой. Ему припомнят англичан, в этом нет никакого сомнения. Поэтому сейчас он должен очень стараться, чтобы выполнить обещанное. К сожалению, для этого недостаточно его желания, инициативы, изворотливости. Все зависит от стойкости или слабости тех, на кого он так легко надеялся, когда доказывал в ведомстве Розенберга возможность быстрой «переделки» пленных мусульман на немецкий лад. Все оказалось значительно сложнее… Он едва наскреб мизерное количество разной дряни… Да и то при усиленной помощи немецких разведывательных органов.
Чокаеву ничего не оставалось, как произнести очередную речь и изложить идею «Туркестана», надеясь воодушевить пленных на борьбу против Красной Армии.
Когда Чокаев закончил, нашлось только несколько человек, пожелавших служить Великой Германии. Они стояли редкой неровной цепочкой в пяти шагах от основной массы пленных. Как бы Чокаев хотел поменять эти два столь неравных строя.
Чокаев нервничал… Он еще несколько раз обратился к пленным:
— Мусульмане! Дети мои! Подумайте хорошенько!..
Но в жиденьком, разорванном строю добровольцев не прибавилось…
— Зачитайте, Каюм, список тех, кто имеет высшее образование, пусть выйдут на десять шагов вперед, я хочу посмотреть на них…
— Бахадыров! Десять шагов вперед!
— Асанов!
— Орозов!
Так было выведено из строя пятнадцать человек. Шестнадцатый утром скончался.
Каюм положил список в портфель, и застегивая его, обратился к Чокаеву:
— Вы хотели увидеть Орозова… Он стоит третьим слева.
— Присмотритесь к нему.
Прошло около двух месяцев.
— В Легионово, — буркнул Чокаев так тихо, что шофер не расслышал.
— В Легионово, — громко повторил Каюм, легонько ударив перчаткой по плечу зазевавшегося шофера.
Дул порывистый ветер. Чокаев кутался в демисезонное пальто. Шофер вел машину быстро, стрелка спидометра не опускалась ниже восьмидесяти километров.
— Скорее бы уж добраться. Не то закоченеешь, — пробурчал Чокаев и чему-то усмехнулся.
— Через двадцать минут будем у генерала Мадера, — произнес Каюм. — Он ждет вас. Там и согреетесь.
Когда машина остановилась, генерал Майер Мадер с распростертыми объятиями направился к Чокаеву, долго пожимал руку. Кивком приветствовал Каюма.
— Как добрались, господа? — спросил генерал. — Надеюсь, поездка обошлась без приключений?
— Продрогли и жаждем тепла.
— Пройдемте в мой кабинет.
Кабинет занимал большую комнату в бывшем штабе Пилсудского. Юзеф Пилсудский во время третьего наступления Антанты в 1920 году возглавил поход на Киев. С приходом фашистов к власти заключил союз с гитлеровской Германией.
Майер Мадер, проявляя исключительную любезность, поддержал под локоть Чокаева, довел его до камина и, не отпуская руки, усадил в удобное бархатное кресло.
— Я часто грею тут свои старые кости. Распорядитесь насчет чая, — обратился генерал к адъютанту. — Непременно зеленого. Трудно, знаете ли, отвыкнуть, хотя последний раз я был в Средней Азии два года назад.
— Вас, как и прежде, интересовали наплывы? — не без иронии спросил Чокаев…
— Меня всегда интересовал только один товар, — двусмысленно сказал Майер Мадер.
Чокаев понял его и неопределенно покачал головой.
— Пора к легионерам… Бр-р-р, до сих пор не могу отогреться, — сказал он, отпил несколько глотков чая и встал с кресла.
Глава комитета в сопровождении Каюма, генерала Мадера и нескольких офицеров обходил бараки. В первом, после рапорта дневального, Чокаев поинтересовался распорядком дня. Ему доложили, что пять раз в день проводится молитва — намаз. Затем занятия. Адъютант генерала снял со стены машинописный листок и протянул его Чокаеву. — 5.00 — подъем; 5.15— 5.30 — зарядка; 5.30 — построение на поверку. Так… Строевая подготовка… Обед с двенадцати до двенадцати сорока пяти… Лекция. «Какая сегодня лекция?» — спросил он у дневального. Дневальный смутился, не зная, что сказать. Ему на помощь поспешил унтер-офицер.
— Лекция «Об исламе».
— 21.00 — отбой…
Чокаев возвратил лист. После этого пошел вдоль коек, внимательно всматриваясь в лица легионеров. В глазах их уже не было той мучительной тоски и безнадежности, которую он наблюдал у военнопленных в концентрационных лагерях; по их лицам нельзя было узнать, почему эти люди надели немецкую форму и будут ли они преданно служить ему, Чокаеву, и немцам. Можно ли им доверять? Он понимал, что многие из них оказались здесь помимо своей воли. Сажая в теплушки, им сказали, что повезут обменивать на пленных немецких солдат. Так они оказались в Легионове. Здесь на них надели чешскую военную форму, бывшую в употреблении, и объявили легионерами. Они не сопротивлялись, понимая, что если откажутся служить в Туркестанском легионе, будут расстреляны.
Чокаев обвел взглядом солдат:
— Ну что же, джигиты, поздравляю вас! Мы вас забрали из лагеря и спасли. Вы должны оценить это…
После первого барака они обошли второй, третий. И там Чокаев старался разгадать состояние «боевого духа» легионеров.
Чокаев направился к четвертому бараку, но генерал остановил его.
— Там пусто…
— Это все? — разочарованно спросил он и посмотрел генералу Мадеру в глаза. Посмотрел так, что тот понял его без слов. «Дела идут плохо».
— Все, — тяжело выдохнул генерал. — С офицерами положение не лучше.
Чокаев с минуту раздумывал, а потом сказал, как отрезал:
— Не нахожу смысла обходить пустые помещения, в голосе Чокаева слышался не упрек, а скорее тревога.
У столовой дорогу Чокаеву пересек молодой солдат. Он тащил за собой барана. Когда между Чокаевым и солдатом расстояние сократилось до трех метров, солдат выхватил из-за пояса нож и на глазах Мустафы перерезал горло животному. Чокаев с подчеркнутым равнодушием, словно ничего не заметив, перешагнул через барана и поднялся со своей свитой на крыльцо.
— Как служит этот солдат? — спросил Чокаев генерала Майера Мадера, — Как его имя?
— Грамотен, исполнителен, прилежен. Зовут его Ахмат Орозов.
— Из него может получиться толк, — подумал Чокаев и шепнул Каюму: — Напомните мне о нем в Берлине.
Они прошли в просторный зал, устланный коврами.
— Что нового в верхах? Как комплектуется ваш комитет? — спросил генерал после некоторого молчания.
— Ничего утешительного, топчемся на месте… Так же, как и с легионом. Розенберг очень недоволен. «Де Голль, — говорит, — собрал против Германии свыше ста тысяч добровольцев… Скоро обещает собрать под свои знамена девяносто пять процентов всех французов… А что добились вы с генералом Мадером? Не в состоянии сколотить жалкие батальоны…» Одного не понимает Розенберг — у французов есть знамя: «За свободу Родины!» Мы же призываем бороться против Родины. Этого не в состоянии понять Розенберг.
«А может, стар становлюсь», — подумал Мустафа. — Не та энергия. Силы не те, что были в период «Кокандской автономии». Но больше не сказал ни слова. Уселся на ковер по-восточному, скрестив под себя ноги.
Последовав его примеру, все расселись по рангам. В центре Чокаев и Мадер. По бокам, с правой стороны рядом с Чокаевым — мулла во всем немецком, кроме чалмы, и Каюм. Слева, рядом с Мадером — капитан контрразведки Фюрст, его глаза и уши. Дальше по кругу расселись командиры батальонов и рот, немецкие офицеры-инструкторы, под руководством которых шло обучение легионеров.
Чокаев кивнул Каюму. Каюм поднял правую руку.
Разговоры разом смолкли. Взгляды всех устремились на Чокаева. Мустафа не спешил. Понимал: его подождут… Не глядя ни на кого, уверенно начал речь.