Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 30



Я думаю, вы понимаете, Орозов, что в фашистском тылу вам предстоит постоянно помнить, что ислам — это не только исполнение намаза, а сложное религиозное учение, при помощи которого они хотят управлять душами попавших в плен мусульман из нашей страны. Магометанское духовенство методически будет воздействовать на сознание и психику военнопленных, оказавшихся по разным причинам и обстоятельствам в Туркестанском легионе. Оно будет проводить пропаганду, воспитывающую ненависть и злобу к Советскому строю. Все это разведывательные немецкие органы постараются использовать и при засылке пропагандистов ислама на Советскую территорию. Для этого им потребуется подготовка многочисленных кадров мулл… Для обезвреживания нашего тыла вам, Орозов, придется напряженно поработать и над этими сложными проблемами.

Чаров, допив остывший чай, встал из-за стола, медленно шагая по комнате, продолжил беседу: — Вы должны быть в курсе, Орозов, что Легионово — это место, где исторически шло формирование легионеров. Одним из создателей националистических формирований там был глава реакционного режима в Польше маршал Юзеф Пилсудский. Еще в годы первой мировой войны он сформировал польский легион, сражавшийся в Австро-Венгрии.

Разговор затянулся. Операция обсуждалась во всех деталях.

— Об информации. Вы будете закладывать ее в тайники, которые вам укажет наш человек. Как связаться с ним, вам расскажет Петр Петрович. Но это только первый этап. Нам необходима точная информация о замыслах и планах этих отщепенцев из Туркестанского комитета, о засылке агентуры в наш тыл. Для этого вы должны попасть в Берлин. Мы находим возможным осуществление этой задачи. В этом вам окажет большую услугу родственная связь с вашим двоюродным дядюшкой миллионером Сулаймановым, живущим в Берлине и поддерживающим связи с мусульманскими националистами, не грех будет напомнить и о тетке, сосланной в 30-е годы на Херсонщину. Теперь о связи. Должен предостеречь вас, Орозов. Идти на связь — это всегда чертовски трудное и опасное дело. Имейте в виду, что на этом этапе больше всего допускается провалов.

Чаров чаще стал поглядывать на часы.

— Пароль, место связи, а так же другие детали, я думаю, вы обсудите с Петром Петровичем. У вас еще остается время, а мне, друзья мои, пора.

Чаров оделся, подошел к Ахмату, пожал руку, а потом молча крепко обнял его.

На этом они расстались.

12 декабря Военный Совет Западного фронта в донесении Верховному Главнокомандующему сообщил:

«6 декабря 1941 года войска фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в решительное контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери».

На другой день вся страна узнала об этой победе. В рубрике «В последний час» «Правда» подробно сообщала о поражении немецких войск на подступах к Москве.

Чаров с карандашом в руках не спеша читал специальное сообщение и делал на карте пометки.

В кабинет вошел Коновалов.

— Разрешите? — скорее из вежливости спросил он и, не дожидаясь ответа, подошел к столу.

— Гитлеровский план провалился… — сказал Чаров и отодвинул в сторону газету. — Чего стоите? Садитесь, Петр Петрович. Ну, докладывайте, так и нет связи с тридцатым?

— Пока молчит.

— Все ли было учтено?

— И все, и не все, — Коновалов виновато пожал плечами.

— Как прикажете это понимать?

— После заброски тридцатый попал в пересылочный лагерь военнопленных в Вязьму. Там видели, как Орозова поместили в лагерь, в бывшее здание хлебозавода. Недавно из Вязьмы отправили 15 тысяч человек на Запад по старой смоленской дороге. Мы проверили: среди них Орозова не оказалось.

— Не оказалось? Хорошо это или плохо?

— Хорошего мало.

— Почему? Что говорит пленный?

— Полковник Рит только что скончался. Рана оказалась смертельной, врачи не могли его спасти. По заявлению полковника Рита, в лагере оставалось еще 10 тысяч человек, а в Смоленск из 15 тысяч дошло всего лишь две тысячи… В самой Вязьме из десяти тысяч оставшихся шесть тысяч погибло от голода и расстрелов. Так, по крайней мере, утверждал Рит.

Чаров помрачнел.

ВЕРБОВЩИКИ

Чокаев со своим ближайшим помощником Каюмом уже который день объезжали лагеря и вербовали в «Туркестанский легион». Кое-где им удалось склонить на свою сторону часть пленных мусульман. Но таких было мало, а Чокаев обещал сколотить легион в короткий срок. Командование германских войск знать ничего не хотело об отсрочке и требовало от Чокаева выполнения обещания.

В полдень «хорьх» с Чокаевым и Каюмом подъехал к воротам концлагеря, обнесенного в два ряда колючей проволокой. У них долго проверяли документы, потом машина въехала на территорию лагеря и остановилась возле двухэтажного кирпичного здания. Чокаев и Каюм поднялись на второй этаж и вошли в просторный кабинет коменданта. Комендант майор Клебс сидел в кресле и дергал пальцами правой руки в такт звучащей музыке.



При появлении в дверях двух штатских он пристально оглядел их и, отметив в азиатских лицах и одежде некоторую чопорность, приподнялся со стула и пошел им навстречу. Он протянул руку пожилому мужчине в черном пальто. Второму, молодому с длинной шеей и покатыми плечами, только кивнул головой.

— Что вам угодно, господа? — спросил Клебс.

— Мы из Берлина, — ответил Чокаев по-немецки и стал объяснять цель приезда.

— Я к вашим услугам, господин Чокаев.

Чокаев не спеша достал из портфеля письмо с разрешением Гиммлера на отбор пленных мусульман для отправки их в отдельные лагеря.

— Сегодня уже поздно. Завтра я выведу мусульман на плац, — пожалуйста агитируйте.

— Хорошо, завтра так завтра.

— Но мне кажется, эта встреча вас разочарует.

— Почему?

— Я достаточно нагляделся на них. От них мало толку. Я не верю ни одному их слову. Каждый пленный — это живая коммунистическая идея… Мы ее сжали, как пружину, упрятав за колючую проволоку, но стоит только дать им волю, как все снова встанет на свое место… Если даже кто-то и заявит о своем желании добровольно служить Великой Германии, я не поверю этому.

Чокаев не выдержал:

— ОКВ[5] нужны солдаты… Добровольно не пойдут — заставим силой. Я объявлю им это завтра особо. Но со всеми документами мы можем ознакомиться сейчас?

Комендант нажал на кнопку звонка, и в дверях показался офицер.

— Ознакомьте господина Чокаева со списками военнопленных и картотеками.

До темноты Чокаев и Каюм рылись в бумагах, выложенных на столах, выискивая подходящих людей с учетом их образования, специальности и т. д. и т. п. Чокаева от усталости клонило в сон.

Просматривая материалы, Каюм натолкнулся на дело Орозова. Его внимание привлекла также фамилия Сулайманова Омурхана.

— О, бисмило! — воскликнул Каюм так громко, что Чокаев вздрогнул и открыл глаза. — Эфенди, я нашел любопытный экземпляр. У пленного Орозова высланная из Киргизии тетка проживает в Херсонской области, а его родственник Сулайманов живет в Берлине!

— Это не трудно проверить, Херсонская область под немцами.

— Эфенди, а Сулайманов Омурхан реальное лицо. Я с ним вместе учился в институте. Но его нет в живых. В 1939 году он погиб в железнодорожной катастрофе.

— Ну, а сам-то пленный чего стóит?

— Указывает, что работал страховым агентом в городе Фрунзе.

— Возьмите, Каюм, этого пленного на заметку.

На следующее утро Каюм вошел в спальню Чокаева и застал его в кресле. После бессонной ночи Чокаев заметно осунулся и побледнел…

Передавали последние новости с Восточного фронта: «Не нынче-завтра большевистская Москва падет. Германские круги заявляют, что наступление на столицу большевиков продвинулось так далеко, что уже можно рассмотреть улицы Москвы через хороший бинокль».

5

Верховное главнокомандование вооруженными силами Германии.