Страница 29 из 33
- Ленька меня зовут. Леня. - Чуть не сказал по привычке "Петров", но вовремя спохватился. Пускай будет по-капитанову. Раз молчит, - значит, опять хочет за сына выдать. Пускай. Жалко, что ли. Сын так сын. Шутка!
- Значит, Леня, - сказала Нина Сочина, - хорошее имя... - И поглядела на капитана, чтоб тому приятно стало.
- Не сын, не сын, воспитанник, - проворчал капитан. - А у тебя сколько?
- Трое.
- Сыновей?
- Два сына.
- Два?! - с недоверием воскликнул капитан. И с завистью. Это точно. Маленький слышал, как он крикнул: "Два?" - А где ж они все?..
- Младший у мамы в гостях, в Ленинграде. Старший в армии.
- В армии? - удивился капитан. - Хотя да... - Он помолчал. - А муж?
- На съезде учителей. В Москве. Он у нас отличник. Просвещения! - с шутливой гордостью сказала Нина Сочина.
А Маленький удивился: учитель - и отличник?..
- Школу я видел новую, - сказал капитан, - хорошая школа, кирпичная...
- Хорошая школа, - подтвердила Нина Сочина. - Леня, хочешь яичницы с салом?
Он кивнул. А почему бы ему не съесть яичницу с салом? Он такой еды две недели не ел. Консервы да консервы. А в комнате уютно. И тетка ничего... Смотрит как училка, так она, наверно, и есть училка. Вон книжек сколько, карты разные...
Значит, не сын, воспитанник... А тогда, в Старгороде, за сына выдал... Почему? Подшутить хотел? А сегодня? Зачем взял с собой? Сказал: "Надевай парадную форму. Визит второй и последний".
- Леня, хлеба бери. Огурцы. Лук. Не стесняйся...
Леня, Леонид, Леонид Иванович... Хорошее у него имя, это верно.
- Добавки хочешь, Леня?
Конечно хочет. А еще он хочет, чтоб его снова спросили: "Добавки хочешь, Леня?"
- Сережа, знаешь, кого он мне напоминает? - Женщина засмеялась громко, безоглядно, как девчонка, и Маленький Петров с интересом поглядел на нее. - Ваську-частушечника. Помнишь? Говорят, в колхозе плохо, а в колхозе хорошо... Знаешь, этот Васька - потом уж большой парень стал признавался мне: "Это я, Нина Николаевна, первый тогда придумал - яблоками кидаться...".
Она опять засмеялась, и Маленький подумал: "А вот так засмеется в классе - и все, никакой дисциплинки. Потому они в классе и не смеются. В учительской смеются, слыхал..."
А капитан тоже рубал яичницу и кивал в ответ на каждое слово. Когда же было вспомянуто про какие-то яблоки и Ваську-частушечника, перестал жевать, поглядел в окно и - не скоро - снова в тарелку.
- Как живешь, Сережа? - спросила Нина Сочина.
Капитан сказал:
- Нормально. Хорошо живу.
Она опустила глаза и сказала тихо:
- Ну, слава богу тогда...
А Маленький все смотрел на синюю полосатую клеенку и вспоминал свой дом и особенно воскресенье, когда все за столом, а на столе чашки, тарелки, а его любимая чашка - красная, у которой ручка отбита. А клеенка у них - зеленая, с цветочками. За столом шумно, отец балагурит, поддевает мать, что та все толстеет, а она: "Перестань, перестань...", а сама и не сердится...
И, глядя на эту клеенку, Маленький Петров как-то неожиданно для себя представил за тем воскресным домашним столом капитана. Вот для него притащили из кухни большой табурет, и капитан сел в уголке, и мать угощает его, но помещается капитан за столом почему-то неловко, неуютно, скрипит табуретом, стесняется сам и смущает других...
- Нам пора, Нина, - капитан поднялся, - ждут нас.
- До свидания, приезжайте еще, - сказала Нина Сочина, обращаясь сразу к ним обоим.
- Спасибо, до свиданья, - сказал Маленький. Сказал ясно, с чувством. Хорошая тетка.
- Присылай младшего ко мне, в Усть-Верею, - сказал капитан. Морскому делу обучу. Сколько ему? Тринадцать? В самый раз. Запиши адрес... Впрочем, я сам напишу. У меня может перемениться...
Младшего сына Нины Сочиной Маленький почему-то сразу, заочно невзлюбил.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Там был камень
Теплый ночной ветер накатывал с запада. Тихо тарахтела машина. Цветные бусины - огни тральщика - вот и все освещение этой ночи.
Гви протянул руку в самую темь и сказал:
- Там был Вороний камень...
Вороний камень... При этих словах Маленький сразу вспомнил кино про Александра Невского - прошлой осенью показывали его в фабричном клубе. И еще вспомнил Осадчего Семена: "Доспехи, оружие, все там лежит. Искать будут..." Как же он искать будет? Тут водолазы нужны!..
- Почему камень был? - спросил Каштанов. - Куда девался?
- Утонул. Точнее, скала утонула. Двенадцать метров скала.
- Что за интерес, - сказал Кошельков, - не видно ничего.
Гви подождал, пока Кошельков прогремит железными ступенями в кубрик, и тихо заговорил:
- ...Была же тогда суббота, всходило солнце, и сошлись обе силы. И была сеча злая, и треск от ломления копий, и звук от сечения мечного, и замерзшее озеро двинулось. И не было видно льда: весь покрылся кровью...
- Это что? - спросил Маленький. Его вдруг дрожь проняла. А ведь и не холодно совсем.
- Летопись. Русский летописец рассказывает про тот день...
Жутко.
Там, в этой непроглядине, подводная скала, вся скользкая, в водорослях... А на дне - кости, щиты, доспехи - в тишине, в темноте...
- А здесь неподалеку, миль десять к северу, я рыбу ловил под носом у фашистов, - сказал Гви. - Подкармливал матушку-пехоту...
Был камень - и нет. Были они только что в Старгороде - и нет их там. Вот это у Маленького в голове никак не укладывалось. Ему казалось: всюду, где он бывал, он каким-то образом оставался. Но каким образом - этого он объяснить не мог.
- Маленький, иди на корму, - сказал капитан, - тебя Еремин сменит...
Он сидит на корме и смотрит за буксирным концом. Конец наклонно уходит в темноту, где смутно проступает корпус первой шлюпки, а вторая буравит воду позади - ее он только угадывает.
Все ушли в кубрик. Остались наверху Гвидон Игоревич да капитан. И в рубке, у штурвала - Федя.
Гви с капитаном стоят у правого борта, неподалеку от кормы, продолжают свой разговор.
- Я вот смотрю на вашего Федю и, честно говоря, завидую, - сказал капитан. - Можете корабль доверить.
- Могу! - подтвердил Гви.
- Я на одного парня тоже надеялся, как на каменную гору, - говорит капитан. - Между прочим, брат этого, Маленького, - Большой Петров. Так что вы думаете - перед самым походом подает документы в техникум химический, сдает экзамены, а я узнаю случайно.