Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 29

– Катюша, подожди нас у изгороди, – сказал я, когда мы подошли к ферме. – Там ужасно грязно.

– Нет, я с вами, мальчики! Не хочу одна оставаться. Вдруг бык какой-нибудь выскочит!

Мы получили две полные фляги, не спеша вышли на дорогу и остановились у обочины.

– А теперь что будем делать? – спросила Катя.

– Теперь будем торжественно распивать вечернее молоко, – ответил Славка. – Право первого глотка отдаем тебе.

Мы держали тяжелую флягу, а Катя пила через край, наклонив ее к себе.

– Ух… – Катя перевела дыхание, оторвавшись от фляги. – Давненько не пила я столько парного молока…

Красный диск солнца медленно исчезал в расселине между горами и островом. От него исходило розовое свечение, призрачный цветной туман, обволакивавший все вокруг: остров, горы, речку и дорогу, и нас троих, стоящих на ее обочине.

– Как здорово, мальчики… – вздохнула Катя. – Каждый день буду с вами ходить, если не прогоните…

У вечернего костра все было по-прежнему. Я играл, пел, народ слушал и подпевал. Я специально сидел в самом дыму, чтобы не мешали комары. Славка устроился рядом, Катя заботливо обмахивала его зеленой веткой.

Когда я отложил гитару, начались танцы. Катю Аркашка уже не приглашал. Он вообще не танцевал – видать, помнил-таки про свою больную ногу.

Катя танцевала со Славкой. Я старался не смотреть на них, чтоб не увидеть тайные признаки какой-то особой близости, о которой намекала Вика: странное дело, но ее брошенные вскользь и не принятые всерьез слова заползли-таки в мою душу. И время от времени жалили меня изнутри. Я смотрел на Геныча, облапившего свою Тамару, на изящно скользящих Лаврова с Ольгой. И вспоминал сегодняшнюю сцену в столовой.

Почему Аркашка – это пресыщенный бабник, который не может продержаться без женщины месяц, – почему он полез именно к Кате? Предпочел ее и гораздо более соблазнительной Вике, и даже Тамаре. Которой, судя по всему, все равно с кем и как, и от которой ему бы обломилось наверняка? Когда-то я слышал разговор двух парней в курилке, что будто бы любая замужняя женщина старается отказаться от поездки в колхоз. А уж если поехала, то для одной цели. Потому что она уже не девица непорченая и не невеста на выданье; ей не грех в колхозе развлечься, тем более, что следа не останется, а от нескольких раз на куски не развалится, лишь получит удовольствие… Наверное, и Аркашка думал так. Гадкая и подлая психология.

Хотя, с другой стороны, как я мог судить о психологии вообще? О женской тем более – при моем скромном опыте по женской части? Наверняка такие рассуждения в моих мыслях, прочитай их кто-нибудь, выглядели бы смешно. Но я был так устроен – и это поняла, кажется, даже Вика, когда безуспешно пыталась меня соблазнить.

Я подумал об Инне. Меня вдруг посетила мысль, что я не знаю ее коллег. Как я раньше об этом не задумывался – ведь она же там совсем одна, в этой своей экспедиции. И, может, вокруг нее тоже увивается какой-нибудь хлюст вроде Аркашки…

Нет, конечно. Моя жена – не Катя. Она достаточно жесткая и самостоятельная женщина, чтоб отшить любого. Даже не пощечиной, а просто словом. И все-таки, все-таки… Хорошо бы был в экспедиции кто-нибудь нормальный, кто бы смог защитить Инну в самом крайнем случае…

Я посмотрел на Аркадия, уныло разгребавшего угли с края костра, и кулаки мои сжались. Вообще-то я никогда в жизни не дрался. Но этого двинул бы по морде с удовольствием. Прямо сейчас…

Давай, – подумал я. – Попробуй, еще раз Катю тронь. Так я тебе бороду-то твою на сторону сверну. Я тебя, как бог черепаху…

Следующим утром Аркадий вообще отказался выходить на смену. Перед завтраком подошел к Саше-К, демонстративно хромая, и заявил:

– У меня нога болит. Сильно. Большой палец. Я его ушиб и теперь, судя по всему, нагноение началось. Не могу работать, – и добавил требовательно. – Ты отпустишь меня в город в больницу?

– Отпустишь, не отпустишь… – Саша пожал плечами. – Я не сторож твоей ноге.

– Нет, так я могу уехать?

– Езжай хоть на Северный полюс, если бензина хватит.

– Это так. Но ты мне справку подпишешь, что я тут отработал?

Саша-К ничего не ответил. Молча пожал плечами и пошел бриться; он так и не стал отпускать колхозную бороду.

– Так значит, ты отказываешься подписывать мне справку? – нажимал Аркашка. – Тогда я из города больничный привезу. Но сюда могут прислать комиссию по проверке техники безопасности.

– Да не отказываюсь я, чтоб тебе было хорошо! – рявкнул Саша-К. – Ни подписывать, ни подкакивать. Катись куда хочешь. Только здесь воздух не обедняй кислородом!

Аркашка довольно ухмыльнулся, скрылся в палатку и тут же вынырнул с уже готовым рюкзаком. Видать, сложил его еще с вечера. Поспешно, будто кто-то собирался его удерживать, надел на плечи, перекрутив и даже не расправив лямки, и быстро зашагал к дороге.

– Эй, Аркадий!! – крикнула вдогонку Тамара. – ты хоть позавтракай вместе со всеми!

– В городе позавтракаю! – ответил он. – А то не успею на утреннюю электричку.





– Куда ты ломишь, успеешь еще сто раз, – возразила Ольга. – Посиди, уедешь со всеми на грузовике, с твоей-то ногой идти!

Я даже зубами скрипнул от такой заботы об Аркашкиной ноге.

Он махнул рукой, ответив что-то невнятное, и быстро пошел прочь, не забывая при этом хромать.

– Да и хрен с ним, – скривился Володя. – пусть пешком прется, если хочет.

– Бешеной собаке семь верст не крюк, – подытожил Саша-К.

– Ну и характер… – вздохнула Катя. – Нога болит, а он все равно идет.

– Ничего у него не болит, кроме языка… и морды, – покачал головой я. – Неужели ты поверила?

– Сачок он паршивый, – добавил Славка. – Ему просто работать надоело.

– Нет, мальчишки, зря вы так на него, – запротестовала Катя. – он не такой плохой, просто самолюбивый и немножко пижон. И нога у него, наверное, в самом деле болит. Вон, смотрите, как хромает.

– В пределах прямой видимости лагеря, – съязвил я. – Как из глаз скроется, все рукой снимет.

– Если знаете, что прикидывается, зачем тогда в город его отпускаете? – с усмешкой спросила Вика.

– А на хрена этот полудурок нам тут нужен? – сказал Володя.

– Мы без него втроем сработаем лучше, чем с ним вчетвером, – Славка. – От него польза со знаком минус.

– Ну, как знать… – вздохнула Катя. – и все-таки мне кажется, вы напрасно все на одного ополчились.

Я молча пожал плечами и принялся за подгорелую рисовую кашу.

Аркашка растаял в зеленой дали. И черта с два поймешь эту женскую логику… Позавчера он лапал ее в столовой, получил пощечину – а сегодня она его перед нами защищает…

Вскоре приехал грузовик. Весь обшитый золотыми пуговицами шофер опять безнадежно зазывал Вику в кабину, и опять мы на руках втащили ее в кузов. Однако сегодня он уже не гнал. Видать, смирился – ехал медленно и как-то безнадежно.

Выезжая из деревни, мы заметили впереди путника, одиноко бредущего по пыльной обочине.

– Смотрите, ребята, – сказала Люда, когда до него оставалось метров двести. – Это же Аркаша!

– Да не может быть! – Катя недоверчиво поправила очки, держась за трясущийся край борта. – Не мог он так далеко уйти со своей ногой!

– Он самый, – громко сказал Володя. – А нога у него, как видишь, уже прошла.

Услышав шум мотора, он обернулся. Точно, это был Аркашка. Узнав машину, тут же тщательно захромал. Володя пробормотал что-то нецензурное.

– Вот скотина, – вздохнул Славка.

Машина обогнала Аркашку. Я бросил взгляд на Катю – она молча посмотрела на меня. Усмехнувшись, я грохнул пару раз по уже изрядно помятой крыше кабины. Грузовик остановился.

– Чё надо?! – хрипло крикнул шофер, высунувшись из окна.

– Наш человек наш на дороге, – ответила за всех Люда. – На станцию идет. Надо забрать.

– Не могу в кузов, – сказал Аркашка, выставив ногу и глядя на нас совершенно ясными глазами.

– Давай сюда залазь! – шофер распахнул дверцу.