Страница 5 из 10
7. Шутка диалогична. Вне диалога она не может быть реализована (отмечено Карасик) (Карасик 1997, с. 146). Ирония может быть.
Ирония может располагаться в речевом пространстве, не представляющем собой прямого диалога, например, в тех случаях, когда автор художественного произведения иронизирует по поводу действий или мыслей своего героя, или литературный критик по поводу героя (и тем самым автора) анализируемого произведения.
8. Шутка может быть грубой, плоской, низкопробной, безвкусной, сальной, непристойной (ср. казарменный юмор и т. п.). Все эти характеристики не применимы к иронии. То, что некоторые иронические клише могут быть грубоватыми (убить бобра, держи карман шире и др.), на мой взгляд, не опровергает нашего утверждения.
9. Ирония может быть скрытой и не иметь явных признаков. Иногда говорящий или пишущий не хочет, чтобы его иронию поняли, и получает от этого удовольствие. Так, по утверждению исследователей, Шекспир тщательно замаскировывал свою иронию и не хотел, чтобы ее обнаружили.
Вряд ли непонятая шутка может доставить удовольствие ее автору.
10; Объектом иронии может быть сам иронизирующий. Шутить, подшучивать можно только по отношению к другому лицу. Есть понятие самоиронии, но нет «самошутки».
11. Шутка нередко может быть объектом иронии (точнее – тот, кто шутит). Ср. замечания по поводу плоской, грубой, низкопробной шутки: Какая однако изысканная (тонкая) шутка!.
Первого апреля приятель сообщил Анне, что она уволена по сокращению штатов. Какая милая шутка!
Дело было ясное: брошечку сунула ему в карман сама Крутомирская, желая подшутить. Остроумные люди часто так шутят – подсунут какую-нибудь свою вещь, а потом говорят: «А ну-ка, где мой портсигар или часы? А ну-ка обыщем-ка Ивана Семеныча».
Найдут и хохочут. Это очень смешно (Теффи, Брошечка).
Шутки по поводу иронии нам встречать не приходилось.
12. Шутка не так иерархична. Ирония предполагает либо социальное равенство партнеров, либо – при неравенстве – может исходить сверху вниз, а не наоборот. Ср.: Глеб улыбнулся в ответ, но улыбка получилась недоброй. «Этот щенок позволяет себе иронию», – подумал он (Т. Куликова, Гарем покойников).
13. Почти про любое свое высказывание (в том числе и ироническое) человек может сказать: «Это была шутка», но не про любое «Это была ирония».
14. Словесное пространство иронии не ограничено – ироничным может быть одно слово, словосочетание или весть текст рассказа, повести, даже большого романа. Шутка – это текст небольшого объема. Ср.: «Языковая шутка – это цельный текст ограниченного объема (или автономный элемент текста) с комическим содержанием» (Санников 1999, с. 23).
15. Известно, что комическим может быть ненамеренное отклонение от нормы: непредусмотренная говорящим двусмысленность, нелепое сочетание, орфографическая ошибка, опечатка, оговорка и т. д. Иногда такие вещи могут не вполне отграничиваться от шутки, если критерием служит именно намеренность или случайность. С этим связано то, что некоторые опечатки в газете истолковывались как злонамеренные шутки. Так, редактора одной провинциальной газеты сняли за опечатку: вместо пламенные большевики было напечатано племенные.
Вряд ли можно представить ненамеренную иронию.
16. Шутка, как правило, основана на эффекте неожиданности, что не характерно для иронии.
17 Чисто социальные различия шутки и иронии усматривал Карел Чапек. Он писал:
«Шутка чаще всего рождается в коллективе, будь то мальчишки в классе или рабочие в мастерской. Юмор – продукт социальный; индивидуализм способен в лучшем случае на иронию.
Смех в сущности своей демократичен. Юмор явление по преимуществу народное, как жаргон – язык народа. Давно известен тот факт, что способность весело и беззаботно шутить – привилегия социальных низов» (Чапек 1959, с. 28).
А. Блок вообще считал иронию болезнью индивидуализма: «Я убежден, что в ней [формуле Вл. Соловьева «Личное самоотречение не есть отречение от личности (курсив автора), а есть отречение от своего эгоизма». – О.Е.] лежит спасение и от болезни “иронии”, которая есть болезнь личности, болезнь “индивидуализма”» (Блок 1962, с. 349).
18. Теперь отмечу одно из самых важных, на мой взгляд, отличие иронии и шутки.
Я выдвинула гипотезу, что в глубинной смысловой структуре иронии содержатся перевернутые причинно-следственные отношения (об этом см. в этой главе раздел третий). В шутке, как мне представляется (на данный момент), этого нет.
Слово «шутка» живет в естественном языке более активной жизнью, чем ирония. У него больше производных, больше значений, оно обросло фразеологизмами, породило предикативы. Ср: не шутка, не в шутку, не на шутку (интенсификатор), шутка ли сказать, не до шуток, сыграть шутку, шутки плохи, шутки в сторону, без шуток, кроме шуток.
Производные (или от шутки или от глагола шутить): шуточный, шуточка, шутливый, шутник (-ца), просторечные – шутейный и др. В то время как иронист употребляется в исследованиях иронии, но не в естественной речи (равно как и ироник, встречавшееся в философских трудах древних греков) и не зафиксировано в словарях.
Замечу также, что шутка – слово более многозначное и в одном из значений пересекается со словом ирония.
2. Ирония среди тропов
Иронию нередко рассматривают как один из видов тропов, в одном ряду с метафорой, метонимией, литотой, гиперболой. Об этом уже не раз писали (Ломоносов 1952, с. 256; Потебня 1990, с. 279; Kerbrat-Orecchioni 1986, с. 291 и др.). А.А. Потебня писал: «Ирония – фигура. Она может обходиться без тропов: “хорошо!”, “как же!”, “эге!”, может заключать троп: “вона у нас процвiтае, ж макуха пiд лавою”» (Потебня 1990, с. 275).
В этой работе мы не ставим задачей решение вопроса – можно ли и нужно ли считать иронию одним из тропов. Явного возражения это у меня не вызывает, а спор по этому поводу, на мой взгляд, носил бы скорее терминологический характер. Если нужно объединить все виды иронии (которые, как отмечают все исследователи, необыкновенно разнородны), обозначив их одним именем, то скорее всего, очевидно, для этого подойдет термин «троп».
В статье мы попытаемся показать, как соотносится ирония с разными видами тропов. Но, поскольку, на наш взгляд, ирония ближе всего к метафоре, выскажем сначала несколько замечаний о связи метафоры с другими видами тропов. Известно, что один из тропов – олицетворение – это разновидность метафоры.
1. О том, как соотносится метафора с гиперболой, писали разные лингвисты. Интересные соображения по этому вопросу содержатся в работе А. Вежбицкой «Сравнение – градация – метафора» (Вежбицкая 1990). Рассматривая отношение гиперболы к метафоре А. Вежбицкая пишет: «Очевидно, что это родственные структуры, причем метафора к гиперболе ближе, чем сравнение» (Вежбицкая 1990, с. 148).
Среди примеров, которые, как пишет А. Вежбицкая, «близки к тем, которые обычно связывают с понятием гиперболы (белый как снег, худой, как щепка, умираю от голода и др.)», она приводит и высказывание там был рай для меня, где рай явно гиперболическая метафора (Вежбицкая 1990, с. 141).
Не разделяя утверждение, что гипербола ближе к метафоре, чем сравнение, отметим, что гипербола нередко сочетается с метафорой, как и с другими тропами. Среди примеров А. Вежбицкой (которые можно дополнить) такие, как: худой, как щепка (ср. как спичка), несомненно представляют гиперболические сравнения. Их немного в русском языке. Ср. большой, как слон, как шкаф; топает, как слон, толстый, как бегемот, красив, как бог и т. п. Гипербола может сочетаться и с метонимией: Выпил ведро, бочку.
Что касается метафоры, то так же, как и в сравнении, гипербола может быть одним из семантических компонентов метафоры, хотя не обязательно содержится в каждой метафоре, гиперболические метафоры составляют лишь одну ее разновидность.