Страница 3 из 17
Применительно к психотерапевтической практике феноменологическая методология отразилась на особой ценности впечатления и удивления в терапии. Иначе говоря, в новой модели терапии терапевт помогает клиенту восстановить его способность к получению впечатлений и основанного на них нового опыта контакта. Этим, собственно говоря, и ограничиваются задачи терапевтических феноменологических интервенций. Основателю гештальт-терапии Ф. Перлзу принадлежит яркая эмоциональная фраза, отражающая в полной мере эту новую терапевтическую цель: «Дайте миру произвести впечатление на вас!» Кроме того, в работе «Новизна, возбуждение и развитие» (русскоязычному читателю известная под названием «Теория гештальт-терапии») классики гештальт-подхода отмечают: «Ассимилируемые явления всегда представляют собой нечто новое; организм сохраняется, потому что усваивает новое, развивается и изменяется». И далее: «Контакт – это в первую очередь осознавание новизны, которую можно ассимилировать, и движение к ней, а также отвержение новизны, которую ассимилировать нельзя. То, что постоянно остается неизменным и не вызывает никакой реакции, не является объектом контакта (!) (курсив и восклицательный знак мои. – И.П.» [Ф. Перлз, П. Гудмен, 2001, с. 11]. Впечатление же от новизны возможно лишь при условии расширения сферы осознаваемого, осуществляемого феноменологическим методом. Разумеется, опора на принцип детерминизма, питающий психоаналитическую практику, также направлен в конечном итоге на расширение сознаваемого. Однако именно феноменологический метод позволяет участникам терапевтического процесса оставаться открытыми к множеству возникающих в нем феноменов, которые до этого просто не замечались.
С учетом описанной методологической трансформации очевидно, что представления о психическом и описывающая их модель не могли остаться неизменными. Анализируемая революция затронула также и сущность психических явлений. Так, место традиционного понимания личности как относительно стабильного и устойчивого образования с его структурой заняли представления о self как конструкте, описывающем процесс взаимодействия в поле «организм / среда». Теоретической подоплекой этой трансформации стала теория поля, сформулированная несколько ранее К. Левиным [2001] внутри берлинской школы гештальт-психологии, которая, в свою очередь, послужила знаменем методологической революции в психологических науках, придя на смену ассоциативной психологии. Особое значение в трансформации психотерапевтических взглядов начали приобретать представления о контексте поля, ситуации, в которой осуществляется контакт: «бессмысленно пытаться рассматривать любое психологическое поведение в отрыве от социокультурного, биологического и физического контекста» [Ф. Перлз, П. Гудмен, 2001, с. 13]. Смена контекста поля, динамика ситуации с необходимостью требует изменения всей self-динамики. Такое следование контексту на фоне высокой чувствительности self определяет здоровое психическое функционирование. Принцип творческого приспособления, регулирующий этот процесс, становится, таким образом, ориентиром в практике диалоговой психотерапии.
Введение в методологическое пространство психотерапии концепции поля обусловило необходимость ассимиляции психотерапией принципа прегнантности, который определяет закономерности существования поля. Так, именно соотношение фигуры и фона заложено в основе динамики поля, олицетворяющей взаимодействие модели личности и модели окружения [К. Левин, 2001; X. Хекхаузен, 1986]. С психотерапевтической точки зрения это означает необходимость использования в процессе терапии актуального возбуждения, возникающего в контакте. Игнорирование же его обесточивает весь терапевтический процесс и, как следствие, блокирует любые возможности нового опыта как для клиента, так и для терапевта.
Размышляя об идее прегнантности в психотерапии, Ф. Перлз и П. Гудмен отмечают: «Формирование фигуры / фона – это динамичный процесс, в ходе которого потребности и ресурсы поля постепенно передают свою энергию интересу, яркости и силе доминирующей фигуры», и продолжают: «Когда фигура смутная, расплывчатая, когда она лишена грации и ей не хватает энергии (“слабый гештальт”), мы можем с уверенностью сказать, что контакт неполный, что-то в окружающей среде воспринимается лишь в общих чертах, не выражена какая-то жизненно важная потребность; человек не “полностью здесь”, то есть его поле не может передать свою энергию и ресурсы для завершения фигуры» [Ф. Перлз, П. Гудмен, 2001, с. 14].
Итак, подытоживая вышеизложенное о методологической трансформации психотерапии, инициируемой более широким использованием категории контакта, а также качественно новым его пониманием в психологии и психотерапии, следует отметить следующее. Тремя «китами», на которых покоится «тело» диалоговой модели психотерапии, выступают:
• контакт в качестве пространства и инструмента психотерапии;
• феноменология в качестве метода, который осуществляет терапевтические изменения;
• теории self и поля как методологическое основание психотерапии, определяющее психотерапевтический взгляд на сущность психических явлений.
Причем лишь сочетание этих комплементарных методологических позиций позволяет появиться новому психотерапевтическому взгляду, обладающему стройной внутренней логикой. Например, используя представления о self как функции поля, терапевт и клиент оказываются перед необходимостью исследования поля, которое может быть осуществлено лишь феноменологическим методом. Таким образом, возникают релевантные этому процессу представления о феноменологическом поле, которое не является синонимом поля физического. Феноменологическое поле уникально для каждого отдельного человека и уж, разумеется, не тиражируется по каким-либо психологическим принципам или законам. Доступ к динамике феноменологического поля, в котором разворачивается интересующий нас в терапии self-процесс, возможен лишь через границу-контакт. Помещая процессы, происходящие в контакте, в фокус внимания психотерапии и предпринимая феноменологическое их исследование, терапевт помогает восстановить чувствительность клиента к динамике поля, а следовательно, подчинить self принципу творческого приспособления. Надеюсь, что описанная логика в полной мере обосновывает диалоговую модель психотерапии.
Ценности психотерапии, фокусированной на диалоге
Описание сущности диалоговой модели психотерапии я бы хотел начать с ядра, представленного списком определяющих ее ценностей. Естественно, любой подход в психотерапии, осознают его приверженцы или нет, опирается на некоторые базовые убеждения, вокруг которых и образуется «тело» подхода. Психотерапевтическая надстройка в виде соответствующих технических приемов, правил построения экспериментов, способов организации терапевтического контакта и т. д. с необходимостью опирается на аксиологическое ядро. Полученный клиентом в результате психотерапии опыт ассимилируется в ткань психического также с учетом базовых ценностей подхода, косвенно или явно транслируемых терапевтом. И, наконец, процесс концептуализации психотерапевтами собственного профессионального опыта, который, в свою очередь, является источником постоянного развития метода, тоже с необходимостью опирается на его ценностное ядро. Именно диалектическое соотношение традиций (аксиологического ядра) и терапевтических инноваций (процесса творческой концептуализации опыта) определяет трансформацию методологии психотерапевтического метода или школы посредством либо методологической эволюции, либо парадигмальной революции.
Итак, в основе существования любой психотерапевтической школы или метода лежат ценности, которые так или иначе разделяются терапевтами, работающими в соответствующей психотерапевтической парадигме. Предлагаемая вашему вниманию диалоговая модель психотерапии также имеет определенную совокупность ценностей и базовых убеждений, определяющих сущность релевантного ей терапевтического процесса. Аксиологический аспект этой психотерапевтической модели в тезисном изложении имеет следующее содержательное наполнение.