Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 17

Третья и четвертая главы посвящены анализу центральной категории кризисной психотерапии – психической травмы, которая рассматривается как феномен, являющийся следствием блокирования естественного процесса переживания травматогенного события. Кроме того, в этих главах показаны также различные аспекты кризисной феноменологии и динамики: психическая боль, отчаяние, утрата способности к творческому приспособлению, травматическая self-парадигма, суицидоопасный кризис, посттравматическое стрессовое расстройство, психологический кризис, спровоцированный ситуацией насилия, смерти, инцеста и т. д. Каждый из наиболее значимых тезисов иллюстрирован случаями из терапевтической практики автора.

Завершают книгу два философско-психотерапевтических эссе, в центре которых категории переживания и этики.

Предлагаемая вашему вниманию книга является плодом моих размышлений и опыта психотерапевтической практики на протяжении последних нескольких лет. На этом этапе я сталкивался с множеством препятствий и тупиков, с ощущением растерянности, беспомощностью, но также и с вдохновением, страстью, интенсивным любопытством и радостью. На всем протяжении работы меня сопровождали люди, без чьей поддержки эта книга никогда бы не появилась. Я безмерно признателен своим студентам, клиентам и супервизируемым терапевтам, которые провоцировали творческий поиск и многому научили меня в процессе совместной работы. Отдельная благодарность слушателям специализации «Диалоговая модель гештальт-терапии», в совместном творчестве с которыми рождался не только сам проект обучения, но и собственно терапевтическая модель. В настоящее время диалоговая модель психотерапии уже применяется в их частной психотерапевтической практике.

Я очень благодарен коллегам и друзьям, поддержавшим меня своим интересом к моей работе, замечаниями и критикой – Даниилу Хломову, Елене Калитиевской, Александру Моховикову, Инне Дидковской, Таисии Тадыке, Геннадию Малейчуку, Августине Яцене, Владимиру и Елене Кулишовым, Сергею Сытнику и др. Особая благодарность друзьям – гештальт-терапевтам Наталье Олифирович, которая не только выступала моим оппонентом, но и помогала оформлять возникающие идеи, и Алле Поверенновой, в беседах с которой, собственно, родился проект диалоговой модели психотерапии. Алла вдохновляла меня на всем протяжении работы над текстом и в процессе совместной работы в специализации для терапевтов «Диалоговая модель в гештальт-терапии»; кроме того, многие идеи обсуждались с Аллой и сформулированы с учетом ее замечаний. Неоценимый вклад Натальи Олифирович как психотерапевта и литературного критика в полной мере отражен в предлагаемом вашему вниманию издании. Более того, в полемике с ней по поводу содержания диалоговой психотерапии родились и развились многие ее положения. Оставаясь рядом со мной на протяжении многих лет, Наташа неизменно поддерживала и провоцировала мой творческий поиск в профессии. И, наконец, я безгранично обязан своей жене Елене Погодиной, благодаря терпению и неизменной поддержке которой я имел возможность работать над текстом. В разговорах с ней о психотерапии рождались и уточнялись многие положения книги. Кроме того, нелегок сам по себе труд жены человека, который время от времени надолго исчезает из зоны досягаемости для бытовых проблем, погружаясь с головой в работу.

Итак, дорогие читатели, перед вами текст, являющийся введением в диалоговую модель психотерапии. Это не первая публикация автора на данную тему, однако именно в ней в более или менее систематизированном виде представлены основные положения и принципы диалоговой модели. Разумеется, в качестве введения в диалоговую психотерапию настоящий текст не претендует на исчерпывающий анализ ее сущности. Более детальное рассмотрение особенностей диалоговой модели психотерапии, а также ее прикладных аспектов, по всей видимости, – дело будущих публикаций. В связи с этим я бы рекомендовал рассматривать книгу скорее как повод для ваших собственных соответствующих размышлений и экспериментов, чем в качестве рекомендованного для организации психотерапевтической практики учебного пособия. Таким образом, публикацией своего труда я хотел бы открыть пространство для дискуссий на тему диалоговой психотерапии. Ваши мнения, предложения и замечания вы можете отправлять мне по электронному адресу: [email protected]/* */; буду очень признателен.

Игорь Погодин

Методология психотерапии, фокусированной на диалоге

Диалоговая модель психотерапии: философско-методологические основания и базовые ценности

Этот параграф открывает собой обсуждение философских и методологических оснований диалоговой модели психотерапии (а именно гештальт-терапии), а также сущности соответствующего ей терапевтического процесса. В начале мне бы хотелось довольно кратко изложить логику, которой я буду руководствоваться в процессе представления вашему вниманию диалоговой модели гештальт-терапии.





Методологические основания диалоговой психотерапии

Не секрет, что именно появление во второй половине прошлого столетия гештальт-терапии привело к широкому использованию в терапевтическом процессе феномена контакта. Контакт приобрел особое методологическое и прикладное значение. Разумеется, с самого начала истории психотерапии контакт терапевта и клиента имел важнейшее значение, однако по большей части он выступал в форме необходимого для психотерапии условия. Инструментом же и источником терапевтически важных изменений контакт изначально не рассматривался, ими выступали в разных психотерапевтических школах свободные ассоциации и интерпретации, внушение, убеждение, формирование поведения, телесные воздействия и т. д. Именно появление гештальт-подхода знаменовало собой новый этап в эволюции психотерапии, когда контакт приобрел самостоятельное центральное значение и в смысле методологии психотерапии, и в смысле ее практики, и в смысле ее прикладных аспектов[3]. Очевидно, трансформация ценности и значения контакта для психотерапии вполне может служить основанием для анализа ее истории. Так, если в начале развития психотерапии контакт, повторюсь, выступал лишь в качестве необходимого, но не достаточного условия психотерапии, то гештальт-подход привнес в психотерапию представления о контакте как единственной реальности существования психического. Все психические явления – как творческие, здоровые, так и релевантные психическим нарушениям, – превратились в феномены, производные от процесса контактирования в поле организм / среда. Такая трансформация методологических представлений о контакте не могла не отразиться на теории и практике соответствующей им психотерапии. Контакт из условия психотерапии превратился, кроме того, в пространство, где происходят терапевтические изменения, а также в инструмент психотерапевтического процесса.

Значительный акцент в терапии на феноменах контакта привел к необходимости трансформировать методологию терапии. На смену психическому детерминизму должен был прийти альтернативный способ отношения к терапевтической реальности. Новая психотерапия заимствовала для этих целей основные положения феноменологии. Попытки объяснения и понимания особенностей поведения клиента и терапевта, лежащие в основе возможности получения инсайтов, были заменены процессом осознавания, констатации и описания феноменов, возникающих в терапевтическом контакте. Акцент с содержания сознания сместился на процесс осознавания человеком феноменов как фактов сознания [Э. Гуссерль, 2005], появляющихся в поле организм / среда, а также их динамики. Представления о бессознательном трансформировались в этой методологической системе в категорию «неосознаваемого в настоящий момент». Естественно, что особое значение в терапевтическом процессе приобрел принцип «здесь и сейчас», постулирующий ценность актуального переживания, а также его примат перед содержанием воспоминаний из прошлого и фантазий о будущем. Это означает, что прошлое и будущее с методологической точки зрения превратились в способы структурировать пространство настоящего[4].

3

Справедливости ради стоит отметить, что схожую позицию во второй половине XX столетия занимали также другие школы, например некоторые ветви психоанализа. В частности, речь идет об интерсубъективном подходе в психоанализе Р. Столороу [1999] и психологии самости X. Кохута [1971, 1977], в которых терапевтический контакт уже начал выступать в некоторой мере не только условием терапии, но также ее инструментом (но не основным, а дополнительным) и пространством терапевтически значимой динамики. Тем не менее эти школы оставались в рамках психодинамической методологии и опирались на принцип психического детерминизма. Как следствие свободные ассоциации по-прежнему оставались основным методом терапии, а интерпретация – основным терапевтическим инструментом.

4

Сказанное, разумеется, не означает предложения игнорировать или репрессировать процесс воспоминаний и / или размышлений о будущем. Просто акцент в новой методологии ставится не на содержании воспоминаний и фантазий о будущем, а на процессе переживания, сопутствующем этому рассказу в настоящем. Терапевтический челнок «прошлое – настоящее» или «будущее – настоящее» выполняет в модели связующую посредническую функцию.