Теоретическая лингвистика и судебная лингвистическая экспертиза

В общем описанный подход не может быть признан удовлетворительным и не только потому, что в результате мы не можем добиться удовлетворительных экспертных результатов, этот подход не может быть признан исключительно по теоретическим соображениям.

Перейдем к описанию альтернативных теоретических предпосылок, которые способны удовлетворительно решить названную проблему. Первая предпосылка касается номиналистического подхода к значению терминов и слов. Согласно номиналистическому подходу левая часть определений не является важной, но представляет собой условность (этикетку), которая служит для называния определенных описательных и оценочных высказываний, другими словами определение – это сокращение для совокупности высказываний. «В современной науке[6] используются только номиналистские определения, т. е. вводятся сокращенные обозначения или символы для того, чтобы сократить длинный текст. Отсюда сразу же ясно, почему определения не играют заметной роли в науке. Дело в том, что сокращенные обозначения всегда, естественно, можно заменить более длинными выражениями – определяющими формулами, – вместо которых они и используются. В некоторых случаях это сделает наш научный язык весьма громоздким, нам придется тратить много бумаги и времени. Однако при этом мы не потеряем ни малейшего кусочка фактической информации. Наше «научное знание», в собственном смысле этого термина, совершенно не изменится, если мы устраним все определения. Единственный проигрыш будет связан с используемым языком, но не с его точностью, а только с его краткостью» [Поппер, 1992, с.22]. Из этого следует, что в науке мы всегда можем опустить левую часть определения, при этом мы не потеряем никакой значимой информации. Естественно, что при таком подходе снимается вопрос о сущности оскорбления, равно как и об истинном значении термина «оскорбление». Действительно, нет никакой возможности решить проблему, что более истинно: а) крайне обидеть, унизить кого-л.; уязвить, задеть в ком-л. какие-л. чувства или б) унизить честь и достоинство в неприличной форме. Эти высказывания равноправны и различны, они описывают частично схожие и частично различные события, которые могут иметь место. Естественно мы не можем ответить на вопрос, какое из событий более истинно или более важно, если конечно, забудем о левой части определения и не будем ставить вопроса о том, что такое оскорбление. Становится неважным и вопрос о том, каково истинное содержание слова «оскорбление», а также вопрос о сущности оскорбления, так как слова «оскорбление» теперь нет в нашем тексте, и мы можем никогда его более не вводить. Из этого вытекает достаточно важное следствие – в своих описаниях и объяснениях мы начинаем не с определения терминов, а с известных нам утверждениях о событиях, с предположительно истинных утверждений о том, что имеет (имело) место в реальной действительности. Например, мы предполагаем истинным следующее утверждение: «Некто может оскорблять, но есть человек, который не оскорбился». Это фактическое утверждение, оно может соответствовать действительности. Из этого не следует, что оскорбление (напомним, что слова «оскорбление» уже нет в нашем описании) релятивно относительно конкретной личности или ситуации в том смысле, что его объективно не существует, так как мы способны объяснить, почему такой факт имеет место в действительности. И если мы, например, выдвинем предположение о том, что отсутствие факта определенного психологического состояния связано с тем-то, то это также будет утверждением о том, какое положение дел имеет место в мире, а не свидетельством релятивности и субъективности какого-либо концепта или явления.

Таким образом, если мы были бы способны установить следующую совокупность фактов: Х услышал инвективное высказывание и оскорбился, при этом У не хотел оскорблять Х-а, то этого было бы достаточно для того, чтобы экспертный результат признавался удовлетворительным, так как судебная экспертиза назначается с целью установления фактов, другими словами событий, которые имели место в конкретном месте в конкретное время. Отметим, что части предложения, которое было высказано выше, связаны между собой логической связкой «И», поэтому предложение будет истинным, если истинны все составляющие его части. Так, сложное высказывание: «Х, знал, что фраза Z способна оскорбить У-ка и произнес фразу Z в адрес У-ка, а У не оскорбился» будет истинной только тогда, кода в реальной ситуации дела обстояли именно таким образом, как описано в этой фразе. Быть может, этот результат покажется тривиальным, но еще раз отметим, что именно такой результат, по нашему мнению, является удовлетворительным экспертным результатом. Лингвистическая же экспертология в настоящее время пытается установить действительный факт оскорбления, детально рассматривая определения оскорбления в юриспруденции и лингвистке и стараясь установить, какое определение более соответствует действительности или является истинным определением. Поэтому в некоторых работах интенсивно обсуждается вопрос о том, когда же имел место реальный факт оскорбления: а) когда говорящий хотел оскорбить и слушающий оскорбился, б) когда говорящий не хотел оскорбить, но слушающий оскорбился, в) когда говорящий хотел оскорбить, а слушающий не оскорбился. Думаем, что эссенциалистский принцип теоретизирования в данном случае нагляден: лингвист пытается решить вопрос, что является главным событием для того, что называется словом «оскорбление». Отметим, что эта проблема не может быть решена описательно, так как события не могут быть важными и не важными, они либо есть, либо их нет. Все описанные события равноправны, и если мы научились их устанавливать, то мы можем их установить. Если же некоторые мы не можем установить, то если нам задают вопрос об этих событиях, то мы сможем ответить лишь, что мы не можем сказать о них в силу того, что лингвистическая наука не способна описать эти события. Из этих примеров можно также понять, каким образом лингвистические описания релятивизируются: так, ситуация б) может быть сформулирована следующим образом. С точки зрения говорящего то, что было, являлось оскорблением, а для слушающего – нет. Далее вполне естествен вопрос: а было ли то, что было, оскорблением? И мы опять приходим к эссенциализму, так как вынуждены ставить перед собой вопрос: «Что такое оскорбление?». Отметим еще один аспект релятивности лингвистических описаний, который в настоящее время объясняется онтологически через принцип недискретности языка, а логически через тот факт, что двузначная логика неспособна описать сложные недискретные языковые и речевые феномены. Сразу же отметим, что мы не разделяем данного объяснения, и считаем, что описанная релятивность не вытекает из языковой онтологии и не иллюстрирует неспособность формальной логики описывать какие-либо фрагменты языко-речевой реальности, но эта релятивность есть релятивность словоупотребления: мы можем называть словом «оскорбление» различные совокупности фактов, и именно это ставит нас в тупик. Еще раз отметим, что мы можем не использовать слово «оскорбление», тогда релятивность, которая имела место, превращается в различные комбинации фактологических высказываний, которые могут быть истинными и ложными. Так, мы можем ошибиться в экспертном исследовании относительно факта, что кто-то оскорбился, но не ошибиться относительно того, что речевое поведение говорящего выглядело так, как если бы тот хотел оскорбить. Таким образом, если мы проводим экспертизу, то мы неверно описываем ситуацию, которая имело место в конкретное время в конкретном месте. Мы утверждаем, что говорящий хотел оскорбить слушающего и слушающий оскорбился, и наше утверждение ложно, так как в той ситуации имели место следующие события: говорящий хотел оскорбить и слушающий не оскорбился.

Есть еще одна сторона эссенциализма, на которую необходимо указать в данном параграфе: эссенциалистский принцип важности (большей реальности каких-либо свойств вещи или, наконец, сущности) коррелирует с тем, как факты представляются в правовых нормах, потому описания, которые разработаны при помощи эссенциалистской методологии, как это можно было понять из предыдущего изложения, очень напоминают юридические квалификации. Поэтому оказывается, что мы принимаем решения о том, какие факты будут квалифицироваться как оскорбления, а какие нет. Эта корреляция, безусловно, требует более подробного анализа, но в общем она может быть объяснена тем, что эссенциалистский принцип сущности не может не иметь неавторитарного или неконвенциоанльного характера. Опишем более подробно, каким образом то, что в дескриптивном эссенциализме называется «сущностью вещи», приобретает значимость в праве.

6

Имеются в виду естественные науки.