Страница 8 из 15
Утопизм обусловливает романтический модус оценивания, который переносится на социальную жизнь. Огни в окнах домов пристанционного поселка в очерке «А потом пойдет поезд» (1964) – «символ тепла, уюта, чистоты» – не могут существовать без огней на железной дороге – «символа работы»: «И там, и тут – огни. Что стоили бы те огни, не будь этих? И очень трудно было бы поддерживать эти огни, не будь тех»[84]. Вне индустриально-машинного контекста не мыслится и частная жизнь людей. Поезда, «как иголки, тянут за собой нити человеческих связей – любви, дружбы, работы и вдохновения. Они устраивают встречи и разлучают для встреч – это необходимо»[85]. Сюжет очерков доказывает телеологическую направленность жизни, нацеленность в будущее. Однако для достижения идеальных времен необходима реализация новых проектов, куда и устремляются силы молодых строителей после завершения очередной стройки – трасса Решоты-Богучаны, и т. д.
Таким образом, в публицистике о комсомольских стройках предельно кристаллизуются важные свойства мышления молодого В. Распутина. Значительное количество текстов (беллетризованных очерков) с устойчивой, регулярно воспроизводимой структурой поэтики утопического (характер, хронотоп, мотивная структура) позволяет говорить о формировании в публицистике В. Распутина начала 1960-х годов утопического дискурса. В. Распутин мифологизирует комсомольские призывы в духе времен первых пятилеток и послевоенного восстановления. По замечанию красноярского исследователя Н.В. Ковтун, «в творчестве 1960-х годов писатель близок настроениям ранней прозы А. Платонова с ее культом всемогущества науки, машины, которые могут спасти человечество от бед, вывести на принципиально новый виток развития»[86].
В очерках создается особая картина мира, сама реальность наделяется утопическими свойствами. Пафос очерков определяет романтическая устремленность к идеалу, настоящее оценивается с позиции будущего. Грядущий мир символизируется традиционным для соцреализма образом новых городов («Голубые города» А. Толстого). В центре эпического повествования – герой-преобразователь, человек-теург, строитель утопически прекрасного будущего. Образы персонажей приближены к «житийному» образцу, раскрываются в сюжете титанического труда и противостояния природе. Они гармонизируют, укрощают и возделывают пространство хаоса дикой природы (рытье котлована на строительстве ГЭС в пятидесятиградусный мороз, подрыв скал на месте прокладки железнодорожных тоннелей и т. д.). Природа в очерках дана как символический фон, пейзаж, подчеркивающий мужество и силу героя, обретающего в этом неравном противостоянии духовно-моральное совершенство.
При этом в очерках нет строгого соответствия соцреалистическому канону прогрессистской, «прометеевской» утопии, он «размыт». Утопический дискурс В. Распутина плюрализован, нормативность поэтики нивелирована. Характеры изображаются с той или иной степенью психологической достоверности (все герои публикаций – реальные люди; на специфику их изображения влияют жанровые требования газетного очерка). Черты человеческой индивидуальности в них не редуцируются. Персонажи корреспондента «Красноярского комсомольца» обладают своеобразно понимаемой внутренней свободой, свободой воли, даны в момент самоопределения. Комментируя повесть 1969 г. «Нечаянные хлопоты: История, услышанная в Усть-Илиме», написанную в соавторстве с В. Шугаевым и продолжающую линию комсомольских очерков об ударных стройках в Сибири, В. Распутин говорит, что им «хотелось показать не столько пейзаж, сколько тех, кто в бетон и камень вкладывает «душу живу»[87]. Очерки первой половины 1960-х годов лишены неопосредованного идеологизирования и прямой догматичности. В них отсутствует обязательный для соцреалистических утопий образ вождей, обладающих абсолютной истиной.
Черты утопизма проявляются в творческом сознании и мироощущении молодого В. Распутина (культ научно-технических преобразований, утверждение утопических нравственных ценностей, вера в проекты, приближающие совершенное время). Однако они не приводят к панутопизму обладая «инерционной» природой. Начало творчества писателя приходится на конец 1950 – начало 1960-х годов – время «мерцающего соцреализма», когда в литературе и публицистике находят отражение эйфория и гуманистические идеалы оттепели, детерминируя «редукцию» канона: «Идеологически однородное пространство социалистической Утопии вытесняется, заменяется пространством самоидентификации, самопознания автора и героя. Процесс профанации, предельного расширения канона, однако, не отменяет его власть абсолютно. Обломки, осколки, «останки» мифа мертвым грузом тяготеют над сознанием писателя и читателя»[88].
Утопический дискурс формируется в журналистском творчестве В. Распутина не сразу, а только после переезда в Красноярск и соприкосновения с новым материалом. Одновременно с очерками и репортажами с комсомольских строек публикуются полностью противоположные по эстетике очерки и рассказы о Тофаларии. Это свидетельствует об ученическом характере раннего творчества В. Распутина, когда элементы нормативной эстетики соцреализма, пока еще авторитетного для молодого и неопытного корреспондента художественного метода, используются в поисках оригинального стиля, жизненный материал определяет изобразительные средства (штампы – «зеленое море тайги», «город-сад», «великая электрическая река Ангара» и пр.).
Вне зависимости от типа дискурса, используемого В. Распутиным в публицистике конца 1950 – начала 1960-х годов (утопический / «журналистско-реалистический»), реконструируются иные важные установки и предпосылки мышления молодого корреспондента. Для их осмысления целесообразно использовать методологию, предложенную А.А. Ивиным. В основе концепции исследователя лежит идея о двух полярных стилях мышления, определяющих ход исторического развития человеческой культуры и цивилизации – коллективистическом и индивидуалистическом. Под стилем мышления ученый понимает «сложную, иерархически упорядоченную систему неявных доминант, образцов, принципов, форм и категорий теоретического освоения мира», которая «постоянно воспроизводит свою структуру и обусловливает специфическую реакцию на каждый включаемый в нее компонент»[89]. Коллективистический стиль мышления формируется в условиях коллективистической культуры и характеризуется такими чертами, как догматизм, авторитарность, спекулятивность, символизм, дидактизм, этический иерархизм и т. д.
Мышление В. Распутина-комсомольца проявляет авторитарность как основную установку сознания. Будущий писатель в конце 1950 – начале 1960-х годов не проповедует какую-либо идеологическую доктрину, но определенным образом исследует человека, коллектив, их взаимоотношения. В строгом смысле он не идет от идеи к жизни, но постигает, интерпретирует и оценивает жизнь с точки зрения прочно укорененной в структуре мышления имплицитной теоретической парадигмы (своеобразные авторитарные предпосылки мышления, универсальные схемы познания): «Еще до начала анализа конкретных проблем авторитарное мышление предполагает определенную совокупность положений или образцов анализа, определяющих основную линию исследования и во многом предопределяющих его результат. Эти изначальные образцы не подлежат никакому сомнению и никакой модификации, во всяком случае в своем "ядре"»[90].
Картина мира складывается из понятий и образцов, штампов и концептов официальной социалистической культуры; жизнь подвергается доктринальной деформации, искажается. Мышление будущего писателя, как и мышление любого массового представителя авторитарного общества, спекулятивно и связано с «удвоением» мира, когда приоритет над реальным миром отдается умозрительному, но сознание стремится сблизить, соединить их, наделить реальность идеальными свойствами: «…абстрактное и схематизирующее мышление, втискивающее богатую и постоянно меняющуюся реальность в прокрустово ложе раз и навсегда утвердившейся схемы и доктрины»[91]. Этим объясняется поэтика символизации в репортажах, очерках и зарисовках молодого В. Распутина (особенно в период командировок по великим стройкам): «Он (символизм. – П.К.) проникает в повседневную жизнь и деятельность, делая самые обычные поступки насыщенными дополнительным, связанным с трансцендентной реальностью содержанием»[92]. Спекулятивный подход к реальности тем более отчетлив, что выражается в советском журналистском дискурсе, функционально ориентированном на агитацию и пропаганду.
84
Распутин В. А потом пойдет поезд // Распутин В. Костровые новых городов… С. 56.
85
Распутин В. Продолжение саянской легенды… С. 7.
86
Ковтун Н.В. Русская литературная утопия второй половины XX века. Томск, 2005. С. 290.
87
Распутин В. Быть самим собой… С. 148.
88
Ковтун Н.В. Русская литературная утопия второй половины XX века… С. 154.
89
Ивин А.А. Введение в философию истории: учеб. пособ. М., 1997. С. 89.
90
Ивин А.А. Введение в философию истории… С. 116.
91
Там же. С. 98.
92
Там же. С. 194.