Страница 4 из 7
Недооценка сложной динамики объективного и субъективного в структуре метода приводит к крайностям вульгарно-материалистического /дававшего о себе знать в советской философии/, либо крайне идеалистического /распространенного в философии западной/ его истолкований.
Относительная объективности методологического знания, взаимосвязь предаете и метода прослеживается как в генетическом /историческом/, так а в функциональном /логическом/ аспектах. И в том, и в другом случаях специфика объекта к наличные возможности, цели а мотивы субъекта действия во многом предопределяют выбор и сочетание методов познания и практики.
Исторический генезис логических форм и общих методов познания шел, как известно палеопсихологии, по линии постепенного перевода адекватных, правильных предметных, физически действий в умственные, внутренние /так называемая интериоризация/. Чтобы быть успешными, человеческие действия не могли не сообразовываться с общими и частными законами, началами материального мира. Пусть даже схваченными на предельно прикладном, феноменологическом уровне. Нечто похожее, только гигантски ускоренном и выпрямленном виде приходит и в онтогенезе индивидуального интеллекта. Манипулирующий игрушками младенец репетирует взрослое думанье.
Другой, белее важный для моего рассмотрения элемент объективности в содержании метода состоит в его функциональной взаимосвязи с теорией подлежащего методичной обработке объекта. Их приведенное выше различие не абсолютно. И теория, и метод основываются на знании, более или менее объективизированном, сверенным с реальностью, хотя и разнонаправленном. Само учение о методе — методология – есть своеобразный вариант теории. А именно, это теория методически правильного, экономизированного прошлым опытом, ориентированного новыми ожидании человека и познания. Кроме того, достоверное теоретическое объяснение объекта, выраженное в формах понятия, принципа, закона, концепции и т. п., участвует и дальше в процессе продолжающейся деятельности. Объясняя сущность некоего процесса, порядок строения и развития определенного объекта, теория позволяет прогнозировать его очередные состояния, будущие качества. А значит, она же влияет на выбор субъектом определенных действий и приемов, подходящих к данному явлению. Имеющаяся теория указывает, что необходимо мыслить, иметь в виду насчет объекта, чтобы получить о нем новое знание или преобразовать его нужным образом. Причем в последнее время методологи приходят к убеждению /восходящему ко взглядам Канта/, согласно которому одно /познание/, особенно в его коллективном, социальном выражении, без другого /практического действия с объектом или вокруг него/ просто немыслимо. Согласно новейшему, неклассическому идеалу рациональности, «познающий субъект не отделен от предметного мира, находится внутри него. Мир раскрывает свои структуры и закономерности благодаря активной деятельности человека в этом мире. Только тогда, когда объекты включены в человеческую деятельность, мы можем познать их сущностные связи»9.
Таким образом, имеющееся теоретическое знание приобретает методологическое значение для следующего затем этапа познавательной и прочей деятельности. Теория, конечно, не превращается целиком, сама по себе в метод /как пишут некоторые философы/; она, видимо, влияет на его переструктурирование. А в структуре любого мало-мальски слоеного метода нормативные компоненты чередуются с дескриптивными. Подобная оборачиваемость знания, которое периодически меняет функцию теории объекта на функцию одного из элементов метода его изучения и основания, обстоятельно исследована применительно к истории науки – естествознания и обществоведенья, а также самой философии10. Даже в тех случаях, когда встает вопрос о выборе методов для распознания нестандартных или гипотетических на сегодня объектов, не получивших сколько-нибудь удовлетворительного теоретического объяснения, все равно не обходится без некоторой поддержки /громко именуемой эвристической функцией/ так называемого предаосылочного /теорийного по форме/ знания – общей картины мира, соответствующей, данной исторической эпохе, социокультурного опыта человечества в целом /от философских, метафизических идей и вплоть до многократно высмеиваемого и вновь реабилитируемого здравого смысла/.
Синкретизм предметной и операциональной сторон знания еще ярче, чем в науке, выражен на практике. Метод практического познания включает в себя многоразличные способы сознательней регуляции предметной деятельности ее организаторами и исполнителями. Столь широкое определение соответствует аналогичной дефиниции, принятой для метода науки. Собственно говоря, на область научных исследований или практических действий просто распространяется универсальное понятие метода. В самом общем смысле слова им называется способ наилучшего достижения определенного результата; более ила менее строги алгоритм решения некой задачи; путь возможно скорого и без потерь прихода к поставленной цели. Метод – это система, элементами которой служат познавательные и преобразующие действия субъекта умственного или физического труда с объектами таковых. Методология отбирает и в знаковой форме /норм, правил, т. п. оценочных высказываний/ фиксирует оправдавшие себя пути влияния на предмет деятельности, описывает наилучшие варианты сочетания отдельных приемов, операций а процедур в типичных ситуациях деятельности.
Так понятая методологичность вовсе не является привилегией науки, но имеет место на всех остальных направлениях целесообразного, планомерного поведения человека. Не ново сравнение метода с географической картой или же лоцией для мысленного пут по разным «морям и океанам человеческой мысли», которые омывают острова и континенты разных деятельностей».
Глава 2. ПОСТУПАЮЩИЙ РАЗУМ: ВОЗМОЖНОСТИ И УРОВНИ НОРМАТИВНОЙ ОПТИМИЗАЦИИ
«Эта условность отвергает и осуждает некоторые наиболее грубые инстинкты, требует какой-то сознательности, какого-то благонравия, какого-то преодоления животного качала, … объявляет необходимой толику духа».
Все те слагаемые метода, кои именуются общенаучными или же философскими{Потому, что специально изучаются философией.} средствами познания – абстрагирование и конкретизация, анализ и синтез, обобщение и индивидуализация, дедуктивные индуктивные умозаключения (в особенности аналогия, моделирование), измерение, вычисление и мн. др. – имеют самое широкое хождение за пределами науки, в практической жизни и деятельности людей. «Просто» там эти умственные приемы прилагаются уже не к столь и не так идеализированным конструктам или не лабораторным фактам, не к реальным жизненным событиям, «объективным объектам» и самим по себе явлениям. Хотя логика жизни и отличается от логики науки, порой весьма существенно, но все же далеко не всегда коренным образом. Чаще всего сострадания и созерцания. О тех мерах точности, полноты, систематичности и рефлективности, которые устраивают, с одной стороны, ученых, а с другой – разного рода деяния практиков. Об особенном и общем на разных этапах и путях познания.
В этой связи обычно цитируют А.Эйнштейна, заметившего, что наука представляет собой усовершенствованный здравый смысл. Это мнение встретило и поддержку, и возражения среди ученых и философов. Однако оно, похоже, подтверждается. За последнее время выполнены специальные исследования того, как «встроены», «укоренены», «приживлены» базисные процессы чувственного восприятия в рассудочного мышления, даже в общем-то биологического самочувствия человека в саше сложные и возвышенные процедуры научного и художественного познания1. Продолжая данное направление методологического анализа, повторю предложение различать обыденное, неспециализированное знание и познание с его квинтэссенцией – здравым смыслом и знание в полном объеме практическое, сложно-специализированное, с его собственным методом.