Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 20

Ведя общее дело, складники могли разделиться и торговать в разных городах, оперируя при этом не только своей долей товара, но и долей товарища. Общность капитала складников вызывала и общую оценку их товара, когда предъявлялись те или иные претензии. Отсюда же вытекала их ответственность друг за друга, например в уплате пошлин. Смерть складника приводила к выделению его доли, переходившей к родственникам умершего.[30]

В XV в. была заметна своей стабильностью деятельность нескольких гостей. Это, прежде всего, купцы Весяковы, Саларевы и Шиховы. Примечательно, что Иван Шихов упоминается в источниках в связи с его слугой, арестованным в 1499 г. в Азове по обвинению в том, что он помог бежать русским пленникам, спустив их через городскую стену «по ужищу» и снабдив на дорогу хлебом.[31]

Очень важно уяснить специфические особенности торговопредпринимательской деятельности на Руси в эпоху ордынского ига. Если в странах Западной и Южной Европы XIV–XV столетия ознаменовались расцветом дальней морской торговли, сопровождавшимся освоением новых океанских маршрутов, поисками путей в Индию, открытием Америки, то в русских землях, отрезанных от теплых морей, наблюдалась совсем иная картина.

Не имея морских портов и флота, Русь вынуждена была по-прежнему ограничиваться в основном сухопутным обменом с ближайшими соседями, используя для приобретения иноземных товаров посредников. Даже Новгород в условиях монопольного положения Ганзы не мог развернуть активную деятельность на Балтике. Что же тогда говорить о Москве, Твери, находившихся на гораздо большем удалении от морей? Использование посреднических услуг своекорыстных иностранных купцов из-за отсутствия условий для доступа в страны-производители товаров, необходимость преодоления огромных (по западноевропейским меркам) расстояний по рекам или по суше, чтобы приблизиться к зарубежным рынкам, – все это существенно влияло на характер внешней торговли земель Северо-Восточной Руси, замедляя скорость торговых оборотов, увеличивая путевые издержки и снижая прибыль гостей. В несколько лучшей ситуации оказалось купечество Новгорода Великого и Пскова, само выступавшее в роли посредника в сбыте оптовых партий товаров из Западной Европы приезжим московским торговцам, преимущественно суконникам.

В период феодальной раздробленности и становления централизованного государства получила распространение как оптовая, так и розничная торговля продукцией ремесла, сельского хозяйства, промыслов. Она осуществлялась в форме натурального обмена и товарно-денежных операций, в которых широко применялся кредит и предоплата за товары.

Единая денежная система в тех условиях отсутствовала, но с XIV в. чеканка денег возобновилась.

В Московском княжестве великий князь Дмитрий Донской начал перечеканивать татарскую серебряную монету – деньгу, затем в процесс включились и другие княжества. Господствующей денежной единицей в русских княжествах стал серебряный рубль, полученный из нарубленной на мелкие кусочки и расплющенной серебряной палочки. Монеты были неправильной формы, весили в большинстве случаев около 0,25 фунта серебра, но иногда значительно меньше. Поэтому при заключении сделок деньги обязательно взвешивались. В рубле содержалось 100 денег, 6 денег равнялись алтыну, в одной деньге было 4 полушки. В обращении использовались иностранные монеты, которые принимались на вес из расчета 0,25 фунта серебра за рубль, золото оценивалось в 12 раз дороже.

Многочисленность княжеств порождала множество торговых пошлин. Главным видом пошлин было мыто, т. е. плата с воза или ладьи за пропуск в определенном месте, своего рода таможенная пошлина. Кроме того, за торговлю при церквах взимался сбор за право торговли – десятина (10 % от стоимости товара). Сборщики мыта назывались мытниками, а десятина собиралась выборными из среды купцов лицами – десятниками. Мыто собиралось в разных местах по нескольку раз и было невелико. Право взимания мыта принадлежало князьям, но они зачастую передавали или дарили это право церкви и даже частным лицам. Размеры мыта могли сильно различаться. Кроме мыта и десятины во времена татаро-монголов взимался сбор с капитала – тамга, уплачиваемая с объема продаж, при этом торговля изделиями собственного производства не облагалась. Размеры тамги тоже были неодинаковы, но, как правило, она составляла 7 денег с рубля, от объема реализации. Воск облагался по 4 деньги с пуда. За уклонение от уплаты мыта взыскивалась пеня, называвшаяся «промыт», за уклонение от уплаты тамги – «протаможье». Пошлины подразделялись на даражские и таможенные. Первые уплачивались на заставах, при этом тамга не взыскивалась; таможенные – непосредственно в городах вместе с тамгой.

От уплаты пошлин освобождалось только духовенство, остальные торговцы, независимо от сословия, обязаны были платить.

Система пошлин была чрезвычайно сложна и обременяла не столько размерами платы, сколько многообразием видов и размеров. Ее усложняла также произвольность установления застав (а соответственно и взимания мыта). Их установление и отмена целиком зависели от воли князя. Торговцы никогда не могли заранее спланировать размер налогов и потому завышали цену, чтобы в любом случае остаться с прибылью.

Во внешней торговле дело обстояло проще. Иностранцы русские товары вообще не облагали пошлиной ввиду их высокой прибыльности, соглашаясь с уплатой экспортных пошлин на русские товары. Ганза, сама платившая пошлины при ввозе, пошлины на русские товары не устанавливала. Пошлины на Двине, на Дону и на Волге не взимались ни с ввозимых, ни с вывозимых товаров. Татары довольствовались подарками от русских купцов, никаких пошлин не взимали.

Таким образом, в XIV–XV вв. происходит распадение сложившегося ранее политического и культурного единства русской земли. Этот распад нашел свое отражение и в праве. «Русская Правда» как источник общего права постепенно выходит из употребления, а ее постановления получают дальнейшее развитие в сборниках местного права. Первое место по времени появления (примерно 1467 г.) и по содержанию занимает Псковская судная грамота, включающая в себя нормы как процессуального, так и материального права.[32] Среди них – постановления государственного, уголовного и гражданского права. Очевидно, что нормы, регулирующие торговый оборот, здесь также специально не выделяются, но имеются определенные отступления от общегражданского права, которые проявляются, прежде всего, в освобождении торговых договоров от ряда формальностей. Содержатся постановления о торговом займе и о поклажах, имеются указания на некоторые новые институты торгового права. Так, ограничивается право виндикации украденных вещей – в целях защиты интересов добросовестного приобретения, устанавливается учет по обязательствам, погашаемым до срока наступления. Существуют намеки и на товарищества, создаваемые с промышленной целью. К торговым установлениям можно отнести установленный грамотой запрет для княжих людей держать в Пскове и его пригородах корчмы.[33]





Таким образом, с X по XV вв. происходит становление и правовое оформление исходных предпосылок российского предпринимательского (торгового) права. В значительной степени эти предпосылки явились результатом развития в торговом обороте присущих России того времен экономических и политических процессов. Основой торгового права являлся правовой обычай, поскольку их нормативное оформление в виде каких-либо законодательных актов еще не было востребовано в то время практикой государственного управления.

Опустошительное монгольское нашествие нарушило устоявшийся и постепенно ускорявшийся ход экономической жизни большинства русских земель. Полностью сохранилась преемственность торговоремесленной жизни лишь в ведущих центрах Северо-Западной Руси (Новгород, Псков, Смоленск). Уже в XIV в. Москва, Нижний Новгород и Тверь, бывшие когда-то незначительными периферийными пунктами Владимиро-Суздальского княжества, превратились в крупные центры ремесла и торговли. Предпринимательская активность не исчезла, приспосабливаясь к новым условиям.

30

Псковская судная грамота – нормативный акт Псковской феодальной республики / сост. Б. Н. Белозеров, К. В. Петров. – СПб., 2001. – С. 27.

31

Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства в XIV–XV вв. – М., 1960. С. 398–399.

32

См.: Алексеев Ю. Г. Псковская судная грамота: Текст. Комментарии. Исследования. – Псков, 1997. – С. 37–47.

33

Псковская судная грамота – нормативный акт Псковской феодальной республики / сост. Б. Н. Белозеров, К. В. Петров. – СПб., 2001. – С. 45–57.