Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 5

Необходимо подчеркнуть, что эпический герой, объединяется с другими героями эпоса тем, что он выступает вассалом короля, как и прочие сеньоры, как двенадцать французских пэров в «Песни о Роланде», в этом контексте противоречия короля и героя могут быть проинтерпретированы как оппозиция сеньора и вассала, а сами вассальные отношения, таким образом, выступают источником противоречий и конфликтов.

«Песнь о Роланде» предлагает три варианта вассального служения императору и Отчизне в лице трех героев: Роланда, его друга и соратника Оливье и коварного Ганелона. Роланд свой вассальный долг понимает как долг перед «милой Францией», и даже своевольничая, действует только в интересах Отчизны. Именно у Роланда есть исторический прототип – Хруотланд, макграф Бретонской марки, погибший в арьергарде во время походе Карла 778 г. за Пиренеи. При этом, Хруотланд был убит христианами-басками, мстившими Карлу за разорение их древней столицы Пампулены, нападавшие разбежались, отомстить им не удалось (как сообщается в хронике Эйнхарда). Разумный друг Роланда Оливье (само имя выбрано не случайно, соотносясь с названием дерева мудрости – оливы) исторического прототипа не имеет, он являет собой обобщенный образ идеального вассала, мечты каждого императора, который действует строго в рамках служения императору и безоглядно предан только императору. В эпизоде с рогом, когда разумный Оливье требует, чтобы Роланд позвал Карла с основным войском на помощь и сохранил для императора жизнь свою и лучших воинов Франции, а Роланд отказывает, поскольку не хочет навредить совей чести, показаться трусом, очевидна разница предпочтений героев: Оливье исходит исключительно из интересов императора, желая сохранить героев и войско, а Роланд исходит из собственных представлений о чести и воинском долге.

Третий тип вассала явлен в образе Ганелона, также обобщенном, не имеющим исторических прототипов: Ганелон олицетворяет феодальное своеволие, его образ выступает обобщением поведения той части высокородных сеньоров, которые свой вассальный долг перед императором интерпретировали как способ самореализации, то есть, как возможности получить титулы, земли, богатство, большую часть захваченной в военном походе добычи. Интересен эпизод суда над Ганелоном, в котором тот, оправдываясь перед императором, говорит, что бросил при всех Роланду вызов, что и император и двенадцать пэров Франции слышали угрозу отомстить пасынку. Таким образом, Ганелон подчеркивает, что действовал не от лица императора, а как самостоятельный сеньор, желающий отомстить другому сеньору, который подверг его жизнь опасности. Срок вассальной службы исчерпывался сорока днями в году, а в экспозиции «Песни о Роланде» указано, что Карл ведет войну уже семь лет и, что немаловажно, захвачено много земель и добычи, поэтому свой вассальный долг Ганелон выполнил сполна и даже получил достойную награду. Любопытно, что Марсилию Ганелон сначала излагает требования Карла, чем навлекает на себя гнев и едва не лишается головы, таким образом, исполнив вассальный долг посланника императора, а затем начинает действовать от собственного лица, рассказывая Марсилию, как уничтожить Роланда и тем самым остановить все войны, которые ведет Карл, поскольку имератор не сможет воевать без своего героя. Присяжные, выслушав объяснения Ганелона, просят Карла оправдать графа, который еще верно послужит императору, поскольку всегда был хорошим вассалом. Интересно, что на сохранении для императора жизни его вассалов, которые ему еще верно послужат, настаивает и разумный Оливье, когда просит Роланда протрубить в рог и позвать на помощь. Удивительным образом открывается то обстоятельство, что следование только здравому смыслу и целесообразности в конце концов приходит в противоречие с представлениями о чести и о долге перед родиной и может стать оправданием предательства. Это совпадение аргументации выступает объяснением того, почему именно неистовый, горячий Роланд, а не разумный Оливье, становится народным героем, выражением народного патриотического идеала.

Поведение эпического героя имеет сугубо государственную направленность, а не личную, личные интересы героя совпадают с интересами отчизны. По– видимому, в период записи памятника, под влиянием новых представлений об идеальном рыцаре и первых рыцарских романов, Роланда наделили невестой Альдой, о которой он напрочь забывает в смертный час, перечисляя военные победы и боевых товарищей и протягивая руку в перчатке (знак вассальной верности) верховному вассалу – Господу Богу. За эту руку в железном доспехе и увлекает его в райские кущи сам архангел Гавриил.

В «Песни о Нибелунгах» под влиянием рыцарского романа поведение Зигфрида носит уже индивидуальный характер, он ищет любви и славы как странствующий свободный рыцарь, поэтому и сам эпос в жанровом отношении неоднороден, он ассимилирует некоторые черты рыцарского романа. Причем, апеллирующая к рыцарской культуре «Песнь о Нибелунгах», обращается, как и рыцарский роман к фантастическим образам, восходящим к мифологической архаике, в то время как, в «Песни о Роланде» языческая фантастика абсолютно вытеснена христианской. Вместе с тем, оба этих эпических памятника объединяет гиперболизм, в то время, как в более поздней по происхождению «Песни о Сиде» есть всего лишь один эпизод с явлением архангела, скорей всего, навеянный «Песнью о Роланде», в то время как всему памятнику присуще стремление оставаться в реалистических границах, даже изображая доблесть и силу героя.

4. Героический эпос отражает переход от фольклора к литературе: эпические памятники велики по объему, отличаются стройной и продуманной композицией, единством художественных приемов (забегания вперед, подхватывания, параллелизма и антитезы), что указывает на явную литературную обработку фольклорного эпического материала. В «Песни о Роланде» традиционная эпическая оппозиция короля и героя, двух противопоставленных религий и их адептов, «своих» и «чужих» поддерживается противопоставлением разных типов вассальной верности, императору христианского мира противопоставлен эмир Балигант – отважный воин, седобородый и почитаемый, как Карл Великий. На композиционном уровне каждый элемент композиции распадается на два противопоставленных эпизода: экспозиция показана в лагере Карла Великого и у сарацинского правителя Марсилия, завязка действия – решение о посольстве – дана также в двух вариантах: посольстве от Марсилия и ответном посольстве со стороны Карла, поражение Роланда компенсируется победой Карла, предательство Ганелона находит продолжение в развязке, показывающей суд над предателем и судебный поединок, между тем вторая развязка осуществляется в мире неверных, когда жена Марсилия Брамимонда проклинает своих богов, свергает их с пьедесталов и сама обращается в христианство. Тем не менее, хотя все сюжетные линии в эпосе исчерпаны, финал «Песни о Роланде» открытый: Карлу является архангел Гавриил, призывающий императора вновь снаряжаться в поход против неверных на защиту христианского города. Седой император сетует на жизнь, но должен собираться в поход. Открытый характер финала отвечает основному конфликту «Песни…», изображающей противостояние двух миров: мира христиан и мира неверных. Причем, с типичной для католика интонацией к неверным причисляются все нехристиане: Марсилий чтит Аполлона, Магомета, Терговена, то есть наделен скорее чертами язычника, чем мусульманина, что противоречит исторической правде, но соответствует существу католического миссионерства: важно обратить неверных в христиан, а не уточнять особенности их вероисповедания. Более того, враги равны христианам и по силе, и по воинской доблести и по сноровке, характеризуя вражеского воина, жонглер (или автор эпического памятника), не устает подчеркивать и его доблесть и его смелость, замечая: «Будь он христианин, // Вот был бы воин славный!» Истинная вера лучше любых доспехов бережет воинов-христиан: Роланд с рассеченным черепом, с вытекающим из ушей мозгом, тем не менее, наносит смертельный удар своим боевым рогом сарацину, захотевшему овладеть его мечом, причем, с такой силой, что оба глаза врага выпали на землю. Однако, противопоставление двух религий – истинной и ложной – находит выражение в противопоставлении боевых приемов и методах ведения войны. Христиане наносят прямые удары в открытом бою, они честны с противником и держат данное слово, в то время как неверные бьют исподтишка, прибегают к хитрости и обману, собственно с утверждения Роланда, что неверным никогда нельзя верить и начинается спор о том, как отреагировать на предложение Марсилия о мире.