Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 7

От Просвещения к романтизму. Эстетическая культура как основа прогресса

Просветители попытались примирить реальный интерес личности с требованиями общественного развития. Социальная мысль века Просвещения занята поисками такого идеального состояния, при котором развитие общественного целого и живой человеческой природы пришло бы в соответствие с не противоречило бы одно другому. И поскольку одним из главных средств воспитания, лишенного принуждения и тяжести авторитета, считалось искусство, то вполне понятно, почему на первый план в классической философии выступают проблемы эстетического воспитания.

Исходя из пантеистического понимания мира, английские просветители считали, что в обществе и природе царит мировая гармония. Индивид, удовлетворяя свои естественные интересы, непроизвольно работает в интересах всего общества, и наоборот, заботясь об общем благе, он совершенно естественно удовлетворяет и развивает свои потребности. Все дело заключается в том, чтобы найти достаточно прочную основу для гармонии интересов общественного и личного. Такую прочную основу теперь видели в красоте. «Только красота, – утверждал лорд Шефтсбери, – создает величайшее добро. Оно составляет основу и сущность добра. Красота и добро – одно и то же».[12] Подобный философский оптимизм разделяли далеко не все современники.

Стремлением разграничить красоту и целесообразность отчасти решалась обозначенная проблема. Бескорыстный характер роднит эстетическое чувство с моральным, поэтому оно является образцом для него. Гармония между личным и всеобщим достигается тем, что индивидуальный интерес приносится в жертву во имя стремления ко всеобщей любви и самопожертвованию. В соответствии с этим эстетическое воспитание целиком починяется интересам воспитания морали, а красота и гармония служит средством для воспитания добродетели и морали самоотречения.

Каким образом возможна единая эстетическая культура, когда в области вкусов и эстетических оценок существует полное разногласие, подтверждаемое расхожим выражением «о вкусах не спорят»? Общезначимые, истинные суждения в отношении искусства и красоты возможны, если будет найдена общая норма вкуса.

Таким образом, искусство, стоящее посередине между пользой и самоотверженностью, эгоизмом и моралью, становится могущественным орудием воспитания, посредством которого достигается единство личного и общественного интересов.

В эстетических учениях французских просветителей искусство и основанное на нем эстетическое воспитание рассматривалось как главный рычаг исторических преобразований в человеческом обществе. Смягчающее грубую человеческую природу воздействие искусства, считал Ш. Монтескье, делает его важнейшим средством общественного воспитания. Оптимистическую веру во всесилие воспитания разделяли многие его современники. Назначение искусства – пробуждать яркие и сильные ощущения. Искусство должно пробудить в каждом человеке угасшие страсти, дать ему то, чего он лишен в реальной действительности. В этом состоит великая воспитательная сила искусства. Высшая форма художественного наслаждения дается лишь посредством воображения и фантазии. Этот высокий пафос пронизывает все сочинения просветителей, отстаивавших принцип единства этического и эстетического.

Именно в Германии эстетика впервые освободилась от назидательной опеки религии, идеологии, морали, права и эмансипировалась как самостоятельная эстетическая дисциплина. Все это обусловило специфический подход немецких просветителей к проблемам культуры вообще и к проблемам эстетического воспитания в частности. Истинная культура основывается на царящей в мире «предустановленной гармонии», полагал Г. Лейбниц; очевидна связь каждой отдельной и суверенной в своем развитии монады с миром целого. Задача эстетического познания состоит в том, чтобы посредством смутных и неотчетливых восприятий и ощущений достичь представления о всеобщей гармонии мира. Добродетели присущи человеку по природе, они свойственны разумному существу еще до того, как сам Бог решил создать его. Поэтому человек остается нравственным даже тогда, когда он не упражняется в нравственности, подобно тому, как музыкант или певец владеют искусством пения или игры на музыкальном инструменте даже тогда, когда они не поют или не играют. Воспитывать в человеке добродетели – все равно что учить музыканта-виртуоза нотной грамоте. Главная трудность, которую пытался разрешить А. Баумгартен, заключалась в воспитании «совершенного эстетика»; он ставил вопрос о том, каким образом возможно соединить знание отвлеченных правил искусства с природным талантом и дарованием. Необходима выучка, практика, без которой самые полезные правила остаются мертвым грузом. «Общей отличительной чертой совершенного эстетика является эстетический порыв (прекрасное возбуждение ума, его горение, устремленность, экстаз, неистовство, энтузиазм, дух Божий). Возбудимая натура уже самопроизвольно, а еще более при содействии наук, изощряющих дарование и питающих величие души, при благоприятных обстоятельствах направляет к акту прекрасного мышления свои низшие способности, склонности, силы, ранее мертвые, дабы они жили, согласные, в феномене, и были больше, чем те силы, которые могут проявить многие другие люди, разрабатывая ту же тему, и даже тот же самый человек, не столь воодушевленный в другое время».[13]

Задача состояла в том, чтобы с помощью эстетического энтузиазма сделать свободным, самопроизвольным владение правилами жизни и техникой искусства. Эстетическое познание обладает своими внутренними и специфическими закономерностями; его целью является тот «эстетический свет», та ясность и прозрачность вещей, которая открывается чувственному познанию. Эстетическое познание не зависимо ни от религии, ни от морали (неверно выводить его принцы «из строжайших и верховных законов блаженной жизни, из святейших прорицаний подлинного Христианства»), оно свободно и от морального доктринерства, так как эстетике открываются только «тени добродетелей», а подлинные добродетели – «дело разума и интеллекта». Во всех делах и поступках «совершенного эстетика» должен возобладать принцип энтузиазма.

Идеальный образ человека, нарисованный И. Винкельманом, как бы просвечивает через все произведения греческого искусства и служит образцом подражания для нового немецкого национального искусства. Изучение искусства будет содействовать развитию эстетического вкуса, формированию новой культуры, основанной на классических идеалах красоты и величия. Опыт античности подсказывал, что счастливое соединение природы и политической свободы обусловило возникновение того идеала «благородной простоты и спокойного величия», который и до сих пор является целью и нормой развития подлинной культуры.

В этом была суть немецкого культуртрегерства.

Немецкое Просветительство. Культуртрегеры – предшественники романтиков





Основы немецкой эстетики установили и разработали предшественники романтиков; Ф. Шлегель весьма высоко оценивал вклад «этих великих мастеров» в национальную культуру.

Подлинно национальным писателем романтики считали Г. Э. Лессинга, который в своих драматических опытах, в критических статьях и теоретических трудах обозначил определенный круг эстетических идей, разработал основополагающие принципы нового немецкого искусства. Он первый, писал Ф. Шлегель, «сбросил иго французского вкуса»[14]. Указав немецкой литературе ее национальные задачи, вывел ее из «детского состояния». В сочинительстве он видел общественный смысл; «изящная словесность» возмещает «однообразие ежедневной, будничной жизни». Особая «истинная сфера» художественного творчества отделена от других отраслей духовной деятельности человека; «чистое искусство» сложнее «служебного» (отсюда теория «искусства для искусства», отстаиваемая Шиллером). Универсальности абстрактной классицистической нормы, ориентированной на античность, он противопоставил особенности исторически сложившегося национального вкуса и характера. Поставив вопрос о самостоятельности немецкого искусства, он заботился о сохранении и преумножении традиций. Изумляясь свободе и силе его духа, романтики, однако же, задавались вопросом о том, «почему все то, что он делал, воплощал и чего хотел Лессинг, осталось только тенденцией, опытом и фрагментом?»[15].

12

Идеи эстетического воспитания. Т.2. С. 66.

13

Идеи эстетического воспитания. Т.2. С. 21.

14

Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. Т.2. С.211.

15

Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. Т.2. С.213.