Страница 8 из 17
Волошин расспрашивал Бращака:
- В последнее время мне все чаще говорят о каком-то "товарище Олексе". Кто такой, узнавали?
Бращак почтительно доложил:
- Олекса - сын лесоруба из Ясиней. Отец умер, старший брат коммунист, в комсомол вступил в двадцать четвертом году, через год - в партию, участвовал в коммунистических демонстрациях, агитировал среди рабочих и лесорубов.
- Из убежденных, - неопределенно протянул Волошин.
- Говорят, из самых идейных, - подтвердил Бращак. - Из края исчезал на три года, - продолжал он. - В полицейском досье...
- Кто его смотрел?
- Будяк... Так вот там эти три года никак не обозначены. А мы установили, что он через Германию и Польшу нелегально уезжал в Советский Союз, учился в Харькове. Возвратился в край тоже по чужим документам.
- Высокого полета птица, - протянул Волошин.
- Полет тот можно и оборвать... - сказал многозначительно Бращак.
- Все можно, - согласился Волошин.
Бращак ехидно спросил:
- А ваша любимица хоть попрощалась с вами?
- Кто? - сделал вид, что не понял, Волошин.
- София, - с удовольствием объяснил Бращак. - Укатила на днях в Берлин. Точно знаю это.
- Пусть посмотрит Европу, - уклончиво прокомментировал Волошин.
"Трудящиеся должны бороться против всякого
национализма. Буржуазному национализму следует
противопоставить интернациональное, революционное
единство".
Начальник полиции докладывал губернатору края:
- Получено сообщение, что к нам направляются известный коммунистический публицист Юлиус Фучик и группа коммунистов из Чехии и Словакии,
- Зачем они жалуют? - удивился губернатор. Он внешне скучающе слушал полицейского.
- Цель поездки - знакомство с положением в Закарпатье.
- Можно представить, что напишет в своей коммунистической газете Фучик! - Губернатор уже не скрывал раздражения.
- Статьи его нам славу не умножат, - подтвердил начальник полиции. Какие будут распоряжения?
- Ума не приложу, - с досадой ответил губернатор. - С одной стороны едут открыто, с другой - явно антиправительственная акция.
- А может, турнуть их отсюда, чтоб и следов не осталось? - решительно предложил полицейский.
Губернатор отрицательно покачал головой:
- Скандал разразится колоссальный. Запросы, интерпелляция в парламенте... Нет, что-то другое надо придумывать...
...Олекса, Мирослава, Сирена, несколько активистов крайкома встречали на вокзале Фучика и делегатов от рабочих.
- Смотри, Олекса, - тронула за плечо Олексу Сирена. Впрочем, он и сам уже обратил внимание на то, что перрон вокзала заполнялся суетливыми людьми, одетыми разномастно, но в одном стиле - под "простых" украинцев. Кое-где мелькнули желто-голубые флажки с трезубцем. Было немало и крепко выпивших. Среди толпы сновали Будяк и несколько его подручных.
Олекса посмотрел на часы, подозвал Мирославу.
- Мирослава, времени нет, но вдруг... Быстро пошли хлопцев на заводы, пусть поднимают рабочих.
- Не успеем, - отчаянно сказала Мирослава, - а эти вас затопчут. Напоили, подкупили всю городскую шваль...
Поезд из Праги шел точно по расписанию. В одном из вагонов у окон стояли, смотрели на плавно проплывавшие горы Юлиус Фучик и его товарищи.
- Люблю Карпаты, - сказал один из рабочих. - При взгляде на них начинаешь понимать, что такое вечность.
- Нет в этих горах тишины, - ответил Фучик. - В Закарпатье ежемесячно участвуют в рабочих демонстрациях по пятьдесят-шестьдесят тысяч человек... После тяжелейшего неурожая здесь нищета достигла предела. Безработица, болезни... Добавьте к этому политику насильственной колонизации и вы поймете, сколько отчаяния и гнева накопилось в Карпатах.
А там, куда они ехали с миссией солидарности, им готовили недобрую встречу. Повинуясь команде Будяка и его подручных, сброд на перроне кое-как выравнивал ряды. Полицейские покидали станцию. Они ухмылялись.
- Всыпьте красным, хлопцы, - бросали на ходу, - чтоб и носа к нам впредь не совали...
Мирослава уже на бегу торопливо сказала Олексе:
- Я к безработным... Они поймут...
Девушка вскочила в пролетку на привокзальной площади, крикнула извозчику:
- Быстрее к бирже!
- Не поеду, - хмуро сказал пожилой гуцул, - убьют вот те... - указал он на вьющуюся на перроне толпу.
- Поедешь, коханый, - зло ответила Мирослава. - Вот деньги, здесь хватит...
- Не-е, - замотал головой извозчик.
Мирослава в другой руке уже держала пистолет.
- Выбирай...
- Вьо-о! - взмахнул батожком извозчик.
- И быстро чтобы!
Пролетка понеслась по узкой улице.
На бирже труда сидели, стояли, перебрасывались фразами сотни безработных. Хмурые, изможденные, они знали, что работы нет и скоро не будет, и пришли сюда скорее по привычке, чем в надежде на счастливый случай.
Пролетка с Мирославой влетела во двор биржи.
- Товарищи!.. - выкрикнула Мирослава. Она стояла в пролетке, на виду у всех. Безработные вяло подошли.
- Товарищи! К нам едут рабочие Чехии и Словакии, чтобы посмотреть, как мы бедствуем, и поддержать наши требования...
- ...Жаль, - сказал Олекса своим товарищам, - что поезда из Праги ходят точно по расписанию. Не успеет Мирослава.
Один из коммунистов, в форменной куртке и фуражке железнодорожника, начал пробиваться сквозь толпу к зданию вокзала. Он вошел в комнату дежурного:
- Видишь? - указал в окно на снующих по перрону полупьяных людей.
- Никогда такого не было, - срывающимся голосом сказал дежурный по станции.
- Задержи пражский... Дай красный по линии...
- Не имею такого права! - побледнел дежурный. - С работы погонят, если не посадят, а у меня пятеро на шее, пять ртов голодных...
- Давай красный... От имени крайкома партии прошу... Кровь ведь здесь прольется! Весь сброд сюда сползся... И все жандармское воронье слетелось!
Дежурный, отчаянно махнув рукой, включил красный на семафорах.
А в кабинете начальника станции, где расположились полицейские чины, Бращак и его подручные, уже предвкушали скорую расправу с делегацией пражан. Полицейский полковник сказал одобрительно Бращаку:
- Неплохо поработал... Сколько людей вывел?
- Сотни две, не меньше.
- Да наших с сотню наберется... Сила! Где Будяк? - спросил громко, чуть ли не с воодушевлением.
- Здесь я! - откликнулся Будяк.
- Готова депутация?
- Так точно!
- Значит, подходите к вагону с этими пражскими коммунистами и говорите: так, мол, и так, не желаем мы, народ, видеть вас, чешских колонизаторов, на своей земле. Убирайтесь! Во избежание несчастных случаев из вагона выходить не советуем. Ясно?
- Куда ж яснее! - щерил редкие зубы в злорадной ухмылке Будяк.
- Только смотри мне, не перепутай чего, а то три шкуры спущу и солью присыплю! Дыхни!
- Так я трошки... для бодрости, - не испугался грозного тона Будяк.
- Лайдак! - сплюнул в угол полковник. - Выметайся на перрон.
- Что там происходит? - неожиданно осипшим голосом спросил Бращак, выглянувший в окно.
Пражский поезд, выглянувший из-за поворота, споткнулся о красный свет семафора и замер, паровоз недовольно швырялся сизым паром.
- Что произошло? - заволновались и коммунисты-пражане, окружив в тамбуре вагона Юлиуса Фучика.
- Не знаю, - ответил Фучик, - но, наверное, что-то серьезное, раз задержали скорый. Не всем здесь по вкусу наш приезд...
- Когда в этой стране будет порядок? - ворчал солидный пассажир, обращаясь к своему соседу. - У меня встреча с самим губернатором назначена.
- Земелькой или лесом интересуетесь?
- Изучаю конъюнктуру, - уклонился от ответа толстосум.
- Богатый край... Лес, земля, уголь, рабочие руки - за копейки... Благодать!
А на вокзале обстановка накалилась до предела. Олексу и его товарищей провокаторы окружили плотным кольцом, теснили от перрона, размахивали короткими дубинками. Побледневшая Сирена прижалась к Олексе.