Страница 22 из 24
Развивая свою мысль, Дю Белле в следующей главе («О плохих переводчиках и о том, что не следует переводить поэтов»), с одной стороны, подвергает уничтожающей критике тех, кто являются скорее предателями, чем переводчиками, и представляют переводимого автора в искаженном свете, а с другой – предостерегает против увлечения переводами поэтических произведений, подчеркивая невозможность сохранить те «блестки поэзии», которыми отличается стиль оригинала. Сделав характерную оговорку: «То, что я говорю, не относится к тем, кто по поручению государей и правителей переводит самых прославленных поэтов Греции и Рима, потому что неподчинение этим высоким лицам в данном вопросе не терпит никаких извинений», – Дю Белле заключает: «Тот, кто хотел бы создавать на своем народном языке произведения достаточно ценные, пусть оставит эти переводы и особенно переводы поэтов тем, кто этим трудным и невыгодным делом – я даже осмелюсь сказать, делом бесполезным и даже вредным для украшения их языка – приносит больше урона, чем славы»[60].
Завершая разговор о развитии перевода и переводческой мысли в эпоху Возрождения, необходимо отметить, что, помимо вопросов передачи с одного языка на другой светской литературы, мимо внимания гуманистов не прошли и проблемы, связанные с переводом религиозных текстов. В первую очередь речь идет о версиях Священного Писания – и латинской (в противовес канонизированной Вульгате Иеронима), и в определенной степени «народных», т. е. созданных на живых европейских языках. Однако данную тему целесообразно рассмотреть уже в разделе, посвященном Реформации. Именно она выдвинула задачу перевода Библии на передний план, причем в подходе к ее разрешению проявилась как преемственность с собственно ренессансной традицией, так и достаточно значительные расхождения с ней.
Глава 6
Реформация и проблемы перевода
1. Сущность и предпосылки Реформации
Под Реформацией (от лат. reformatio – преобразование) понимается движение, направленное против католической церкви, отвергавшее власть папства, стремившееся к более демократичному устройству церковных общин. Представители Реформации отстаивали положение о непосредственной связи человека с Богом, отрицая догму об обязательном посредничестве духовенства, и утверждали, что единственным авторитетом в области религиозной истины является Священное Писание, которое вправе читать каждый человек.
Датой начала Реформации принято считать 1517 г., когда немецкий монах Мартин Лютер (1483–1546) выступил со своими знаменитыми тезисами, направленными против торговли так называемыми индульгенциями[61]. Начавшись в Германии, Реформация быстро вышла за ее пределы, широко распространившись в других странах Европы. Мощный размах реформационного движения породил сопротивление католических кругов, получившее название Контрреформации. Ей удалось победить в ряде европейских государств, однако сама католическая церковь, чтобы удержать свои позиции, была вынуждена пойти на определенную модернизацию.
Выступая против папского Рима, идеологи Реформации широко использовали наследие своих предшественников – англичанина Джона Уиклифа, чеха Яна Гуса и других мыслителей, а также опыт средневековых еретических движений.
Достаточно сложен вопрос об отношении Реформации к ренессансной традиции. С одной стороны, гуманистическое движение, представители которого боролись против схоластики, критиковали невежество католического духовенства, высмеивали сословные предрассудки, сыграло важную роль в идейной подготовке Реформации. С другой стороны, цели и социальная база двух этих замечательных исторических явлений были во многом различны: гуманизм, стремившийся к созданию новой светской культуры, обращался к наиболее образованной общественной элите, тогда как Реформация, провозгласившая необходимость обновить на основе Евангелия жизнь каждого человека, апеллировала к широким народным массам. В определенном смысле можно говорить и о языковом аспекте отмеченного выше несходства: в то время как гуманистическая культура в значительной степени являлась латиноязычной, деятели Реформации обращались к народу на родном языке. Все это способствовало отчуждению многих крупных гуманистов от реформационного движения, а иногда приводило к прямо враждебному отношению к последнему. Характеризуя с указанной точки зрения раскол, внесенный Реформацией в «республику ученых», выдающийся русский историк Е.В. Тарле писал: «До 1517 и следующих годов религиозное свободомыслие имело несравненно более теоретический, нежели практический характер; после этого кризиса оно неминуемо должно было приобрести характер боевой, нападающий. Глубоко равнодушные к религии люди апатично и безучастно отнеслись к Реформации и отступились от борьбы; таков был Эразм Роттердамский, оставшийся таким же типичным гуманистом, каким был всю жизнь; неравнодушные к религиозным и религиозно-государственным вопросам деятели должны были стать либо на сторону нового движения, как это сделал Ульрих фон Гуттен, либо превратиться в верных защитников старой веры, как это случилось с Томасом Мором»[62].
Одной из важнейших задач, которые поставили перед собой представители Реформации, стал перевод Библии на «народные» языки, означавший конец монополии католической церкви на чтение и толкование Библии (французский теоретик перевода Э. Кари даже назвал Реформацию в конечном счете битвой между переводчиками). И в разрешении ее огромную роль сыграли труды ученых-гуманистов, положившие начало научно-филологическому изучению Священного Писания.
2. Проблемы перевода Библии в ренессансной традиции
Прежде всего перед гуманистами возникла необходимость определить свое отношение к той самой Вульгате, текст которой был объявлен католической церковью ортодоксальным. И тут можно констатировать одну чрезвычайно важную тенденцию, имевшую далеко идущие последствия. Речь идет о процессе, который целесообразно назвать «десакрализацией» перевода (именно латинского перевода, а не Священного Писания как такового) и «филологизацией» отношения к нему. Иными словами, принципы филологического анализа, связанные со сличением перевода с оригиналом, стали отныне распространяться и на тексты религиозного характера. Характерна в этом плане разница между двумя рассмотренными в предыдущем разделе столь близкими по своим установкам трактатами Л. Брули и Дж. Манетти. В первом о переводе сакральных произведений вообще ничего не говорится, что может быть истолковано как проявление имевшихся у автора сомнений в применимости в данном случае сформулированного им подхода; во втором филология уже понимается как универсальное средство анализа любого текста, будь он светским или религиозным. Еще Лоренцо Валла, комментируя Ветхий и Новый Заветы, сравнивал латинскую версию последнего с греческим оригиналом. Но в наиболее полном виде принципы гуманистической филологии в данной области были применены Эразмом Роттердамским, который подготовил критическое издание греческого текста Нового Завета и предпринял его новый латинский перевод с целью восстановить первоначальный смысл, не всегда точно переданный в версии Иеронима.
О том, какое огромное значение имела проделанная им филологическая работа, наглядно свидетельствует следующий пример. Евангельский призыв к покаянию, звучавший по-гречески как «metanoeite», был передан в Вульгате словосочетанием «penitentiam agite» (буквально «творите покаяние»), что можно было понять не столько как необходимость душевного очищения, сколько как указание на обязанность соблюдать налагаемую церковью епитимью. Именно такое толкование давало официальное католическое богословие. Предложенный Эразмом латинский эквивалент «resipiscite» («раскайтесь», «образумьтесь», «опомнитесь») переводил смысл высказывания из церковной сферы в личную, превращая важнейший элемент христианского вероучения – покаяние из внешнего регламентированного действия во внутреннее дело человеческой совести.
60
Там же. С. 243.
61
Индульгенции – грамоты об отпущении грехов, выдаваемые католической церковью.
62
Тарле Е.В. Сочинения. T. I. M., 1957. С. 255.