Страница 4 из 8
Только в библиотеке единственного городского монастыря – Молчанской (Молчевской) Печерской обители – князь Прозоровский «с товарищи» нашли и изъяли приблизительно одиннадцать экземпляров таких изданий.[43] В представленном в Разрядный приказ списке конфискованных книг путивльские воеводы особо выделили издания «виленской», «киевской» и «старой» печати. Так, «Евангилье напрестольное виленской печати в десть», очевидно, представляло собой последнюю перед 1627 г. публикацию Евангелия-тетр «литовских» типографов Луки и Козьмы Мамоничей (Вильно, 1600 г.).[44] Поэтому логично было бы предположить, что составители воеводского перечня отнесли к изданиям «старой печати» исключительно украинские и белорусские «стародруки» XVI в., выпущенные до 1600 г. в таком случае, получив второй совместный указ царя и патриарха в декабре 1627 г., власти Путивля изъяли из книгохранилища Молчанского монастыря изданное первопечатниками Иваном Федоровым и Петром Мстиславцем Учительное Евангелие Иоанна Агапита (Заблудов, 1569 г.),[45] а также Служебник (Вильно, либо 1583 г., либо около 1598 г.),[46] Анфологион (Киев, 1619 г.), «На Отче наш выклад» Иоанна Златоуста (Вильно, 1620 г.), Псалтирь (Киев, 1624 г.), Псалтирь учебную (Вильно, 1627 г.) и неизвестно где, когда и кем опубликованные «два Апостола печатные ветхие в десть».[47]
Правительство, лишив библиотеку Молчанского монастыря «заповедных» иноземных изданий в конце 1627 г., между тем не спешило заменить их продукцией московской государственной типографии. По свидетельству памяти, отправленной из Разряда в Приказ Большого дворца в сентябре 1638 г., российские самодержец и первосвятитель пожаловали туда напечатанные в столице «Евангилье напрестольное, Евангилье толковое, два Апостола, Псалтырь, Служебник», специально отметив при этом, что «в Трефолоя место книги… не послано», поскольку «в то лето на книжном на Печатном Дворе Трефолуев не было». Как видно из текста приказного документа, снабжение путивльской обители отечественными изданиями произошло в виде единовременной акции властей не ранее 4 мая 1629 г., когда столичные типографы окончили работу над Учительным Евангелием константинопольского патриарха Иоанна IX Агапита.[48] Столь длительную задержку с рассылкой московских книг взамен изъятых «литовских» можно объяснить двояко. С одной стороны, во втором общем указе Михаила Федоровича и Филарета отсутствовало положение об обязательной компенсации церквам и монастырям их книжных потерь за казенный счет изданиями государственной типографии. С другой – чрезвычайно долгой подготовкой на Печатном дворе первой русской публикации Учительного Евангелия цареградского первоиерарха, необходимой для замены экземпляров этого популярного произведения православной гомилетики, отпечатанных в «друкарнях» Речи Посполитой.
Третье совместное постановление «великих государей» явилось, по сути, своеобразным «техническим» дополнением к предыдущим их общим указам и было очевидной попыткой смягчить удар, наносимый повальной конфискацией украинских и белорусских книг интересам российского купечества. Данный акт вводил практику денежного возмещения убытков книготорговцам за отобранные у них «литовские» издания. Изложение его содержания в самом сжатом виде сохранил черновой отпуск памяти из Разрядного приказа дьяку Устюжской четверти М. Смывалову с требованием переслать оттуда через Государев Разряд в одноименное патриаршее ведомство сто шестьдесят восемь рублей и десять денег для уплаты за «заповедные» книги, «которые взяты у торговых людей по росписи, что переписываны з Земского двора», от 9 декабря 1627 г. (документ № 5).[49] На следующий день подьячими Денежного стола Разрядного приказа М. Култыковым и Патриаршего Разряда Т. Сергеевым вся эта сумма была отнесена их коллеге С. Сергееву в Земский приказ для непосредственной раздачи купцам.[50] Третий совместный указ царя и предстоятеля Русской церкви мог быть принят во второй половине ноября – начале декабря того же года.
В историографии четвертое постановление самодержца и патриарха, принятое в феврале 1628 г., традиционно рассматривается в качестве основного юридического инструмента проведения предполагаемой сплошной конфискации «литовских» изданий в России. При этом исследователи особо подчеркивали его фискальный характер, ссылаясь на содержавшееся в нем предписание организовать на местах массовую перепись украинско-белорусских книг, хранящихся у населения и духовных корпораций. Между тем в преамбуле февральского совместного указа прямо говорится о вторичности этого законодательного акта: «Писано от нас <великих государей. – А. Б.> к вам <путивльским воеводам. – А. Б.> наперед сего, а велено вам литовские книги не Кирилова слогу Транквилина Ставровецкаго у всяких людей переписать». Действительно, как теперь удалось выяснить, реальное начало конфискации всех без исключения украинских и белорусских печатных книг в порубежных с Речью Посполитой уездах положил еще второй общий указ Михаила Федоровича и Филарета декабря 1627 г.[51] В данном же контексте термин «переписать» означал составление перечней уже изъятых у владельцев изданий: отправки в Москву именно таких росписей требовали от местных властей два предшествующих совместных постановления монарха и первосвятителя.
По сравнению с предыдущими законодательными актами четвертый общий указ царя и патриарха придал проводимой акции по-настоящему тотальный характер: по нему безусловной конфискации у населения и духовных корпораций подлежали не только старопечатные книги, но и «письменные» кодексы иноземного происхождения.[52] В остальном он лишь детализировал процедуру изъятия «литовских» изданий и рукописей на местах, что позволяло впредь избегать серьезных издержек от чрезмерно усердного исполнения провинциальными администраторами предписаний совместного постановления «великих государей» последней декады ноября – первых чисел декабря 1627 г. Достаточно вспомнить действия воевод в Путивле, забравших в декабре того же 1627 г. из Молчанской обители необходимые при ежедневном богослужении напрестольное Евангелие, Апостолы, Анфологион, Служебник, два Часослова и Псалтирь. Вероятно, под влиянием подобных инцидентов февральским указом 1628 г. градоправителям вменялось в обязанность специально позаботиться о том, чтобы по окончании этой кампании храмы и монастыри не остались «без пения». При этом государство гарантировало восполнение книжных утрат духовных корпораций московскими изданиями.
Содержание четвертого совместного постановления Михаила Федоровича и Филарета ныне известно из текста указной грамоты из Разрядного приказа путивльским воеводам князю С. В. Прозоровскому и А. И. ТЪлбузину от 26 февраля 1628 г., реконструируемой по трем не вполне исправным спискам, что сохранились в составе так называемых «Дворцовых разрядов» (документ № 7). Судоговорение данного указа в Думе произошло, очевидно, во второй или в самом начале третьей декады февраля того же года.
Последним своим законодательным актом августейшие соправители завершили создание универсального механизма конфискации «заповедных» печатных и рукописных книг, вполне пригодного для применения как в отдельно взятой области России, так и на территории всей страны в целом. Февральское постановление не предполагало в будущем выпуск новых совместных указов царя Михаила Федоровича и патриарха Филарета. Дальнейшую судьбу изъятых украинско-белорусских изданий или рукописей, собранных к тому времени городовыми воеводами в приказных избах, должны были определять принимаемые в каждом конкретном случае специальные правительственные вердикты. Примечательно, что надписывались они уже именем только одного самодержца.[53]
43
Молчанский игумен Варлаам в челобитье, поданном в Приказ Большого дворца летом 1638 г., настаивал на факте конфискации из книгохранилища своей обители в декабре 1627 г. вместе с Минеей общей, выпущенной в 1628 г. (?!), не одного, а двух Анфологионов 1619 г. «киевской печати» (РГАДА. Ф. 210. Оп. 12. Столбцы Белгородского стола. Д. 460. Л. 19. Подробнее о возобновлении Молчанского Печерского монастыря после Смуты см.: Там же. Оп. 9. Столбцы Московского стола. Д. 27. Л. 392–408; Зверинский В. В. Материал для историко-топографического исследования о православных монастырях в Российской империи. СПб., 1892. Т. 2. № 933–934. С. 207–208).
44
См.: Галенчанка Г. Я. i паи. Кшга Беларуа 1517–1917: Зводны каталог. Мн., 1986. С. 79–99.
45
В библиографии известны три виленских издания XVI в. Учительного Евангелия Иоанна Агапита: ок. 1580 и два 1595 гг. Упоминаемое же в путивльской росписи «Евангилье толковое старой литовской печати» было, скорее всего, опубликовано не в Вильно, а в каком-нибудь другом городе или местечке Великого княжества Литовского. В XVI столетии, помимо Вильно, оно вышло лишь из-под станка первопечатников Ивана Федорова и Петра Тимофеева Мстиславца в Заблудове в 1569 г. (Там же. № 6,11, 30–31. С. 57, 60, 69–70).
46
См.: Там же. № 14, 52. С. 62, 78. Самый ранний украинский печатный Служебник был выпущен стрятинской типографией львовского епископа Гедеона Балабана в 1604 г. (Запаско Я. П., 1саевичЯ.Д. Пам'ятки книжкового мистецтва: Каталог стародруюв, виданих на Укра'шь Льв1в, 1981. Кн. 1. № 65. С. 33).
47
Кроме того, в том же монастыре были конфискованы «два Часослова киевской печати», которые могли оказаться как изданиями, выпущенными лаврской типографией ок. 1616 г., так и одноименными книгами, напечатанными в частной «друкарне» Тимофея Вербицкого в 1625 и в 1626 гг. (Там же. Кн. 1. № 122,148,151. С. 39–40, 43–44).
48
Подробнее о первой московской публикации Учительного Евангелия см.: Лукьянова Е. В., Горбунова Л. Н., Булычев А. А. Московские кирилловские издания… Вып 2. № 11. С. 25–26. Думается, отнюдь не случайно начало работы столичных типографов над Учительным Евангелием патриарха Иоанна Агапита, 15 января 1628 г., совпало по времени с доставкой в Москву первых конфискованных экземпляров украинско-белорусских изданий этого популярного византийского сочинения.
49
Любопытно, что отрывок фразы «по росписи, что переписываны з Земского двора» добавлен в основной текст документа в процессе его «справы» и явно отражает конкретный прецедент применения этого указа на практике. М. С. Смывалов состоял в дьяках Устюжской чети в 1621–1631 гг. (РГАДА. Ф. 210. Оп. 14. Столбцы Севского стола. Д. 80. Л. 23. Ср.: Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие… С. 479).
50
См.: РГАДА. Ф. 210. Оп. 14. Столбцы Севского стола. Д. 80. Л. 24. М. Култыков служил подьячим Денежного стола Государева Разряда еще в 1644/45 г. Т. Сергеев был подьячим Патриаршего (Разрядного) приказа в сентябре 1627–1638 гг. С.Сергеев отправлял должность подьячего в Земском приказе в 1623–1646 гг. (Веселовский С. Б. Дьяки и подьячие… С. 277, 474).
51
Ныне нет никаких основании распространять действие четвертого «совместного» указа царя и патриарха на территорию всей страны. Скорее всего, это был еще один юридический акт сугубо регионального характера наподобие их второго «общего» постановления.
52
По-видимому, «великие государи» всерьез рассчитывали на добровольную выдачу владельцами хранящихся у них «литовских» рукописных кодексов. В противном случае городовые воеводы были бы обречены организовывать на местах немыслимую в то время палеографическую экспертизу всякой обнаруженной рукописи. (Любезно указано А. А. Туриловым.)
53
В указной грамоте путивльским воеводам четвертое «совместное» постановление завершает фраза: «И мы о тех <отобранных. – А. Б.> о литовских книгах велим наш указ учинить». Как известно, личное местоимение «мы» использовалось для обозначения особы монарха в аналогичных приказных документах еще со времени правления Василия Шуйского. К тому же, с формальной точки зрения, для решения судьбы конфискованных книг, уже свезенных в съезжие избы, вполне достаточно было одного только распоряжения самодержца. При этом такая формула юридического акта отнюдь не препятствовала патриарху Филарету самым деятельным образом участвовать в его принятии.