Точка опоры

- А как он выглядит? - Владимир Ильич подался поближе к собеседнице. - Сильно изменился? Ведь прошло семь лет, как мы не виделись. Похудел небось?

- Чувствуется, устал за время побега из Сибири.

Расспросив о друге, Владимир Ильич задумчиво помял бородку.

- Ну что ж... Если явка от Лалаянца... - И кинул взгляд в глаза Кожевниковой. - А не устарела явка? Позвольте узнать, к кому?

- К Анне Егоровне Серебряковой.

Владимир Ильич опять помял бородку и глянул на жену. Та подтвердила:

- Встречается фамилия в нашей переписке.

- Она из нелегального Красного Креста. Помогает всем, кого отправляют в ссылку. Наши транспортеры у нее останавливаются. Анна Ильинична с ней знакома.

- Понятно. - Владимир Ильич опустил ладонь на стол. - Анюта разбирается в людях.

И никто из них не подозревал, что и Лалаянц, снабдивший явкой Кожевникову, в свое время оказался в сибирской ссылке благодаря "услугам" Серебряковой, что и частые московские провалы тоже ее "услуги" охранке.

- Значит, мне можно собираться в путь-дорогу? - спросила Вера Васильевна и шевельнула ридикюль. - У меня и паспорт уже есть.

- Вот какие агенты пошли, даже паспорта сами раздобывают! рассмеялся Владимир Ильич. - И как же вас звать?!

- Юлия Николаевна Лепешинская, родная сестра Пантелеймона! - с торжествующей улыбкой сообщила Кожевникова, не сомневаясь, что уж теперь-то получит согласие на отъезд в Москву.

Но Владимир Ильич сказал:

- Посоветуемся. - И после секундной паузы добавил: - Москве крайне нужны наши люди.

- А теперь по чашке чая, - пригласила к столу Надежда.

Накануне отъезда Кожевниковой опять разговаривали втроем.

- Твоей помощницей в Москве будет хорошая девушка - Глафира Ивановна Окулова, - сказала Надежда. - Мы ее знаем еще по сибирской ссылке. Она уже извещена о твоем приезде. Можешь на нее полагаться как на себя. И опыт у нее уже немалый. Псевдоним легко запоминается - Зайчик.

- Любопытно, - улыбнулась Вера. - И приятно.

А приятно было оттого, что этот расхваленный Зайчик может сойти за ее подругу.

- Мы надеемся, - заговорил Владимир Ильич, - Московский комитет будет искровским и на съезд изберет нашего человека, подлинного марксиста. Это для вас программа-максимум. А самое ближайшее - финансовая поддержка. Вы теперь сами знаете, в каких наитяжелейших условиях нам приходится работать. Очень хотелось бы, - лицо его вдруг потеплело, озаренное сердечной улыбкой, - чтобы вы попытались встретиться с Горьким. Ради нашего дела. Скажите, что мы его любим, ценим, восторгаемся его произведениями, его служением пролетариату. В особенности в восторге от "Буревестника", этого гимна борьбы.

Вера, запоминая каждое слово, покачивала головой.

- Ну, и о деньгах, - продолжал Владимир Ильич приглушенно, как бы извиняясь уже перед Горьким за неловкую, но неизбежную просьбу, - заведите разговор. Как-нибудь поудобнее. Вы это сумеете. Он, говорят, в большой дружбе с Федором Шаляпиным. Если тот к нам расположен в какой-то степени, конечно, меньше, чем Горький, возможно, тоже поддержит. А вы действуйте через Горького... Как его найти? Он бывает в Художественном. Там идут его "Мещане". И готовится новая пьеса. Посмотрите спектакль сами. Если это не помешает вашей конспиративности. Или Зайчика отрядите в театр. Нам о Горьком и его произведениях необходимо знать все. - Приподнял палец. Верится, что он пойдет с нами.

Когда стали прощаться, Надежда два раза как бы плюнула через плечо:

- Тьфу-тьфу! Как говорится, ни пуха ни пера тебе, Наташа.

Вера, зардевшись от сердечной теплоты провожающих, порывисто наклонилась и шепнула ей на ухо:

- Как говорится, пошла к черту.

- По-студенчески! - рассмеялся Владимир Ильич, догадываясь о том, что Кожевникова шепнула Надежде на ухо. - А теперь по народному обычаю... - И первым сел на стул.

Проводили Веру до нижней двери. Там Надежда трижды поцеловала ее, а Владимир Ильич стиснул ей руку горячими ладонями.

- Пишите чаще. И обо всем.

4

Еще в Дувре Бабушкин купил карту Лондона, и его внимание привлекло большое зеленое пятно в центре города. Гайд-парк! Вот отсюда он и начнет поиски. Во все стороны. Если дня не хватит, может, удастся заночевать где-нибудь под кустом.

День был солнечный, и на большой поляне отдыхали сотни лондонцев. Одни лежали в полотняных креслах, другие - прямо на зеленой щетке коротко подстриженной густой травы-муравы. Иван Васильевич тоже лег на землю, расстелив перед собой карту. На ней оказалась сетка, и он, передвигая бумажку с адресом, написанным Калмыковой, начал изучать квадрат за квадратом. Но улиц было так много, что карта напоминала паутину, сплетенную пауком, а буквы такие мелкие, что на усталые глаза время от времени набегали слезы. Раньше этого не бывало с ним - в газетах легко читал даже объявления, набранные нонпарелью. Кажется, так типографы называют самый мелкий шрифт. А чужие буковки застят глаза. Наверно, пора ему обзаводиться очками.

Иван Васильевич утирался мятым платком и снова всматривался в паутину улиц. Постепенно обшарил все квадраты, до самых дальних уголков города, но Holford Square не нашел. Начал водить пальцем по второму разу, придерживая его на самых коротких улочках, и тоже не нашел. Возможно, это не улица, а что-нибудь вроде площади или переулочка. Часто встречаются на карте окончания road. Это, судя по всему, главные улицы. Придется спросить, по какой идти.

По берегам озера, сидя на раскладных стульчиках, дымили сигарами старики в блестящих черных цилиндрах; разодетые старухи перебирали морщинистыми пальцами янтарные четки. Иван Васильевич с картой в руках шел мимо них, присматриваясь, кого бы спросить. Кто лучше других знает этот громадный город?..

Найти отзывчивого человека оказалось не так-то легко: его не понимали или не хотели понять, и он не понимал брошенные сквозь зубы ответы. Даже не желая взглянуть на бумажку с адресом, ему советовали обратиться к полисмену и провожали ледяным взглядом. Ходят тут всякие, мешают отдыху! Того и жди - попросит денег.

Наконец отыскался бородатый старик с белыми кустиками бровей, с первого взгляда показавшийся хмурым, который взял у него бумажку с адресом, и, нацепив на нос пенсне, улыбнулся из-под усов и ободряюще кивнул головой. И Бабушкин без слов понял: этот район старику знаком, и Холфорд-сквер найти не так уж трудно! Старик принял карту, расстелил у себя на коленях, ткнул в нее указательным пальцем с давно изуродованным ногтем, похожим на птичий коготь, прочертил весь путь, потом встал, повернулся лицом к Оксфорд-стрит и жестами дополнил свой рассказ: нужно идти вниз по этой улице до Грейс Инн-род (он повторил это название), по ней повернуть налево, а с нее направо по Пентонвилл-род. Там Холфорд-сквер любой человек покажет.