Страница 135 из 215
По привычке Калмыкова встала, как учительница перед классом:
- Немецкую фамилию Рихтер они произносят Ричтер. Повторяйте за мной: Рич-тер. Буква Р - неясно. Кончик языка к нёбу. Повыше. Вот так. Улица Холфорд-сквер. Помягче р, помягче. Как бы проглатывайте. Я вам напишу. И мы с вами еще попрактикуемся. А теперь, - подошла к столику с журналами, чем бы вас занять? Да вот, - повернулась со свежим журналом в руке, - вы еще не видели "Освобождение"? - И со вздохом добавила: - Горестное для меня...
- Нелегальное издание? - спросил Бабушкин. - Почему же горестное?
- А вы почитайте - поймете мое огорчение. Садитесь вон в кресло. Там удобнее.
Бабушкин откинул обложку, перевернул титульный лист, заглянул в конец журнала и вслух прочел:
- Редактор Петр Струве.
- Да, представьте, он, - подтвердила Александра Михайловна. - Вы, вероятно, слышали - мой приемный... Ну, не буду вам мешать...
Она вернулась часа через два и с порога спросила:
- Ну, как, товарищ Богдан? Ваше впечатление?
Бабушкин встал.
- Извините, Александра Михайловна, я уж прямо...
- А иначе я не стала бы вас слушать.
- Либералом пахнет. От каждой строки.
- Да. Горькая правда. - Калмыкова, сдерживая вздох, села и указала гостю глазами на тот же стул, на котором он сидел во время завтрака, и, видя, что он готов сочувственно выслушать до конца, продолжала: - Ошиблась я в Петре Бернгардовиче. Так ошиблась, что считаю недостойным называть своим воспитанником. - Бросив косо взгляд на журнал, уронила руки на стол. - Струве выплыл на чужой берег. Вы правы - рупор либералов! Так и скажите Ильичам. Я с ними до конца. А Струве для его пресловутого "Освобождения" не дам и ломаного гроша! Он уже знает об этом. И не унывает. - Выпрямилась на стуле, возмущенно покачала головой, будто виновник разговора находился где-то неподалеку. - Чего ему унывать? Один помещик, получив богатейшее наследство, отвалил на этот журнальчик тридцать тысяч!
- Знает своих заступников!
- Да. Такой капитал!
Перестав возмущаться, Александра Михайловна поправила пряди волос возле ушей, вспомнила:
- А Владимир Ильич первым понял, какой берег манит Струве. Теперь уже приманил.
Калмыкова уговорила гостя остаться до утра. А на следующий день, провожая его до улицы, посоветовала:
- В Дрездене обязательно зайдите в Цвингер. - Тут же пояснила: - В картинную галерею. Это вам, пишущему человеку, необходимо видеть. Хотя бы на часок...
На пристани Бабушкин опустил руку во внутренний карман пиджака и удивился - там оказалось несколько хрустящих бумажек.
"Когда она успела?.. Тайком!.. Чувствовала, что сочту за подачку... Я мог бы заработать где-нибудь на погрузке... Ну что же, спасибо ей. Скорее доеду".
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Надежду Константиновну беспокоило здоровье мужа: не спит по ночам, жалуется на головную боль... Все - от нервов.
Отдохнуть бы ему. Хотя бы дней десяток. На время забыть обо всем волнующем. Ведь столько лет в борьбе. В самой напряженной. Добро бы против одних столпов да цепных псов царизма, так еще и против тех, кто причисляет себя к революционерам, а в действительности мешает рабочему движению и делу революции. Сначала борьба с либеральными народниками, потом - с "экономистами", с бернштейнианцами, извратителями марксизма... Без малейшей передышки.
А как же иначе? Разве он мог дать им передышку? Нет, до полного разгрома тех и других, до прозрения заблуждающихся и сбитых с толку...
Пробовала заводить разговор о необходимом для него отдыхе. Он пожимал плечами:
- Ты же сама, Надюша, понимаешь...
Конечно, она понимает. Но не может не тревожиться.
А тут еще вдобавок ко всему эти новые нелады с Плехановым, да такие острые... Как только выдерживают у Володи нервы?..
Вера Засулич показала Ленину письмо Плеханова: Георгий Валентинович сообщал ей, что берет "назад свои предложения о поправках", то есть о своих требованиях голосования по многим абзацам статьи об аграрной программе.
- Что же это он пишет только вам? - удивился Владимир Ильич. - В таких случаях...
- Извиняться?! - вспылила Засулич. - Но это же Плеханов!.. Впрочем, он собирается прислать вам дружеское письмо. Вам этого достаточно?
- Ради общего дела я готов забыть...
Письмо пришло с утренней почтой. Плеханов писал:
"Обидеть Вас я не хотел. Мы оба несколько зарвались в споре о программе, вот и все".
"Не хотел обидеть! - про себя отметил Ленин. - И на том спасибо!"
Невольно вспомнилось прочтенное накануне письмо Плеханова к Засулич, в котором, помимо заверения о том, что он берет назад свои поправки, было утверждение: он, Плеханов, на семьдесят пять процентов единомышленник Ленина, и различия между ними только двадцать пять процентов. Невольная усмешка тронула губы.
- Ты, Надюша, обратила внимание - во вчерашнем письме к Засулич Плеханов идентичность наших взглядов начал измерять процентами?! Этак он, чего доброго, разногласия будет взвешивать на весах!
- Но он поборол свою гордыню, - сказала Надежда. - И это, Володя...
- Надо ценить? Понимаю. И надеюсь на продолжение совместной работы.
Ленин, понятно, не знал, что их общим знакомым Георгий Валентинович рассказывал в Женеве:
- Я взял назад только форму, а не смысл своих поправок.
Не знал Владимир Ильич и того, что на столе Аксельрода лежало неотправленное письмо о выходе из редакции "Зари", в котором тот ссылался на свое "болезненное состояние" и "дальность" от Лондона. Не знал Ленин и того, что Засулич считала: "Лучше отделить редактирование "Зари" от "Искры", предоставив первую Жоржу и Павлу, чем идти на разрыв".
Владимир Ильич не хотел разрыва и, обрадовавшись примирению, ответил Плеханову:
"Дорогой Г. В.! Большой камень свалился у меня с плеч, когда я получил Ваше письмо, положившее конец мыслям о "междуусобии". Чем неизбежнее казалось нам это последнее, тем тяжелее были такие мысли, ибо партийные последствия были бы самые печальные... Я готов, конечно, теперь и еще раз обсудить с Вами желательные изменения в моей статье и для этого пошлю Вам корректуру".
И тут же перешел к содержанию ближайшего номера "Искры".