Страница 46 из 51
Плот оседал все глубже. Скоро он уже чуть возвышался над водой.
- Не перейдет через камни, - волновался бригадир и свирепо ерошил тугую бороду. - Сядет. Ой сядет!
- Сам не перейдет - подтолкнем, - громко сказала Фетисова. - Всем поселком влезем в Тулву, а протолкнем.
Она подтянула высокие резиновые сапоги и первой вошла в реку. За спиной у нее забурлила вода под десятками ног. Резиновые сапоги смешались с кирзовыми.
В плот уперлись багры. На всех багров не хватило. Появились прочные березовые колья и легкие сосновые жерди, взятые из перекрытия разваленного сарая.
Бородач махнул рукой и свирепо крикнул:
- Дава-ай!
На плот навалились десятки сильных тел. Гнулись крепкие древки багров. Громко треснула жердь. Подбадривая друг друга возгласами, люди сдвинули плот. По спокойной воде разбежались частые, мелкие волны.
- Пошел, поше-ол! - гремело над Тулвой.- Еще-о!
Плот вели вдоль берега. Отойти подальше было нельзя: глубина покрывающей лед воды достигала уже метра с лишком.
Плот набирал скорость. Быстро приближались скрытые под водой камни. Большинство рабочих отстало. Лишь наиболее горячие продолжали толкать плот, на котором остался один бородач в лихо сдвинутой на затылок шапке с болтающимися ушами.
- Навались, народ! - кричал он. - Жми, чтобе ходу!..
Сильный толчок чуть не свалил его в воду. Плот сел на камни.
- Сюда-а! - Бородач сорвал с головы шапку и широко взмахивал ею. Давай сюда-а!
По берегу спешили на помощь люди. Разбрызгивая ногами воду, бросились они к застрявшему плоту. Передняя половина его с протяжным скрипом приподнялась. Еще раз.
Протолкнуть тяжелый плот рывком не удалось. Пришлось снова взяться за багры и колья. Пользуясь ими, как рычагами, рабочие приподнимали плот, постепенно продвигая его вперед. В багровых отсветах факелов мелькали багры, колья, руки, разгоряченные лица.
- Еще, еще-о! - гремело над разлившейся Тулвой. - Взяли-и! Р-разо-ом!..
Плот все больше переваливался через камни. От разгорающегося в бочках пламени полыхало жаром. Едкий запах горелого масла становился все сильнее. Последнее общее усилие - и плот со скрежетом сошел с камней. Дружный толчок направил его к запирающему Тулву снежному завалу.
- Давай, дава-ай! - облегченно напутствовали плот с берега. - Жми-и!
В радостные голоса врезался испуганный женский выкрик:
- Человек там! Человек!
Лишь сейчас все заметили за разгорающимся в бочках пламенем контуры человека.
- Куда? - закричал Самохин. - Прыгай! Я приказываю...
- Ничего! - загремел с плота бородач, сильно и точно работая багром. Мы архангельские! Снег да вода - самая наша еда!
Самохин стиснул кулаки до боли в пальцах. Приказ тут не поможет. Распалился человек. Теперь уже его никто не остановит, не удержит.
На берегу люди жадно ловили каждое движение смельчака. Ударами багра он умело направлял плот к центру завала.
Подгоняемый багром и ветром, плот с ходу врезался в рыхлый снег. Белые струйки устремились сверху на бочки, вспыхнули легкими клубками, укрыли бородача. Темный силуэт его временами появлялся ненадолго из-за пара и огня и снова исчезал. А на месте, где только что был человек, поднимались дрожащие язычки огня.
"Мазут поджигает", - понял Самохин.
На фоне разгорающегося пламени показался силуэт человека. Взмахнув руками, он грузно плюхнулся в воду.
Берег притих. В мертвой тишине слышались лишь шипение факелов да легкие всплески плывущего бородача.
Мазут разгорался быстро. Над плотом клокотали и бурлили клубы пара. Временами они вспыхивали, из них вылетали клочья пламени и с яростным шипением врезались в снежный склон.
Немногие смотрели сейчас на ожесточенную борьбу огня и снега. Общее внимание устремилось к тяжело плывущему человеку. Гребки его становились короче, слабее. Несколько рабочих вошли в воду и держали наготове багры. Двое сбросили стеганки. Кто-то снял с шеста факел и поднес его к самому берегу, чтобы не терять пловца из виду.
- Давай, Андрей Егорыч! - кричали с берега. - Докажи!
Наконец сильные руки товарищей подхватили пловца. Он тут же вырвался и, разбрызгивая воду ногами в белых шерстяных носках, побежал по берегу, проваливаясь выше колен в рыхлый снег.
Ему поспешно уступали дорогу, кричали вслед:
- До сторожки беги! На печку, Егорыч, сразу! На печку!..
Отвлек их от бесстрашного пловца пушечный грохот у завала. Подточенная снизу жаром, снежная гора рухнула на бушующее пламя. Взметнулись огромные вьюжные клубы. Клочья огня, опережая пар и клубящийся снег, взлетели вверх, врезались в белый склон, испятнали его черными дырами. Снова утремился снег на поднявшееся пламя. На этот раз уже с трех сторон. Казалось, сейчас он завалит огненные языки, придушит их. С резким злобным шипением сжималось пламя, приседало, как бы собирая силы. И снова с раскатистым грохотом и воем взлетали наверх пар, снег и клочья огня.
А ветер настойчиво вжимал пылающий островок в рыхлый завал. Пламя бушевало, пробивая дорогу в кипящем хаосе снега, пара, огненных брызг. Струйки горящего мазута стекали с плота, жались к рыхлеющему снегу, подтачивали его снизу...
Победил снег. Казалось, не было силы, способной остановить его неистовый напор. Он завалил глубоко врезавшийся в затор плот, задушил ослабевшее пламя. Лишь обгоревшие концы бревен слабо тлели, распространяя над водой смрадный едкий дымок. Изредка вспыхивал на них легкий язычок огня. Подталкиваемый ветром, он скользил по бревну и словно прятался в снежный скат.
- Я говорил: ни черта из этой затеи не выйдет, - бросил Николай Федорович.- Растопить снежный завал! Бредовая затея!
Самохин отвернулся от главного инженера. Он с трудом сдерживал готовое прорваться раздражение.
- Как вода? - вмешалась Фетисова. Она заметила состояние Самохина и хотела предотвратить столкновение директора с "главным". - Кто знает последний замер?
- Поднялась еще на двадцать сантиметров, - ответил Фарахов.
- На двадцать? - переспросил Самохин. - Вы не ошиблись?
- Теперь вода разливается по большей площади, - объяснил Фарахов, - а потому и подъем ее несколько замедлился.