Страница 13 из 51
Страшной силы удар тряхнул траулер. Нос его подскочил высоко над морем и тут же зарылся в волну.
На палубе кричали:
- В машинное ударила!
- Тонет, тонет! Гляди, тоне-ет!
- Бей пожарную тревогу!
Иван Кузьмич оцепенел. Он ничего не мог понять. Кто тонет? Где пожар? И почему одни голоса звучат на палубе тревожно, почти отчаянно, а другие радостно?
Капитан не видел из рубки, как истребитель, сбросив бомбы, пронесся низко, почти над мачтами, и вдруг вздрогнул, словно ударился о невидимое препятствие в воздухе, и, потеряв и без того незначительную высоту, шлепнулся брюхом о воду. Подскочил, ударился еще раз и еще и слился с темным морем. Иван Кузьмич посмотрел на залитую кровью кисть.
Внизу послышался характерный свист стравливаемого пара. Судно быстро теряло ход.
Иван Кузьмич подскочил к переговорной трубке, связывающей рубку с машинным отделением. Вытащил из блестящего медного раструба пробку. Дунул в него.
- Кочемасов слушает.
- Докладывай.
- Бомба ударила небольшая, весом примерно...
- Куда ударила? - перебил капитан. - Какие повреждения?
- Бомба пробила подзор и разорвалась на фундаменте машины.
- Короче.
- Я не стану перечислять повреждения. Их много...
- Не надо, - снова перебил капитан. - Проверьте и доложите: можно исправить машину в море, самостоятельно?
- Нечего и проверять, - ответил старший механик. - Машина разбита. Люди тушат пожар.
- Ясно. - Лишь сейчас Иван Кузьмич заметил стелющийся по палубе дым и закрыл медной пробкой раструб переговорной трубки.
Он увидел в дверях запыхавшегося, красного Корнея Савельича с потертой кожаной сумкой с красным крестом.
- Некогда мне, некогда! - отмахнулся здоровой рукой капитан. - Судно горит! - и выбежал из рубки.
КАТАСТРОФА
Корней Савельич нагнал капитана на открытом переходе, ведущем из надстройки в радиорубку. Корней Савельич повидал на своем веку всяких пациентов. И когда капитан попробовал высвободить раненую кисть из его рук, он грубовато прикрикнул:
- Я спешу больше вас. Меня раненые ждут.
Иван Кузьмич стиснул зубы и притих.
В густеющих сумерках невозможно было разобраться в том, что происходит на палубе. Прежде всего бросилась в глаза черная пробоина над машинным отделением. Из нее вырывался дрожащий столб теплого воздуха. Матросы окатывали из шлангов радиорубку и прилегающие к машинному отделению стены надстройки. Взрыв свалил дымовую трубу, и она закрыла проход на корму.
- Эй! Кто там на корме? - не выдержал Иван Кузьмич. - Руби бакштаги! Трубу за борт!
Возле трубы появились два матроса. Послышались удары, лязг металла о металл.
Из дыма неожиданно вынырнул Анциферов. Легко взбежал на переход. Протирая тыльной стороной кисти, красные, слезящиеся глаза, всмотрелся в сторону кормы.
- Кончай поливать радиорубку! - закричал он. - Навались на трубу, пока никого не придавило.
Взгляд его задержался на подвешенной руке Ивана Кузьмича, приметил розовые пятна крови, просачивающейся сквозь марлю.
- В котельную огонь не прорвался, - сообщил он, успокаивая раненого капитана. - В машинном пламя сбили.
- Сбили! - повторил Иван Кузьмич. - А дым? Хоть лопатой отгребай.
- Маскировка! - с невольно прорвавшейся гордостью ответил Анциферов. Дымовые шашки у меня всегда были наготове. Для имитации пожара. Как ударила бомба, вахтенный механик сразу запалил их. Чтоб остальные два, - он кивнул вслед удалявшимся самолетам, - нам не добавили.
Лишь сейчас Иван Кузьмич заметил, что дым действительно какой-то не очень едкий.
- На помпе! - закричал Анциферов. - Качай, качай! Рано загорать! - и, так же неожиданно скатившись по трапу, пропал в дыму.
С протяжным гулом рухнула в воду дымовая труба. Лицо Ивана Кузьмича исказилось. Все летит к чертям! Машина разбита. Замерли грузовые стрелы, руль, лебедка, брашпиль. Стынут трубы паропровода. Омертвела "Ялта".
- Руку саднит? - Корней Савельич заметил, как изменилось лицо капитана. - Это от холода. Надо бы поглядеть, что в салоне.
- Ступай погляди, - буркнул Иван Кузьмич, разгадавший нехитрую уловку Корнея Савельича. - Мое место здесь...
Перебил его истошный выкрик снизу:
- Вахрушева ранило... В голову!
Корней Савельич подхватил санитарную сумку и неловкой рысцой затрусил на голос.
Иван Кузьмич остался на переходе один. В распоряжения Анциферова вмешиваться не следовало. Командовать двоим нельзя. Это лишь приведет к бестолковщине, к сумятице. И уйти нельзя. Лучше, когда команда видит капитана, пускай даже раненого, но уверенного и спокойного, на месте.
- Иван Кузьмич! - подошла Зоя. - Перед самым налетом я приняла сообщение, что в нашем квадрате укрылся поврежденный торпедными катерами вражеский рейдер.
- Запроси точнее... - Иван Кузьмич беспокойно всмотрелся в лицо радистки. - Ты что?..
- Рация разбита, - тихо ответила Зоя и с трудом добавила: - Аварийная тоже.
Из машинного отделения волоком вытащили кого-то и принялись срывать с него тлеющую одежду.
- Корнея Савельича! - закричали на палубе. - Корнея Савельича к машинному!
Иван Кузьмич почувствовал, что боль в руке усилилась. Придерживая раненую кисть здоровой рукой, он спустился в салон.
- Что делать-то будем? - встретила его бледная Глаша. - Машина разбита. Пара-то не будет. Света-то не будет. Померзнем все. Ни сготовить людям, ни чайку согреть...
- Запричитала! - с досадой перебил ее Иван Кузьмич. - А еще поморка!
- Да я-то...
- Вызови боцмана.
Матвеичев вбежал в салон с закопченным лицом, в опаленной брезентовой куртке. Брови и усы его закурчавились от жара, порыжели.
- Наладь-ка в салоне камелек! - приказал капитан. - Да по-быстрому. Покамест народ работает. Трубу выведи в иллюминатор. Выход обложи асбестом. Чтобы новый пожар не устроить.
Иван Кузьмич проводил боцмана до дверей и обернулся к горестно слушавшей поварихе:
- На камельке ты и рыбки поджаришь и чайку вскипятишь. Да и люди согреются тут после вахты.
- Какая уж теперь вахта! - протянула Глаша.
- Покамест в порт не придем, каждый будет нести вахту, - недовольно остановил ее капитан. - Поняла?
Ответить повариха не успела. Дверь широко распахнулась. Вошел Корней Савельич. За ним боком протиснулся в дверь матрос с тюфяками. Осторожно внесли двух раненых и обожженного кочегара. Последним вошел в салон третий штурман. Он бережно, как ребенка, нес неестественно толстую, забинтованную руку.