Страница 10 из 51
- Рыбы! Рыбы!
Оборвал расшумевшихся рыбаков строгий окрик капитана:
- Базар на палубе! Базар!
В легких синеватых отсветах проворно скользили темные тени - вахта спускала трал. Ивану Кузьмичу хотелось не мешкая проверить: случайный ли это был подъем или же "Ялта", по рыбацкому выражению, "оседлала косяк"?
Из негромкого шума возле рыбодела выделился глухой бас Корнея Савельича
- Внимание, товарищи! Первая вахта объявляет себя ударной фронтовой вахтой и берет обязательство шкерить не менее чем по три рыбы с половиной в минуту на человека.
Ответом ему был дружный смех работающих за вторым столом. Удивили! Ударнички! Три рыбины в минуту! С половинкой! Новички и те шкерили по пять. А тут... фронтовики!
- Разрешите считать ваш смех ответом на вызов первой вахты? - спросил Корней Савельич
Смех оборвался. Лишь сейчас рыбаки заметили, как медленны и неточны их движения. Три рыбы в минуту? Оскорбительная норма!
Выручил их голос капитана.
- Вира трал!
Первая вахта воткнула ножи в столешницу и, готовясь к подъему, заняла свои места у лебедки и траловых дуг.
На этот раз радость на палубе перешла в ликование. Улов был настоящий. Почти две тонны. И чистый. Одна треска. Теперь сомнений быть не могло: "Ялта" на косяке.
И, словно утверждая общую радость, капитан приказал:
- Боцман! Поставить третий рыбодел.
Рыбы на палубе было достаточно. Пора бы свернуть трал и обратить все силы на обработку улова. Так думала команда, но не капитан. Иван Кузьмич тралил сейчас очень недолго - всего двадцать минут, хотя это и отрывало вахту от рыбодела, снижало выработку. Заваливать палубу рыбой не следовало. Прихватит ее морозцем, потом возись, оттаивай кипятком. В то же время надо было выяснить, насколько велик косяк.
К концу вахты Иван Кузьмич спустился в трюм. Осмотрел заполненные первым уловом чердаки. Озабоченность его усилилась. На трех столах обработали трески меньше, чем делали при свете прожекторов на одном. Плохо. И вовсе грустно стало, когда Корней Савельич объявил, что первая вахта не выполнила обязательства.
В ответ прозвучал чей-то протяжный свист. И только. Ни смеха, ни шуток.
Час проходил за часом. Обработка улова в темноте явно не ладилась. И поторапливать матросов ни Иван Кузьмич, ни Корней Савельич не рисковали. Спешка не быстрота. Долго ли в темноте промахнуться, ударить тяжелым головорубом по руке или полоснуть ножом по пальцам?
За минувшие дни Иван Кузьмич успел присмотреться к первой вахте. Матросы сработались быстро. Малыш подавал рыбу. Оська отсекал у трески головы. Быков шкерил ровно, с выработанной десятилетиями автоматической точностью. Легко, без заметного напряжения работал и Марушко. Так было днем, при свете. Зато в темноте первая вахта быстро "скатывалась" на последнее место.
Иван Кузьмич оставил в рубке Анциферова, а сам спустился по отвесному трапу в сырой трюм.
Остановился он у желоба первой вахты. Перехватывая скользящую сверху выпотрошенную рыбу, капитан внимательно осматривал ее и отбрасывал засольщикам.
Спустя десять минут все, что делалось наверху, стало ясно. И все же Иван Кузьмич решил проверить свои наблюдения.
- Чей это разрез? - Он показал Терентьеву крупную треску.
- Быкова работа, - ответил засольщик и охотно пояснил: - Старик сперва прижмет рыбину к столешнице. Брюшко натянется. Острым ножом чуть провел - и порядок. Разрез как по ниточке. А вот работенка его напарника. Разрез волнистый. С краю ножа, можно считать, прорвана. Почему? Нож тупой. Вот и выработка у него новичковая. На две быковских рыбины он отвечает одной.
Иван Кузьмич вытер руки о висящую на гвозде мешковину и поднялся на палубу.
- Дай-ка нож, - подошел он к Марушко.
- Возьмите у Быкова,- ответил Марушко. - У него острее.
- Дай нож! - строго повторил капитан.
Он взял нож, провел пальцем по лезвию и сказал:
- Становись на рубку голов.
- Да я подточу сейчас нож... - начал было Марушко.
- Рубить будешь, - оборвал его капитан. - Баштан! Отдай ему головоруб. Становись шкерить.
На рубке голов за спину соседа не спрячешься. Стоило Марушко замешкаться, как Быков и Оська уже грохочут рукоятками ножей по столешницам, кричат:
- Рыбы! Рыбы!
Спустя два часа первая вахта поравнялась с третьей.
Под утро капитан остановил работы и отправил матросов отдыхать. Пускай люди выспятся, пока на палубе темно. Зато в светлое время все три вахты будут работать с полной нагрузкой.
РЫБА!
Иван Кузьмич появился в рубке задолго до рассвета. Людей следовало будить расчетливо. Нельзя было терять и пяти минут светлого времени. Но и для матроса, после изнурительной ночной вахты, дорога каждая минута отдыха.
Небо на востоке поблекло. Мелкие звезды тонули в нем, гасли. На горизонте еле приметно наметилась светлеющая полоса.
Пока матросы завтракали, забрезжил вялый полярный рассвет. Проваливаясь выше колен в рыбе и зябко поеживаясь со сна, пробирались рыбаки на свои рабочие места. На помощь к ним вышел третий штурман, два механика и свободные от вахты кочегары.
Даже в сером рассветном сумраке работа шла на редкость споро. Рыба за рыбой летели со столов в желоба, скользили в трюмы.
Над морем показался край темно-вишневого в сизой дымке солнца, когда Корней Савельич объявил:
- Стол командного состава опередил всех. - Он выждал, пока затих вызванный его словами гул на палубе, и добавил: - Делают на нем восемь с четвертью рыбин в минуту на шкерщика.
Командиры торжествовали недолго. Умелые, но не привыкшие подолгу стоять у рыбодела, они не выдержали взятого сгоряча темпа. Вперед вырвалась вторая вахта, правда, с более скромными результатами - около восьми рыбин в минуту. Но и этот успех оказался недолговечным. Все чаще за столом первой вахты слышалось боевое:
- Рыбы! Рыбы!
И грохот рукоятками ножей по столешнице.
Марушко рубил с окаменевшим от напряжения лицом. Капли пота сбегали по лбу и щекам, покачивались на подбородке и, падая на промерзшую, жесткую куртку, остывали на груди мутными льдинками.
Притих и Оська Баштан: не до болтовни. Быков стоял на широко расставленных ногах, прочно, с неподвижным скуластым лицом, похожий на высеченного из камня божка. Лишь руки его, большие, ловкие, выбрасывали через равные промежутки времени треску за треской.