Плагиатор

Голова Хартлента бессильно поникла.

- А что, собственно, вы должны были заподозрить? - осторожно спросил я.

- Звучавшая в мозгу музыка всё больше завладевала мною, пока не завладела окончательно, - проскрипел спившийся скрипач. - И при всём этом я не мог воспроизвести ни единого фрагмента. Мелодия ускользала от меня, звенела серебряными колокольчиками и рассыпалась вокруг, таяла в воздухе, а из-под смычка вырывалась настоящая какофония. И представьте, то же самое произошло на концерте! В сопровождении оркестра я играл Брамса, как вдруг совершенно неожиданно обнаружил сходство одного музыкального ряда с пассажем проклятого концерта... И произошло невероятное: я тут же перестроился и попробовал воспроизвести вставший в памяти в общем-то незамысловатый отрывок первой части. Как нетрудно догадаться, вместо Брамса получилось нечто среднее между скрипом телеги и звуком пилы, врезающейся в железо. Я растерялся, опустил скрипку и смычок и стоял на сцене как последний болван, публика удивлённо перешёптывалась. Я постарался взять себя в руки, извинился и попробовал сыграть неудачное место сначала, но всё повторилось. Я попробовал в третий раз, в четвёртый и в пятый - то же самое! Ситуация стала мало-помалу забавлять слушателей, поначалу растерявшихся. Чтобы спасти положение, я попробовал сыграть другую мелодию, не предусмотренную программой - и опять сбился! Публика уже открыто потешалась надо мной и в конце концов освистала. Это случилось впервые с тех пор, как я вышел на сцену. Впервые, молодой человек! Но к сожалению, не в последний раз.

Хартлент трясся от возбуждения, когда выкрикивал:

- Да, меня освистали! И продолжали освистывать, даже когда я выскочил на улицу и спасался сначала от разъярённой толпы, а затем от служащих театра! То же самое отныне повторялось всякий раз, когда я брал в руки скрипку: я не мог думать ни о чём, кроме гениального концерта Дормона, а сыграть его был бессилен.

- А вы не пробовали купить у господина Дормона партитуру?

Не переставая трястись, маэстро принялся хохотать. Хохотал он громко, заливисто и долго, так что в конце приступа веселья даже начал повизгивать и похрюкивать. Наконец с трудом выдавил:

- Ну конечно, молодой человек, я пробовал добыть ноты, да только всё без толку: я всё никак не мог застать Густава дома. Так длилось до тех пор, пока после очередной бесплодной попытки встретиться мне на глаза не попалась жившая по соседству с Дормонами старуха. Вот она-то и сообщила, что Густав скончался больше года назад! Оказывается, в течение одного дня умерла вся его семья: сначала жена с самым младшим сынком, затем остальные дети. Убитый горем Дормон сам похоронил их, а после заперся в доме и никому не открывал. Там его и нашли через пару месяцев, когда эпидемия пошла на спад. Вернее, нашли всё, что от него осталось и не успело сгнить. И ещё старуха сказала, что нашедших его людей внезапно объял такой ужас, что они выскочили из лачуги и бросились удирать без оглядки. Что стало с останками, куда они исчезли, ни она, ни кто-либо другой не знали. Так что в тот злополучный день я ни с кем не виделся. Просто не мог видеться...

- Позвольте! - возмутился я. - Разве не вы рассказали мне, что...

- Дьявол!!! Дьявола в человеческом облике повстречал я, молодой человек! - завопил Хартлент. В его склеротических глазках не было ничего, кроме безумия. - Без сомнения, враг рода человеческого долго оставался на том месте, где без исповеди, без покаяния умер проклятый ослушник Густав Дормон и где долгое время лежало его тело! Нечистый соблазнил меня своей дьявольской музыкой, в которой было всё и не было ничего одновременно! И я лишился всего! Сперва утратил возможность сыграть хоть самую простейшую пьеску. После пережитого краха и позора от меня ушла жена и забрала с собой всё своё состояние, а в довершение несчастий от меня отвернулись даже друзья! И теперь вы видите оболочку господина Хартлента, некогда великого скрипача, который расшибся в лепёшку и которого уже не вернуть к жизни!!!

Маэстро перевернулся на живот, уткнул лицо в ладони и зарыдал. Я же попятился, отвернулся и поспешно покинул берег пруда. У меня возникло ощущение, будто за мной крадётся мёртвый учитель музыки, сжимающий в руках папку с партитурой гениального концерта. Может быть он рассчитывает, что я куплю её?

- Молодой человек!

Я стал как вкопанный: дорогу преградил измождённый полуседой старик со скрипичным футляром в одной руке и с нотной папкой в другой. Господин Густав Дормон собственной персоной!..

- Я тут концерт сочинил в честь моей обожаемой жены. Не желаете послушать?

Нотная папка уже лежит в траве, скрипка прижата к подбородку, смычок плавно скользит по струнам. Воздух наполняется несказанно прекрасной музыкой. А я стою и не знаю, что предпринять. Помнится, в детстве я жутко завидовал умению своего учителя... Неужели призрак Густава Дормона начнёт соблазнять меня партитурой дьявольского концерта, который свёл с ума беднягу Хартлента?!

Скрестив пальцы рук, как учила меня в детстве няня, я стремглав побежал прочь. За мной гналась рождённая смычком искусителя музыка, прекраснее которой не было в мире. А может, и не будет.