Сизигия

4

Через пять дней я уже ковылял по дому без посторонней помощи. Столь быстрое улучшение наступило благодаря безжалостной терапии Джейн. Эта милая девушка обращалась ко мне не терпящим возражений тоном армейского сержанта и насильно поднимала с постели, не выказывая ни малейших признаков женской доброты. Мало того, она объявила, что завтра поведет меня на прогулку «подышать свежим воздухом».

Напрасно я протестовал против насилия над личностью, напрасно доказывал, что моим легким полезнее дым сигарет и что поэтическая бледность у меня не от потери крови, а от природы. Джейн ничего не желала слушать. Она заявила, что если я завтра не встану и не оденусь для прогулки, она прекращает службу, как это сделала старая Энни, и предоставляет меня своей участи.

За время моего заточения поступило несколько сообщений о новых беспорядках в поселке. Похоже, нас захлестывала волна преступлений. Несколько раз заглядывал Артур Дженкинс, причем раз от раза вид его становился все более озабоченным, а Перс Уолтерс рассказал о драке в «Клубе», которая, совсем как в старинных земных вестернах, началась с непонятно отчего разразившегося скандала в баре и вскоре распространилась на все заведение. Странно, но почему-то все описания этих инцидентов исходили только от свидетелей или жертв; агрессоры оказывались удивительно скрытными и не могли объяснить свои действия.

Один загадочный случай произошел в моем собственном доме. Не знаю, имел ли он отношение к остальным инцидентам, но вполне возможно, что имел.

На четвертый день ко мне зашел коммивояжер. Поначалу я подумал, что это еще один наблюдатель от правительства, — у риверсайдцев уже начал формироваться некий комплекс поднадзорности. Но он оказался представителем новой фирмы из Премьер-сити, которая изготовляла дезодоранты — освежители воздуха. Чтобы отравить атмосферу тошнотворно-приторным ароматом, достаточно только потянуть за ленточку на бутылке.

Поначалу коммивояжер не признался, чем занимается, а просто сел и стал принюхиваться. Поскольку он обладал крысиной мордочкой с острым носом, это выглядело естественно, и я тоже начал принюхиваться. Но тут он открыл чемодан и достал оттуда не опросник, как я ожидал, а бутылку с ленточкой. Он поставил ее на стол рядом со мной, дернул за ленточку и с облегченным видом перестал принюхиваться. Странно, что он вообще не задохнулся от поднявшейся вони.

После этого он предложил мне купить дюжину бутылок, а то и целую упаковку (двенадцать дюжин), по сниженной цене. Он объяснил, что одной бутылки хватит на три месяца и что средство «разгонит эти неприятные больничные запахи». Оно очень концентрированное, заверил он меня без всякой необходимости. Его в больших количествах использовали в «Клубе», а зайти ко мне ему посоветовала рыжеволосая юная леди, которую он встретил в баре.

Я немного рассердился и попытался встать.

Он пробормотал что-то о выгодах приобретения упаковки (как я подсчитал, запаса на тридцать шесть лет), затем умолк и вытаращил на меня глаза. Такой маленький человечек — я был выше на несколько дюймов. Вдруг ни с того ни с сего губы его задрожали, он побледнел, судорожно закрыл локтем лицо, как от удара, заскулил — тоненько и пронзительно, — быстро развернулся и, сжавшись, словно ожидал пули в спину, вылетел за дверь. Я услышал, как его ботинки простучали по дороге, и наступила тишина.

В растерянности я снова сел. На столе так и остался лежать раскрытый чемодан. Потом его отнесла коммивояжеру Джейн.

Итак, Джейн явилась после ленча в брюках, свитере и ботинках на толстой подошве — образцовая девушка, собравшаяся в поход. Я уже оделся, и мы отправились вниз по склону к мостику, соединяющему берега у начала Дельты.

Джейн все время улыбалась, поглядывая на меня; кажется, ее веселила моя хромота. Вскоре она взяла меня за руку и при этом назвала по-новому, впрочем, ничуть не краше прежнего — «дедушкой».

За те дни, что я выпал из обращения, приливы с отливами поменялись местами, поэтому мост, к счастью, находился над водой. Правда, его покрыл слой ила, а роща кинжальников неподалеку и вовсе пришла в жалкое состояние. Деревья стояли мокрые и грязные, а нижние ветки и шипы сплошь залепило илом. С деревьев гирляндами свисали водоросли и всякий плавучий мусор. Да и домики выглядели не лучше. Я подумал, что их не скоро удастся привести в жилой вид, когда кончатся приливы. Сначала они несколько недель будут сохнуть, потом их придется заново красить, что обойдется недешево, хотя нас и заверили, что правительство всем выплатит компенсацию.

Конечно, хотелось бы верить. Однако, подобно большинству правительств Галактики, наш Всеаркадийский Совет отнюдь не славился выполнением обещаний, данных в чрезвычайных обстоятельствах.

Перейдя мост, мы начали подниматься по тропинке, ведущей наверх и вправо — к дороге на Мыс. Я и не воображал, что смогу дойти до самого Мыса, как бы ни хотелось мне удостовериться, что без меня работа по подкормке рыб проходит гладко. Перс Уолтерс заменил меня и ежедневно докладывал, что все в порядке. Я надеялся, что он говорит правду. Перс хороший человек, и я чувствовал, что ради моего спокойствия он мог сказать все, что угодно.

После моста примерно четверть мили дорога шла лугом. В этих местах разбросано несколько домиков. Они принадлежат людям, которым хочется жить по другую сторону реки — подальше от сутолоки Риверсайда. Теперь домики опустели, а их владельцев, очень этим недовольных, заставили переехать на время в верхний поселок. Для беженцев благодарность вообще не характерна.

За лугом начинается лесистый район, доходящий до самого Мыса. Среди деревьев, похожих на араукарии, кое-где встречаются группы древних хвойных или еще более примитивные растения — липучки. Своими ветками, вернее, щупальцами, они ловят бабочек, «воздушных змеев» и других летающих и ползающих насекомых; известны случаи, когда они хватали мохнатиков. Джед Спарк рассказывал легенды о том, что они нападали на маленьких детей, но в этом я сомневаюсь. В мое время такого точно не случалось.

Подумав о мохнатиках, я вспомнил об Алане Фипсе и поинтересовался у Джейн, как продвигается ее роман.

— Он хочет, чтобы мы обручились, — ответила она. — Мы отмечали сегодня утром в «Клубе».

— Поздравляю.

— Преждевременно, дедушка. Я не дала согласия. Просто мы были в «Клубе», а этот повод не хуже других. Подходящее время, подходящее место и подходящий парень. Твои мысли текут прямолинейно, как вода по руслу… И такие же грязные, — добавила она безо всякой на то причины. — Отмечать можно и просто так.

— А-а. — Я немножко подумал. — Что ж, надеюсь, со временем вы будете очень счастливы, — добавил я официально.

— Ты потеряешь дочку. Тебя это не трогает?

— Я никогда не собирался изображать твоего папашу… Он, наверно, обещал подарить тебе шубку из мохнатиков.

— Собственно, я напросилась. Это предлог отложить помолвку. Чтобы подобрать одинаковые шкурки, уйдет уйма времени, и ему придется переловить целую кучу… — Джейн запнулась и с испугом взглянула на меня. — Ты бессовестный негодяй, Марк! — объявила она.

— Послушай теперь меня, Джейн, — серьезно начал я. — Мохнатики охраняются законом. Я подозреваю, что молодой Фипс ставит на них ловушки. Этак, глуша рыбу и ставя ловушки на зверей, он скоро уничтожит природу в округе. И если его поймает миссис Эрншоу…

Миссис Эрншоу является президентом Риверсайдскога Общества защиты наших бессловесных друзей. Сама она далеко не бессловесна, и ей удалось пробить многочисленные постановления в пользу Общества, а некоторых нарушителей Акта о защите и охране природы даже удалось засадить в тюрьму. Миссис Эрншоу не очень популярна. Тем не менее я согласен с ее принципами.

— Мохнатиков полным-полно, — мрачно пробормотала Джейн.

— Это сейчас. Ты когда-нибудь читала о том, что случилось на Земле? Столетия ничем не ограниченной охоты, ловушек, отравленных приманок; города, дороги и сельское хозяйство наступали на природу; никому не было дела до сокращения популяций многих животных, пока не оказалось поздно. Тогда стали убаюкивать совесть, создавая заповедники или пытаясь разводить тигров в зоопарке. Но в заповедниках ничего-не получалось с экологией, а тигры стеснялись размножаться в железобетонных загонах, на виду у публики и все вымерли. Сейчас на Земле сохранился только один вид диких животных.