Политик

Сокр. Мл. Кажется.

Ин. Но если во всяком искусстве познавательном мы согласимся различать сторону распорядительную и сторону судительную, то не можем ли сказать, что наше деление сообразно с предметом?

Сокр. Мл. По крайней мере, я так думаю.

Ин. А когда люди делают что-нибудь сообща, то им ведь приятно быть в согласии.

Сокр. Мл. Как неприятно!

Ин. Вот и мы доныне сходились; оставим же в покое мнения других.

Сокр. Мл. Пожалуй.

Ин. Хорошо; но которое из этих искусств надобно приписать мужу царственному: судительное ли, как бы какому созерцателю, или лучше – распорядительное, как властелину?

Сокр. Мл. Последнее, конечно, лучше.

Ин. Но посмотрим: искусство распорядительное, опять, не делится ли каким-нибудь образом? Мне представляется, что как искусство перекупщиков отличается от искусства оптовых продавцов[9], так и род царский отличен от рода глашатаев.

Сокр. Мл. Как это?

Ин. Перекупщики ведь те, которые, взяв чужие, прежде проданные им товары, продают их в другой раз.

Сокр. Мл. Вез сомнения.

Ин. Но и звание глашатаев, приняв распоряжения чужого ума, передает их опять другим.

Сокр. Мл. Весьма справедливо.

Ин. Так что ж? Искусство царское смешаем ли в одно с искусством истолковывать, приказывать, прорицать, обнародовать, и со многими другими, им сродными, которые все имеют предметом распорядительность? Или, хочешь, мы тому, что теперь сравнивали[10], подберем и имя, – тем более, что род самораспорядителей почти безыменен, – и таким образом установим деление, то есть, род царей отнесем к искусству сомораспорядительному, а все прочие оставим без внимания, – пусть, кому угодно, придумают для них другое имя? Ведь наше исследование имеет в виду правителя, а не то, что противоположно ему.

Сокр. Мл. Вез сомнения.

Ин. Но когда тот род надлежащим образом отличен от этих, когда свойственное ему отделено от чуждого; то не необходимо ли опять разделить его, если увидим, что он дает место какому-нибудь новому делению?

Сокр. Мл. Конечно.

Ин. И кажется, уже видим. Следуй же за мною и помогай делить.

Сокр. Мл. Как?

Ин. Представляя себе всех правителей, занятых распоряжениями, не заметим ли мы, что они распоряжаются для произведения чего-нибудь?

Сокр. Мл. Какне для чего-нибудь!

Ин. А все производимое вовсе не трудно разделить на два вида.

Сокр. Мл. Каким образом?

Ин. Из всех произведений, одни, вероятно, не одушевленные, а другие – одушевленные.

Сокр. Мл. Да.

Ин. Ну, вот так именно и разделим распорядительную сторону познавательного искусства, если хотим делить ее.

Сокр. Мл. Как, то есть?

Ин. Одни распоряжения относятся к произведению вещейне одушевленных, а другие – одушевленных. Таким образом, все и разделится на два вида.

Сокр. Мл. В самом деле.

Ин: Один из них оставим, а другой возьмем и, взявши, разделим весь надвое.

Сокр. Мл. Но который из них, говоришь, взять?

Ин. Непременно тот, который распоряжается существами живыми; ибо не дело царского знания, конечно, распоряжаться предметами не одушевленными, как домостроительному. Будучи гораздо благороднее, оно всегда простирает свою власть на существа живые и на то, что до них относится.

Сокр. Мл. Правда.

Ин. А на произведение и питание существ живых можно смотреть или как на однокормку (μονοτροφία), или как на попечение общее – о целых стадах.

Сокр. Мл. Правда.

Ин. Но мы не найдем примера, чтобы политик занимался однокормкою, будто волопас или конюх: он скорее походит на того, кто промышляет о табуне и стаде[11].

Сокр. Мл. Теперь твои слова для меня понятны.

Ин. А совместного питания многих живых существ не назвать ли нам стадопитанием, илиобщепитанием?

Сокр. Мл. В речи может иметь место то и другое слово.

Ин. Прекрасно, Сократ! Если ты не будешь слишком заботиться о словах, то под старость разбогатеешь мыслями[12]. Поступим же так, как теперь советуешь. Но не представишь ли себе, что иной искусство стадопитательное сочтет двойным, – и того, чего ныне мы ищем в двух частях, тогда заставит нас искать в половине?

Сокр. Мл. Поспешу представить. И мне кажется, что иное питание свойственно людям, а иное опять – животным.

Ин. Ты разделил, в самом деле, очень поспешно и храбро; но остережемся, сколько можно, чтоб этого-то с нами в другой раз уже не случилось.

Сокр. Мл. А что такое?

Ин. Малую часть, одну, при выделении, не должно противополагать большим и многим[13], без вида: часть пусть в. вместе имеет и вид. Весьма бы хорошо, без сомнения, вдруг выделить искомое из всего другого, если бы это могло быть сделано правильно, – как и ты сейчас поспешил словом, думая установить деление и видя, что речь клонилась к людям. Но нет, друг мой, дробить не безопасно; гораздо безопаснее идти серединой и резать пополам[14]; так-то скорее попадешь на идеи. От этого в подобных исследованиях все зависит.

Сокр. Мл. Как это разумеешь ты, иностранец?

Ин. Снисходя к твоим способностям, Сократ, попытаюсь говорить еще вразумительнее. Из того, что изложено, конечно, нельзя вполне объяснить настоящий предмет; для сообщения ему ясности, должно постараться подвинуть дело немного вперед.

Сокр. Мл. Скажи же, какую сейчас допустили мы ошибку в своем делении?

Ин. Точно такую, как если бы кто, пожелав разделитьрод человеческий надвое, разделил его подобно многим здешним делителям, которые, отособив эллинский народ от всех других, и всем другим, не смотря на их бесчисленность, несмешанность и разноязычие, дав одно название – варваров, думают, что в этом единстве названия состоит и единство рода. Или еще: если бы кто, вознамерившись разделить какое-нибудь число на два вида, взял бы из него мириаду и представлял ее как один вид, а остальное, означив особым именем, опять по причине сего самого имени, считал бы отличным от первого родом. Гораздо лучше, думаю, и сообразнее с делением на виды и надвое – делить число на чет и нечет, а человеческий род – на мужеский и женский пол. Отделяют же лидян, фригийцев, или другой народ от всех прочих скорее тогда, когда не умеют в каждомиз отделов найти вместе и род и часть[15].

Сокр. Мл. Весьма правильно. Но вот что, иностранец: каким образом яснее распознать, что род и часть – не одно и то же, а различны между собою?

Ин. О, лучший из мужей! Ты спрашиваешь, Сократ, не безделицу. Но мы и теперь уже уклонились от своего предмета дальше, чем нужно, а ты заставляешь меня уклониться от него еще более. Нет, пора возвратиться, к чему нужно. На твой вопрос, как на готовый след, нападем мы в другой раз, на досуге. Только смотри, отнюдь не думай, будто об этом ты слышал от меня, как о чем-нибудь ясно различенном.

Сокр. Мл. О чем?

Ин. О том, что вид и часть различны между собою.

Сокр. Мл. А что?

Ин. Если что-нибудь есть вид, то это непременно есть и часть того самого предмета, в отношении к которому называется видом; напротив, часть еще нет никакой необходимости разуметь как вид. Лучше это приписывай мне, Сократ, чем то.

Сокр. Мл. Так и будет.

Ин. Затем скажи-ка мне, откуда мы уклонились и пришли к настоящим мыслям. Конечно, оттуда, думаю, что на вопрос: как надобно разделить стадопитание? – ты слишком поспешно отвечал, что есть два рода живых существ: род человеческий и род всех прочих животных.

9

О значении словκάπηλοςиαὐτόπωλοςсм., между прочим,De Rep. II, р. 371 D sqq.;Gorg. 517 D; Sophist.p. 223 D sqq. Кроме того, полезно прочитать, что написал об этомBoissonad. ad Aristaeii. p. 740.

10

Прежде, то есть, искусство царское сравнивал он с искусствомτῶν αὐτοπωλῶν(оптовых продавцов), и потому выделяет теперь родτῶν αὐτεπιτακτων(самораспорядителей).

11

Здесь не худо заметить значение словἱπποφορβὸςиἰπποκόμος. Последним означается конюх, а первым табунщик. То же различие и между словамиβοηλάτηςиβουφορβός.Βοηλάτηςпасет тех только волов, которых погоняет; аβουφορβόςзанимается пасением целых стад.

12

Это очень тонкая насмешка над обычаем мегарцев уродовать философскую речь варварскою терминологией и хвастаться такими варваризмами, будто диковинками. «Хорошо, Сократ, что теперь, в молодости, ты не разборчив на слова, говорит иронически иностранец, ломай и накопляй их, сколько можно больше; а что здесь нет нисколько мыслей, о том не беспокойся: мысли придут, когда состаришься». Это место диалога приводится у Атенея (III, 21) и у Клим. Алекс. (Strom. I, р. 105, ed. Victor.).

13

Элеец полагает, что от понятия о роде не вдруг надобно переходить к какой-нибудь отдельной части или вещи, оставляя без внимания виды посредствующие. Или, чтобы сказать яснее, при делении, предписывает он соблюдать порядок развития содержащихся в роде Форм, никак не позволяя себе скачков на пути от высшего к низшему, или от низшего к высшему. Это правило элейца гораздо позднее вошло в логику под именем закона непрерывности (lex continuitatis), и обыкновенно полагается в основание классификации.

14

Резать пополам,διὰ μέσων δὲ ἀσφαλέστερον ἰέναι τέμνοντας. Этим указывается на провербиальное у греков выражениеτέμνειν μέσον, употребляемое корабельщиками, которые между скрывающимися по сторонам подводными камнями обыкновенно держат или режут середину, чтобы не наскочить на тот иди другой (Stephan., Thesaur. III, р. 1390 F. Protagor. р. 338 А).

15

Когда, то есть, кто-либо не умеет найти ничего такого, что в членах деления было бы и родом и вместе частью, или что, будучи частью рода, имело бы также вид,εῖδος; ибо может нечто быть частью, не будучи видом, тогда как ничто не может быть видом, не имея значения части. И так, философвелит тогда наконец вводить в дело часть, когда ничего уже нельзя найти, что, само будучи частью, имеет также вид. Вообще, надобно заметить, что с словомεἰδοςу него соединяется особенное некоторое значение. Как здесь, так и в других местах, под видами,τὰ εῖδη, разумеет он формы и части рода, исследуемые в таком порядке, чтобы при делении их не было никакого пропуска, и чтобы таким образом видна была связь их со всеобщим родом и отдельными его частями. Вне этой связи с родом и его частями, рассматриваемые сами по себе, виды будут относиться к роду уже как целому, и получат имя частей. Из этого видно, что Платон близко уже подошел к различию между родом и видом с одной стороны, и между целым и частью с другой (см. Системат. излож. логики; Карпова, § 101).