Победы, которые не умирают

В лагере их ожидали новости. Клисфен едва не плясал от радости, выкладывая Проклу внезапно возникшие планы.

– Это действительно сыновья Гиппия. Он хотел отослать их подальше от опасности – наверное, к своему брату Гегесистрату, тирану Сигея, или к дочери в Лампсак, – но в результате они оказались у нас в руках. Теперь Гиппий выполнит наши условия, ему некуда деваться. Отличная работа! Благодаря тебе, Прокл, у нас есть заложники, о каких можно только мечтать! Я уже послал гонца Гиппию, так что скоро мы окажемся в Афинах!

Прокл не стал задерживаться. Отец с сыном потащили носилки дальше, разыскивая лекаря. Дорифор почти лишился кисти, а Гектор явно сломал ему несколько рёбер.

Сдав незнакомца в надёжные руки – лекарь заверил, что он вряд ли помрёт в ближайшее время, раз ещё жив, – Прокл и Гектор медленно пошли к своей палатке.

– О чём ты думаешь? – Гектор оглянулся на палатку лекаря, словно боясь, что оттуда выскочит их пленник.

– Дети станут заложниками – ценой, которую Гиппий заплатит за сдачу Афин. Это шанс, который никто не упустит.

– Считаешь, он решит сдать Афины?

– Гиппий вряд ли пожертвует детьми ради Афин, которые, по сути, уже потерял. Его положение и без того безнадёжно.

– А что бы ты сделал?

– Я никогда не ставил власть превыше всего, тем более семьи. Мне трудно представить, что можно пожертвовать детьми ради чего-то столь мимолётного. Я уверен, что Гиппий достаточно любит сыновей, чтобы не потерять их. Скоро увидим!

Как и предсказал Прокл, Гиппий не выдержал и согласился покинуть Афины в обмен на жизни сыновей. К счастью для него, афинские законы против тирании, установленные в стародавние времена, были достаточно мягки: тирану грозило изгнание.

По заключённому со спартанцами договору ему дали пять дней, чтобы уехать, после чего сторонники Клисфена и спартанцы должны были занять город. Спартанцы огорчились, что не пришлось повоевать, но тут прибыл гонец из Спарты, сообщил, что в Мессении раскрыт заговор, и оба царя – Клеомен и Демарат – в полном согласии двинулись обратно, даже не успев насладиться плодами собственной победы. По крайней мере они выполнили волю богов, высказанную оракулом Дельф. Впрочем, Диадор, тоже находившийся в лагере своего кузена Клисфена, ехидно заметил Гектору:

– Боги и мятеж, конечно, вещи важные, но если цари не могут решить, кто главнее, то какая уж тут война.

– А почему в Спарте два царя? – Гектору давно хотелось это знать.

– Когда-то давно в разных государствах иногда было по несколько царей, которые представляли разные общины и роды. Только потом рано или поздно выдвигался кто-то один и свергал остальных, а в Спарте получилось по-другому: там так и остались две династии, берущие начало от первых царей. Одного звали, кстати, Прокл, а второй – Эврисфен, кажется. Они, значит, остались, а при Ликурге – их знаменитом законодателе – это было закреплено законом. Однако верховная власть принадлежит не царям, а пяти избираемым эфорам. Цари там скорее высшие военачальники.

– А что у них случилось, поссорились?

– Не знаю, просто ходят слухи. У них вообще проблемы в царском семействе. У Клеомена был брат Дорией, так и они не могли трон поделить. Клеомен старше, но Дориея это не остановило. В конце концов Дориею пришлось уехать из Спарты. Недавно он участвовал в войне Кротона и Сибариса и погиб. Теперь вот Клеомен с Демаратом не слишком ладят. Знаешь Исагора? Нет, вряд ли. Когда ты уехал из Афин, то был слишком молод. Он сын одного афинского аристократа Тисандра. Исагор всё это время жил в Афинах. Гиппий его не трогал. Теперь Исагор стал гостеприимцем9 Клеомена. Это неспроста. Зачем Исагору тесная дружба с Клеоменом? И зачем это царю Спарты? Похоже, во главе Афин спартанцы видят не Клисфена, а Исагора, и хотят наладить с ним отношения. В Спарте явно что-то происходит, но кто знает, что именно? Спартанцы – люди неразговорчивые.

Раненого, как вскоре оказалось, звали Тимен, и уже через три дня после того, как Гиппий оставил Афины, он был в состоянии выдержать допрос, хотя лекарь заверил, что долго он не протянет. Правую кисть пришлось отрезать, но рука воспалилась, потеря крови тоже давала себя знать, а лихорадка от внутренних повреждений держалась уже пару дней. Прокл настоял на допросе, и теперь в небольшой комнатке, где Тимена держали под стражей, набилось человек десять, включая Прокла, Гектора, трёх магистратов под руководством второго архонта-василевса10 несколько представителей Ареопага11.

Тимен, который даже не представлял, в чём дело, был удивлён таким вниманием и беспокойно заёрзал на постели, перебегая взглядом с одного человека на другого. Было видно, что любое движение даётся ему с трудом, и Гектор внезапно пожелал ему прожить подольше, чтобы не унести в могилу нужные сведения.

Заговорил Клисфен, взявший на себя роль защитника интересов Прокла.

– Против тебя, Тимен, выдвинуто обвинение присутствующим здесь Проклом. Во время последних Панафиней была убита жена Прокла София. Она была убита кинжалом, который сын Прокла Гектор видел в твоих руках – ты поднял его с земли после того, как ты и другие дорифоры убили одного из восставших. Ты помнишь тот день?

Тимен, который поначалу недоумённо нахмурился, начал бледнеть, хотя казалось, что это невозможно. Руки нервно мяли подстилку. Он кивнул и облизал губы.

– Ты убил Софию?

Тимен мог поклясться, что не совершал убийства, и тогда начался бы судебный процесс Прокла против Тимена, до которого Тимен вряд ли дожил бы. Гектор видел, что внутри Тимена идёт борьба, он принимает решение. Если он признается в убийстве, его может ждать смерть. Губы Тимена искривила усмешка – Гектор словно прочитал его мысль «я и так мёртв». Гектор вздрогнул и стряхнул наваждение. Тимен облизал сухие губы и прохрипел:

– У меня был приказ! Я должен был служить Гиппию!

– Он приказал убить Софию?

– Нет! Это была случайность! Она кинулась защищать её!

– Кого?

– Предательницу… Львицу…

Львица – такое прозвище было у Леены, сестры Гармодия и дальней кузины Софии. По слухам она была если не единственной, то одной из причин заговора против сыновей Писистрата. Неужели это с ней София вышла повидаться?

– Мы выследили её, Леену… и собирались арестовать, когда та женщина… – Прокла передёрнуло, – …подошла к ней. Она-то первая нас заметила и закричала. Ну, мы, конечно, бросились к ним. А его жена, – Тимен кивком указал на Прокла, – собиралась ей помочь. Она бросилась на меня, словно хотела силой остановить, но я… – Тимен перевёл дыхание и уставился в потолок. Потом заговорил снова:

– У меня в руках был кинжал, и когда она начала бороться, так получилось, что я ударил её… Мои товарищи убежали за Лееной и ничего не видели. Я тоже пошёл за ними…

– Скорее, побежал, – презрительно бросил Прокл. – Мы оказались на улице почти сразу, как услышали крик, но тебя там уже не было!

– А что мне было делать? Ваша жена сама виновата… – Тимен прищурился, когда к нему угрожающе шагнул Прокл, но не остановился: – Она хотела помочь мятежнице и поплатилась за это. Сейчас я для вас враг, но тогда я выполнял свой долг.

– У наёмников нет долга – одна выгода.

– Чтобы получить выгоду, надо выполнить свои обязанности. Это наш долг. Мы поймали Леену…

– И запытали до смерти, как и Аристогитона.

– А я при чём? Они устроили заговор и убили Гиппарха!

– Моя жена не участвовала в заговоре!

– Она хотела помочь мятежнице, – упрямо повторил Тимен.

Прокл с ненавистью смотрел на человека, которого с радостью уничтожил бы, но какой в этом смысл? Тимен был лишь орудием, ему не было дела ни до Софии, ни до её родных. Даже Леена значила для него не больше, чем полученная за её поимку награда. Какой смысл мстить? Он оглянулся на сына и с удивлением заметил, что тот смотрит на Тимена с тем же чувством, что и он сам: как на гада, который вызывает отвращение, которого можно раздавить без труда, уничтожить, но при этом его смерть не вызовет ни удовольствия, ни удовлетворения. Если раньше он и хотел, чтобы суд приговорил убийцу к смерти, то теперь ему даже этого было не нужно. Пусть подыхает сам! Прокл резко повернулся и покинул комнату.

9

В Древней Греции, где законы государства не распространялись на иностранцев, существовал институт гостеприимства, который давал возможность гражданину одного полиса пользоваться гостеприимством и покровительством гражданина другого полиса. Помимо отношений между отдельными лицами, институт гостеприимства использовался и более широко – в отношениях между родами или государствами.

10

Архонты – коллегия из девяти архонтов во главе с первым архонтом, один из органов высшей власти в Афинах, заменившей власть царя. Архонты избирались на год из среды аристократов, каждый обладал определённым кругом обязанностей. Дела об убийствах находились в ведении второго архонта-василевса.

11

Ареопаг – в то время высший судебный орган, состоявший из бывших архонтов. Занимался предумышленными убийствами.