Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 34

Клеант снова посмотрел на безымянную могилу – надгробия с именами полагались только погибшим на войне – и мысленно сказал «прощай» мужчине, который подарил ему жизнь, но не имел ни желания, ни возможности стать её частью. Затем он равнодушно повернулся и направился к дому. Его ждал месяц тренировок в Элиде, а затем – Олимпийские игры.

Элида была небольшим полисом, который относительно недавно из нескольких посёлков начал становиться городом. По прибытии Клеант вместе с сопровождавшим его тренером и одним из пяти эфоров – небывалая честь для юного атлета – отправился к гимнасию, возле которого располагались помещения, где ему предстояло прожить следующий месяц.

Гимнасий находился рядом с рыночной площадью на берегу реки Пеней, водами которой Геракл когда-то чистил конюшни Авгия. Атлеты прибывали сюда весь день, и к вечеру набралось уже десятков пять мужчин и юношей. Одним из последних прибыл юный атлет из Эгины. Помимо стоявшего рядом отца и тренера, его сопровождал Праксидам и какой-то юноша. Стоило Клеанту увидеть знакомую фигуру олимпийского чемпиона, как он замер на месте. Ему хотелось подойти к Праксидаму, но он не знал, узнает ли тот его, и захочет ли общаться с соперником своего кандидата.

Впрочем, стоял он недолго. Праксидам заметил смотрящего на него Клеанта и сделал шаг ему навстречу. Внешне мальчик изменился: он был теперь эфебом, а эфебам разрешалось отращивать волосы, носить красивую одежду и украшать оружие. Но взгляд его остался прежним: пытливым, оценивающим, пронзительным.

– Приветствую тебя, Клеант, – Праксидам искренне улыбался старому знакомцу.

Клеант также поздоровался, стараясь сдерживать радость, которая непроизвольно прорывалась в улыбке, резких, неловких движениях и в том, что впервые за много времени он не мог подобрать слов для беседы.

– Как ты жил всё это время? – казалось, Праксидам не замечал неловкости. – Присоединяйся к нам. Это Ксенокл, один из наших борцов. У нас на Эгине вообще хорошая борцовская школа. А ты какой спорт предпочитаешь?

– Бег. Но в борьбе я тоже участвую.

– И в кулачном бою? – вмешался Ксенокл.

– Нет, – с достоинством ответил Клеант. – В кулачном бою спартанцы не участвуют.

– Почему?

– Потому что схватка заканчивается только тогда, когда один из атлетов признаёт своё поражение, а мы не имеем на это права. Это против наших законов.

– Законов? У вас есть законы, которые касаются спорта?

– Не спорта. Закон запрещает нам сдаваться в принципе, а в спорте ли в бою – неважно. Нас учат бороться до конца, а не искать способ спастись. Мы должны победить или погибнуть, – Клеант, не задумываясь, повторил слова своих преподавателей, и сам удивился, насколько хорошо врезались они не только в память, но в саму его сущность.

– Но ведь если ты проиграешь в беге или борьбе, то ты всё равно проиграешь, так какая разница? – гнул своё Ксенокл.

Клеант мог понять недоумение Ксенокла. Результат ведь один – поражение. Поэтому, кстати, спартанцы нечасто ездили теперь на игры. Прошли те времена, когда их победы были подавляющими, а испытывать горечь поражения никто не любил.

– Разница в том, что мне не придётся признавать себя побеждённым.

– Конечно, ведь за тебя это сделают судьи. В чём разница? Только в формальностях?





– Это формальности для тебя, Ксенокл, поскольку ты воспитан по-другому, – Праксидам внимательно посмотрел на Клеанта. – Но спартанцы, насколько я знаю, не отделяют спорт от военных сражений и считают, что человек, привыкший избегать борьбы до последнего вздоха на площадке гимнасия, поступит так и на поле боя. Признать поражение, чтобы закончить схватку, неприемлемо. Верно, Клеант?

– Да. Если в борьбе прижать противника к земле трижды, то ты победил, и все живы, а в кулачном бою, где такого правила нет, я бился бы до смерти – своей или соперника. Стал бы ты участвовать в играх, если бы знал, что твой соперник-спартанец убьёт тебя или умрёт сам? – Клеант не любил долго говорить, но он хотел объяснить это не столько этому мальчишке, сколько Праксидаму.

Ксенокл наморщил лоб и промолчал.

– Я стал бы, если бы ставка была высока, – обронил другой юноша. Он был ровесником Клеанта, чуть ниже его, с короткими жёсткими выгоревшими на солнце волосами, обветренной кожей и шелушащимся носом. До сих пор он помалкивал.

– Самые высокие ставки делают те, кто в играх не участвуют, – усмехнулся Клеант. – А какую ставку ты имеешь в виду?

– Возможность быть одним из лучших, одним из эллинов.

– А ты разве не эллин?

– Конечно, эллин, но я издалека. Мой полис тут никто не знает, и многие думают, будто там одни варвары живут.

– Это Леандр из Каркинитиды в Таврии. Боюсь, что в желании стать эллином он скоро забудет родной город, – чуть насмешливо произнёс Праксидам, но Леандр не обиделся. Клеанту показалось, что подобные разговоры они вели уже не раз.

– Я не забуду город, где живёт мой отец. Если понадобиться, я ради него умру, но это лишь один маленький город, а тут – целый мир, – горячо возразил Леандр. – Отец всегда мне внушал, что я должен стать его частью, и я поклялся ему, что так будет, – Леандр говорил взволнованно, и Клеант с любопытством смотрел на него. В Спарте подобные речи не услышишь, потому что важнее Спарты для спартанца нет ничего.

– Знаешь, Леандр, куда бы я ни ехал, я помню, что дом мой на Эгине, и я знаю, что вернусь туда, – Праксидам нахмурился, но потом улыбнулся: – Однако, в твоём возрасте я тоже хотел стать героем Эллады, хотел поездить всюду, меня, как Одиссея, немало помотало по свету, о чём я не жалею. Благодаря этому я победил, благодаря той победе я познакомился со многими людьми, вот с тобой и Клеантом, например.

Вечером после прогулки Праксидам угостил юношей эгинским вином и спросил Клеанта, кто приехал с ним. Клеант огляделся, разыскивая тренера и эфора, но его спутники проводили время за пределами гимнасия, обсуждая дела, касавшиеся отношений Элиды и Спарты.

Клеант рассказывал Праксидаму, как прошли эти четыре года, слушал рассказ Леандра о походе скифов против Дария. Праксидам упомянул и о том, что Гектор с отцом вынуждены были уехать из родного города и сейчас жили возле Афин, в местечке под названием Лепсидрий, где один знатный афинский род – Алкмеониды – копил силы для борьбы с тираном Гиппием. Эти имена мало что говорили Клеанту, но слушал он внимательно, задавая вопросы. Обычно он не был столь разговорчив, но сегодня чувствовал себя как пьяный или пленный, ненадолго вырвавшийся на свободу. Клеант неохотно ушёл спать и долго возился на козлиной шкуре, расстеленной прямо на земле.

Весь следующий день шли испытания, сначала в беге, потом в борьбе и других видах спорта. К вечеру Клеант был так измотан, что заснул, едва прикоснувшись к постели. Но он прошёл!

С этой мыслью он и проснулся на следующее утро, слушая звуки пробуждавшегося города. Он достоин участия в Олимпийских играх! Клеант вспомнил, как поздравил его Праксидам, обняв за плечи и от всей души пожелав успеха на играх. Тренер и эфор сказали, что удовлетворены его подготовкой, и снова ушли обсуждать какие-то дела.

Сегодня предстоял поход к местной агоре. Атлетов и их сопровождающих повели от гимнасия на север. Миновав по дороге могилу, которая, как сообщил с гордостью один из судей, принадлежала Ахиллу, они вышли к памятнику Оксилу, основателю города. Всех провели в южную часть агоры, где находились жертвенники в честь Зевса. Здесь участники поклялись, что провели десять месяцев, готовясь к играм. После этого отцы, тренеры и другие представители спортсменов выступили вперёд, подтвердив эти клятвы и поклявшись не нарушать законов. С этого дня для атлетов начинался месяц суровых тренировок под присмотром бдительных стражей, которым впоследствии предстояло решить, кто будет участвовать в олимпийских соревнованиях, а кто этого недостоин.

Наутро Праксидам с Леандром уезжали из Элиды – у Праксидама были дела на Эгине, после чего он собирался в Аттику. Клеант даже себе не хотел признаться, что разочарован отъездом старика. Праксидам долго о чём-то говорил с Ксеноклом. Клеант ничего не слышал, хотя не сводил с них глаз, забыв попрощаться со своими сопровождающими. Но они его не забыли: эфор по имени Этеолк подошёл к своему подопечному и выразил уверенность, что Спарта не зря потратила время на его подготовку и поездку сюда.